Страна чудес без тормозов и Конец Света - Мураками Харуки - Страница 10

• Предыдущая
• 10/104
• Следующая

Как организована Фабрика, я не знаю. Говорят, в свое время она появилась на свет как малая венчурная компания, но сразу же начала разрастаться. Некоторые называют кракеров «инфо-мафией»; а поскольку они действительно пустили корни в самых разных кругах подпольного бизнеса, это прозвище, скорее всего, справедливо. Отличие от настоящей мафии у них только одно: они занимаются исключительно информацией. Информация чиста и приносит деньги. Взял на мушку компьютер пожирней, выпотрошил ему память, загреб добычу — и поминай как звали.

Поглощая чашку за чашкой кофе из термоса, я продолжал работать. Час стирки, полчаса отдыха — таков обязательный режим. Если его не соблюдать, граница между половинками мозга размоется, и цифры при конвертации начнут «плясать».

В получасовых перерывах я болтал со стариком. Неважно о чем — лишь бы трепаться о чем-нибудь. Активная болтовня — лучший способ дать мозгам отдохнуть как следует.

— И что же значат эти цифры в моей голове? — спросил я его в один из таких перерывов.

— Результаты экспериментов, — ответил старик. — Все, чего я добился за последний год. Голограммы черепов и ротовых полостей сотен разных животных, а также трехфакторный анализ звуковых волн, которые они производят. Как я уже говорил, понадобилось тридцать лет, чтобы я научился считывать голос каждого отдельного черепа. И теперь, если я успешно закончу эти расчеты, то смогу эти звуки извлечь. И не методом тыка, а научным путем.

— И контролировать их искусственно?

— Вот именно, — кивнул он.

— Но к чему это приведет — умение их контролировать?

Старик облизал верхнюю губу и очень долго не отвечал ни слова.

— Ко многому, — сказал он добрую минуту спустя. — К чему только это ни приведет! Кое-чего я не могу тебе объяснить, но поверь мне — это приведет к переменам, какие ты и представить не в состоянии.

— Например, можно будет отключать звук?

Старик от души расхохотался. Уох-хо-хо.

— Да, в частности, и это... Настроившись на волну, которую издает человеческий череп, можно ослаблять или усиливать звуки, которые слышит этот человек. Поскольку у каждого черепа характеристики индивидуальные, полностью выключить звук для всех сразу нельзя, но можно очень сильно его убавить. Если же говорить совсем просто, навстречу одной звуковой волне мы посылаем другую и заставляем их резонировать. Из тех преимуществ, которые это нам дарит, отключения звука — штука самая безобидная...

Безобидная? Если этосчитать безобидным — представляю, каковы прочие «преимущества»! Я вообразил мир, в котором люди отключают или усиливают звуки как им вздумается, и мне стало не по себе.

— Звуки можно отключать в обоих направлениях, — продолжал старик. — Как входящие, так и исходящие. Там, у водопада, я отключил от нашего с тобой восприятия шум воды. Но точно так же можно отключить звук на выходе — скажем, чей-нибудь голос. Человеческий голос всегда индивидуален, поэтому его можно выключить полностью, на сто процентов.

— И вы собираетесь рассказать об этом миру?

— Еще чего! — Старик замахал на меня руками. — Делиться с миром своими игрушками? Не-ет, уж лучше я сам, в одиночку поразвлекаюсь... Уох-хо-хо!

Тут уж рассмеялся и я.

— Результаты исследований я опубликую только для узкого круга технических специалистов, — уже серьезно продолжал он. — В наши дни на академическом уровне акустикой не интересуется никто. У этих ослов со степенями не хватит знаний даже для того, чтобы дочитать мою теорию до конца. Неудивительно, что у Большой Науки я всегда был бельмом на глазу...

— Не знаю, как ученые, но кракеры — далеко не ослы. А по части расшифровки чужой информации так просто гении. Высосут из компьютера все ваши результаты — и ищи ветра в поле!

— Этого я и сам опасаюсь. Поэтому ни описания процессов, ни результаты экспериментов я нигде размещать не буду. Ну уж нет! Я спрячу их так, что в компьютерную сеть они не попадут. А опубликую только описание теории в общем виде. Пускай расшифровывают на здоровье. В этом случае, конечно, ни один ученый не примет меня всерьез — ну и дьявол с ними! Достаточно и того, что мои идеи подтвердят и признают лет через сто.

— Хм-м... — только и промычал я.

— Вот почему так важно, чтобы ты выполнил и стирку, и шаффлинг.

Я кивнул:

— Вопросов нет.

Еще час я просидел над цифрами, буквально не разгибаясь. Наступил очередной перерыв.

— Один вопрос, — сказал я.

— Какой? — спросил старик.

— Насчет девушки, которая меня у входа встречала. Такая пухленькая, в розовом костюме...

— А! Это моя внучка, — сказал старик. — Очень смышленое дитя. Такая юная, а уже помогает мне чем только может.

— Вот я и хотел спросить: она что, от рождения такая безголосая, или...

— О, черт! — старик с силой хлопнул себя по колену. — Совсем забыл! Я ставил с ней опыт, обеззвучивал, а обратно звук не включил. Ай-я-яй. Бедный ребенок! Сейчас же включу ее обратно.

— Хорошее дело, — одобрил я.

Центр Города — полукруглая площадь к северу от Старого Моста. Второй полукруг располагается на южном берегу реки. Две половинки так и называются — Северная и Южная площади, и хотя геометрически они образуют единое целое, на вид отличаются друг от друга как небо и земля. Северная площадь тонет в тяжелом, мистическом безмолвии, затекающем сюда с окружающих улиц. А на Южном всегда как будто чего-то недостает. Домов здесь меньше, чем на северном берегу, а за клумбами и оградами, похоже, давно никто не ухаживает.

В центре Северной площади высится Часовая башня. Вернее — нечто напоминающее часовую башню. Ибо стрелки огромных часов мертвы, и башня давно уже не играет той роли, ради которой ее строили.

У башни — четыре стороны — снизу пошире, сверху поуже, — и обращены они строго по сторонам света. Наверху — четыре гигантских циферблата, стрелки которых застыли на 10:25. Глядя на узкие окошки под циферблатами, невольно думаешь, что внутри башня полая и по какой-нибудь лесенке можно взобраться наверх; однако у подножия никакого входа не видно. Башня так высока, что время на часах можно увидеть, лишь перейдя по Старому Мосту и посмотрев на нее с южного берега.

От Северной Площади веером расходятся улицы. Все дома из камня или кирпича, безликие — ни вывесок, ни украшений; все двери заперты, никто не входит и не выходит. На какое здание ни посмотри — непонятно, то ли это почтамт, оставшийся без корреспонденции, то ли горняцкая артель, уволившая своих рабочих, то ли похоронная контора, закопавшая последних клиентов. И все же здания вовсе не кажутся заброшенными. Когда я брожу по улочкам, так и чудится, будто там, внутри, неизвестные люди, затаив дыхание, продолжают неведомую работу.

На одной из таких сонных улочек и расположена библиотека. Обычная каменная постройка, как и все окружающие. Ни таблички, ни других признаков библиотеки. Потемневшие от времени стены, узенький козырек над входом, железные решетки на окнах, массивная дубовая дверь. Скажи кто-нибудь, что здесь хранят зерно, я б и не подумал сомневаться. И если б не карта, которую нарисовал мне Страж, боюсь, я искал бы эту библиотеку до конца света.

— Обживись, пообвыкни, а потом отправляйся в библиотеку, — говорит мне Страж в первый день моего появления в Городе. — Там дежурит женщина. Скажешь ей, что тебя прислали читать старые сны. Она расскажет, что делать дальше.

— Старые сны? — машинально переспрашиваю я. — Как это понять — старые сны?

Разговаривая со мной, Страж строгает ножом какие-то колышки. Услышав мой вопрос, откладывает нож, сметает ладонью со стола стружку и выбрасывает ее в мусор.

— Старые сны — это старые сны. Там, в библиотеке, их столько — жизни не хватит перечитать. Выбирай, какие хочешь, и смотри один за другим.

• Предыдущая
• 10/104
• Следующая