Библиотека приключений в пяти томах. Том 2 - Железников Николай Николаевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/71
- Следующая
Мокроус встал со скамейки и спросил у механика:
— Станция, что ли?
— Да. Станция Завал, последняя перед Бек-Ниязом, — ответил механик, переводя регулятор вправо.
Паровоз замедлил свой бег и вскоре остановился.
— Эй, Завал! — крикнул Мокроус, высунувшись в окно. — Дежурный!
— Ну, чего орешь? — ответил кто-то, казалось, прямо из-под колес паровоза. — Истребительный, что ли? Мокроуса?
— Самый и есть. Пробовал Бек-Нияз вызывать?
— Пробовали по-всякому. И аппаратом и фонопором. Молчат!
— А что, — дрогнул голосом Мокроус, — тихо в тон стороне? Выстрелов не слышно?
— Ничего! Тихо, как в могиле.
— Дежурные по вагонам, слушай! — крикнул зычно комвзвода. — Огни погасить, не курить, людям лечь на пол! Пулеметы в двери: один с правой, другой с левой стороны. Ленты продернуть, номерам не спать! В случае чего, не дожидаясь моего приказа, открывать огонь! Прицел по вспышкам! — И, повернувшись к механику, добавил тоном ниже: — Трогай, браток. Лобовые фонари погаси. Иди тихим ходом, не нарваться бы нам на что-нибудь!
Когда поезд снова тронулся и пошел тихо, ощупью, темный, без единого огонька, освещаемый лишь заревом топки, Мокроус высунулся в окно и больше уже не покидал его.
Луна закатилась. Пустыня почернела. Только вблизи, около передних колес паровоза, видны были синие блестящие полосы рельсов.
— Глянь-ка! — вдруг прошептал кочегар, стоявший у противоположного окна.
Мокроус перебежал к нему и высунулся, перевесившись по пояс. На него в упор уставился одинокий, налитый кровью глаз семафора. Чуть ближе мутно коптели стрелочные фонари.
“Эх, они, может быть, порубанные лежат, а огни, зажженные ими, еще светят, еще сигнализируют!” — подумал Мокроус.
Поезд бесшумно остановился. Мокроус первым спрыгнул на мягкий, еще теплый песок и, повернувшись к вагонам, скомандовал вполголоса:
— Старшина, давай дозор!
Из раскрытой пасти вагона, звякая противогазами, соскочили на песок один за другим пятеро красноармейцев и подошли к командиру.
— Двигаться вдоль полотна, друг от друга на тихий окрик. Смотреть и слушать во все стороны! Шпарьте!
И вдруг все ясно услышали характерное вздрагивающее пение рельсов. Кто-то мчался со стороны Бек-Нияза прямо на истребительный поезд Мокроуса.
Отбитый налет
Размахивая горящим факелом, спрыгнул на песок механик и встал перед паровозом.
— Ты что, с ума сошел, браток? — подбежал к нему Мокроус. — Хочешь, чтобы обстреляли нас?
— А ты хочешь, чтобы столкновение произошло? — ответил механик, втыкая факел в землю между шпалами. — Так издали, со станции, огня не видно будет. А тот, кто едет к нам навстречу, увидит.
Рокот колес, звон рельсов все громче и громче. И вдруг стихло.
— Кто едет? — спросил Мокроус тьму.
— Свои! — ответил звонкий юношеский голос. — Телеграфист станции Бек-Нияз.
— Один?
— Один.
— Подходи ближе, руки держи поднятыми.
Из тьмы к факелу подошел человек в белой шляпе-осетинке, с поднятыми руками.
— Опусти руки! Подходи ближе! — командовал Мокроус. — Куда едешь? На чем?
— На дрезине. На станцию Завал. Скоро сорок третий должен пройти. Так вот, предупредить. Ведь шпалы-то в труху обработаны.
— А на станции большие разрушения? — спросил Мокроус.
— Порядком! Все дерево сгрызли.
— Да ты что, браток, с ума сошел? — воскликнул Мокроус. — Как это сгрызли? Ну, а вагон с огнестрельными припасами и динамитом не тронули?
— Ясно, не тронули! Да и зачем им, термитам, динамит? — удивился, в свою очередь, Володя.
— Какие термиты? А басмачи где?
— Да мы о басмачах и не слышали. А вы, собственно, кто такие?
— Истребительный поезд Мокроуса.
— Истре-би-тель-ный поезд? — ахнул Володя. — Да кого же вы истреблять собираетесь?
— Да ты что, браток, дурака-то валяешь? — рассердился Мокроус. — Кто от вас, с Бек-Нияза, посылал телеграмму, что станция подверглась нападению?
— Я посылал! Только на станцию напали не басмачи, а термиты. Я не докончил передачу. Столбы рухнули. После этого мы пытались как-нибудь включиться в провод, но к какому столбу ни подходили, все трещат и валятся. Только время даром потеряли. Тогда я взял дрезину и поехал на Завал. Вот и все!
— Вот ерунда-то получилась! — рассмеялся раздраженно Мокроус. — А я-то думал на Муллу-Иссу поохотиться. Значит, приходится возвращаться не солоно хлебавши.
Мокроус посмотрел с сожалением на красный огонек бек-ниязовского семафора и вздрогнул. Со стороны станции упруго рванул винтовочный выстрел, другой, третий. Затем рассыпался угрюмо ответный залп.
— Что это? — спросил тревожно Мокроус. — Это уже не термиты. Нет! Это на басмачей похоже!
Во тьме опять заухали выстрелы. Теперь стреляли беглым огнем.
— А-а! — крикнул Володя, силясь что-то понять и уяснить. — Это басмачи! Товарищ командир, бежим на подмогу, не то наши в ящик сыграют!
— Взвод, в цепь! — скомандовал Мокроус.
Через четверть часа цепь, утопая по щиколотку в зыбком песке, подходила к станции, все еще гремевшей выстрелами. Двигаться было трудно. Пулеметы пришлось нести на руках.
Володя бежал рядом с Мокроусом перед цепью. Володя спешил. Он ждал ежесекундно грохота взрыва со стороны станции. Ведь достаточно одной пуле попасть в белый изотермический вагон — и катастрофа неизбежна.
Когда цепь добежала до водокачки, пули защелкали по песку и рельсам. Здесь Мокроус остановил взвод. Красноармейцы стягивались под защитой кирпичных стен водокачки. И когда собрались в кулак, Мокроус крикнул, взмахнув наганом:
— Ура-а!
Тотчас же, остервенев, прыгая по песку, затарахтел пулемет. Наводчик на глаз, по вспышкам вражеских выстрелов, определил дистанцию. Вслед за ним заработал и второй “максим”. А первый перенес огонь за станцию, отрезая басмачам отступление.
Выстрелы на станции смолкли.
Конец Муллы-Иссы
После тяжелого, опасного и победного боя попить чайку — наслаждение! Мокроус, окутанный золотистым чайным парком, блаженствовал. С бритого сизого его черепа пот катился крупными каплями, лежавшее на коленях полотенце хоть выжимай. За столом сидело все поголовно население Бек-Нияза. Все внимательно и с любопытством слушали Володю.
— Термитов неправильно называют белыми муравьями. Скорее это белые тараканы. Так авторитетно утверждают, — профессорским тоном говорил комсомолец. — Белые эти таракашки — злые враги цивилизации, особенно в тропиках и у нас здесь, в субтропиках. А почему? А потому, что жрут они все, кроме камня и железа: дерево, бумагу, кожу. Хорошо, Зосима, что ты сапоги свои в будке не оставил. Сгрызли бы они их от голенищ до подметок! — засмеялся Володя.
Зосима торопливо поджал ноги под стул и пощупал испуганно голенища сапог.
— Бельем, видать, они тоже не брезгуют, — сказала расстроенно Мария Николаевна, не забывшая свою невозвратимую потерю.
— Очень даже не брезгуют, — ответил Володя. — Те же авторитеты рассказывают про одного араба, который вечером уснул на гнезде термитов. А утром проснулся голенький. Термиты съели его одежду, до ниточки раздели!
— Вот жулики, — покачал головой Зосима.
— Вашим бельем. Марь Николаевна, они дали нам сигнал. А мы не обратили внимания, — продолжал Володя. — Они не одну уже ночь работали на нашей станции. Нападают они, как басмачи, в тишине, в тайне. Наружный слой не портят, а потом вдруг все валится и рассыпается. Видите, что наделали? — повел взглядом Володя.
— Скоро из Ашхабада ремонтный поезд придет. Исправим, — успокоительно сказал Козодавлев.
— Они полосой шли, — встал Володя и показал рукой путь термитов. — Зосимову будку прихватили, телеграфные столбы, часть железнодорожного полотна, а потом, наверное, на ту сторону, на юг двинулись.
— Совсем как Мулла-Исса! — засмеялся Мокроус. — Тот тоже навредит, ужасов натворит — и на ту сторону, за границу!
- Предыдущая
- 3/71
- Следующая