Слушай песню ветра - Мураками Харуки - Страница 9

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая

— Ага.

— Если б у меня время было, я бы с утра до вечера смотрела. Все подряд. Вот, скажем, вчера показывали диспут между биологом и химиком. Не видел?

— Нет.

Она отпила вина и покачала головой, как бы вспоминая.

— Там было про Пастера. Он обладал силой научной интуиции.

— Силой Научной Интуиции?

— Ну, короче… Обычно ученые рассуждают так: A равно B, а B равно C — значит, A равно C. Что и требовалось доказать. Правильно? Я кивнул.

— А Пастер был не такой. У него в голове только и было, что A равно C. Безо всяких доказательств. Его правоту доказала история. Он за свою жизнь сделал несчетное множество ценнейших открытий.

— Ну да, прививки от оспы…

Она поставила стакан на стол и посмотрела на меня с негодованием.

— Прививки от оспы — это Дженнер! Как ты в университет-то поступил?

— А, вспомнил: антитела! И низкотемпературная стерилизация.

— Правильно.

Она рассмеялась с каким-то торжеством, не показывая зубов. Допила вино и налила себе еще.

— В диспуте эту способность называли научной интуицией. У тебя такая есть?

— Практически нет.

— А если бы была?

— Ну, наверное, пригодилась бы для чего-нибудь. Например, когда с девчонкой спишь, могла бы понадобиться.

Она засмеялась и ушла на кухню, вернувшись оттуда с кастрюлей тушенки, миской салата и нарезанной булкой. Из широко раскрытого окна повеяло, наконец, прохладой. Мы принялись не спеша ужинать под пластинку. Она задавала вопросы — в основном про университет и про жизнь в Токио. Разговор был не самый содержательный. Про эксперименты на кошках («Мы их не убиваем, ты что! Это психологические опыты!», — врал я, за два месяца умертвивший тридцать шесть кошек и котят), про демонстрации и забастовки… Был показан зуб, сломанный полицейским.

— А отомстить ему ты не хочешь? — спросила она.

— Вот еще…

— А почему? Я на твоем месте отыскала бы его и все зубы повыбивала молотком.

— Во-первых, я — это я. Во-вторых, все уже закончено. А в третьих, у них там все рожи одинаковые — как я его найду?

— Выходит, и смысла нет?

— Какого смысла?

— Что тебе зуб выбили?

— Выходит, что нет.

Она издала стон разочарования и отправила в рот кусок тушенки.

После кофе мы помыли с ней посуду на тесной кухне, вернулись к столу и закурили под Манхэттэнский Джазовый Квинтет.

На ней были просторные шорты и рубашка из тонкой ткани, сквозь которую отчетливо проглядывали соски. Вдобавок наши ноги несколько раз сталкивались под столом — каждый раз я понемногу краснел.

— Как ужин? Понравился?

— Очень.

Она слегка закусила нижнюю губу.

— Почему ты сам ничего не говоришь, пока тебя не спросят?

— Да как-то… Привычка… Вечно забываю сказать самое важное.

— Можно дать тебе совет?

— Давай.

— Избавляться надо от такой привычки. Она может тебе дорого стоить.

— Да, наверное. Но это как машина со свалки: что-нибудь одно выправишь, сразу другое в глаза кидается.

Она рассмеялась и поставила другую пластинку — теперь запел Марвин Гэй. Стрелки часов подходили к восьми.

— А ботинки что — сегодня можно не чистить?

— Перед сном почищу. Вместе с зубами.

Продолжая разговаривать, она поставила на стол худенькие локти, поудобнее положила на руки подбородок и уставилась на меня. Это нервировало. Чтобы отвести глаза, я закуривал, несколько раз с фальшивым интересом устремлял взгляд в окно — но, наверное, становился от этого только смешнее.

— Вот теперь можно и поверить, — сказала она.

— Во что?

— В то, что ты тогда ничего со мной не делал.

— Почему ты так думаешь?

— Рассказать?

— Не надо.

— Так и знала. — Она усмехнулась, налила мне вина и вдруг посмотрела в темноту за окном, как будто что-то вспомнив. — Я иногда вот о чем думаю: хорошо было бы жить, никому не мешая! Как по-твоему, это возможно?

— Даже не знаю…

— Ну вот скажи: я тебе не мешаю?

— Абсолютно.

— Я имею в виду: сейчас.

— Ну да, сейчас.

Она тихонько протянула руку через стол, взяла мою и, подержав ее некоторое время, отпустила.

— Завтра уезжаю.

— Куда?

— Еще не решила. Хочу куда-нибудь, где тихо и прохладно. На недельку.

Я кивнул.

— Как вернусь, позвоню.

Ведя машину домой, я вдруг вспомнил свое первое свидание с девчонкой. Это было семь лет назад. От начала свидания и до его конца я как будто задавал ей один и тот же вопрос: «Тебе не скучно?».

Мы смотрели с ней кино с Элвисом Пресли в главной роли. Там была песня с такими словами:

Мы были в ссоре, И я послал письмо. Просил прощенья, Но не дошло оно.

Пришло обратно, Пришло назад. Неточен адрес, Неверен адресат…

Время течет слишком быстро.

Третья девчонка, с которой я спал, называла мой пенис «raison d'etre». «Оправдание бытия».

Когда-то я подумывал написать небольшое эссе про человеческие raison d'etre. Написать не написал, но в процессе обдумывания завел себе замечательную привычку — все на свете переводить в численный эквивалент. Эта привычка не отпускала меня месяцев восемь. Когда я ехал в электричке, то пересчитывал пассажиров. Когда шел по лестнице — считал ступеньки. А когда совсем нечем было заняться, измерял себе пульс. Согласно записям, за это время, а именно с пятнадцатого августа 1969 года по третье апреля следующего, я посетил 358 лекций, совершил 54 половых акта и выкурил 6921 сигарету. Я всерьез полагал тогда, что подобные численные эквиваленты о чем-то поведают людям. А коль скоро существует это «что-то», о чем они поведают, то со всей очевидностью существую и я! Оказалось однако, что в действительности людям нет никакого дела до числа сигарет, которые я выкурил, или количества ступенек, на которые я поднялся. Им нет дела даже до размеров моего пениса. Так я потерял из виду свои raison d'etre и остался один-одинешенек.

Узнав о ее смерти, я выкурил 6922-ю сигарету.

В этот вечер Крыса не выпил ни капли пива, что было тревожным знаком. Вместо пива он заглотнул в один присест пять порций виски со льдом.

Мы убивали время за игрой в пинбол9, который примостился в полутемном дальнем углу. За известное количество мелочи эта хреновина предоставляет вам известное количество убитого времени. Крыса, однако, ко всему относился серьезно. Так что две мои победы в шести играх были едва ли не чудом.

— Эй, чего с тобой случилось-то?

— Ничего, — отвечал Крыса.

Вернувшись к стойке, мы выпили — я пива, он виски. Затем принялись слушать одну за другой пластинки из музыкального автомата, все подряд — молча, не обмениваясь ни словом. «Everyday people», «Woodstock», «Spirit in the sky», «Hey there, lonely girl»…

— У меня к тебе просьба, — сказал Крыса.

— Какая?

— Да встретиться кое с кем…

— С женщиной?

Чуть помявшись, он кивнул.

— А почему просьба ко мне?

— Кого же мне еще просить? — сказал Крыса скороговоркой и отхлебнул от шестой порции. — Костюм и галстук у тебя есть?

— Есть. Только…

— Тогда завтра в два. Слушай, а бабы, они вообще что едят?

— Подметки от ботинок.

— Да ну тебя…

Любимым лакомством Крысы были свежеиспеченные оладьи. Он накладывал их сразу по нескольку в глубокую тарелку, разрезал ножом на четыре части и выливал сверху бутылку кока-колы.

Когда я впервые попал к Крысе домой, он как раз поглощал это неаппетитное блюдо за столом, выставленным на воздух, под ласковые лучи майского солнца.

— Такая жратва хороша тем, — объяснил он мне, — что объединяет свойства еды и питья.

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая