Дэнс, дэнс, дэнс - Мураками Харуки - Страница 3

• Предыдущая
• 3/119
• Следующая

Совершенно отдельно от своей основной жизни она спит со мной. Два — ну, может, три раза в месяц. Меня она считает “человеком с Луны” или кем-то вроде этого. “Эй! А ты разве не вернешься к себе на Луну?” — хихикает она тихонько. В постели нагишом, всем телом прижимаясь ко мне. Сосками маленьких грудей упираясь мне в ребра. Так мы болтаем каждый раз, когда ночью вдвоем. За окном — несмолкающий гул магистрали. По радио — монотонный шлягер “Хьюмэн Лиг”. “Лига Людей”… Ну и названьице! Какого черта так называть музыкальную группу? Все-таки раньше люди называли свои группы куда приличнее: “Импириэлз”, “Сьюпримз”, “Фламингоуз”, “Фэлконз”, “Импрешнз”, “Дорз”, “Фор Сизонз”, “Бич Бойз”…[1]

Я говорю ей об этом. Она смеется. Странный я, говорит. Что во мне странного — не понимаю. Сам я считаю себя нормальным человеком с самыми обычными мыслями в голове… ХЬЮМЭН ЛИГ!

— Ужасно люблю, когда мы вдвоем, — говорит она. — Иногда бывает — так захочу к тебе, прямо сил нет! На работе, например…

— Хм…

— Иногда, — подчеркивает она. И потом молчит с полминуты. Заканчивается “Хьюмэн Лиг”, начинается что-то незнакомое. — Вот в чем проблема-то… Твоя проблема, — продолжает она. — Мне, например, страшно нравится, когда мы вот так… Но быть с тобой каждый день с утра до вечера почему-то не хочется… Отчего бы, а?

— Хм, — повторяю я.

— То есть, ты меня ни в чем не стесняешь, все в порядке. Просто… Когда я с тобой, воздух вокруг становится каким-то тонким… разреженным, да? — Как на Луне.

— Что ж. Вот такой он, запах моей родины…

— Эй! Я не шутки шучу! — Она привстает на постели и заглядывает мне в лицо. — Я, между прочим, все это для тебя говорю… Много у тебя в жизни людей, которые бы говорили с тобой о тебе?

— Нет, — отвечаю я искренне. Кроме нее, больше нет никого.

Она снова ложится и прижимается грудью ко мне. Я ласкаю ей спину ладонью.

— В общем, вот так. Воздух с тобой очень тонкий. Как на Луне, — повторяет она.

— На Луне воздух вовсе не тонкий, — возражаю я. — На Луне вообще воздуха нет. Так что…

— Очень тонкий!.. — шепчет она. Может, не слышит, что я говорю, может, просто не хочет слышать — не знаю. Но от ее шепота мне неуютно. Черт знает, почему. Есть в нем что-то тревожное. — А иногда и совсем истончается… И тогда ты дышишь вовсе не тем же воздухом, что я, а чем-то другим… Мне так кажется.

— Данных недостаточно… — бормочу я.

— В смысле — я о тебе ничего не знаю? Ты об этом, да? — спрашивает она.

— Да я и сам о себе ничего не знаю! — говорю я. — Ну, правда! Я не в философском смысле, а в самом буквальном… Общая нехватка данных, понимаешь? По всем параметрам…

— Но тебе уже тридцать три, так?

Ей самой — двадцать шесть.

— Тридцать четыре, — поправляю я. — Тридцать четыре года два месяца.

Она качает головой. Потом выбирается из постели, подбегает к окну и отдергивает штору. За окном громоздятся бетонные опоры скоростной магистрали. В предрассветном небе над ними — белый череп луны.

Она — в моей пижаме.

— Эй, ты! Возвращайся к себе на Луну! — изрекает она, указуя пальцем на небеса.

— С ума сошла? Холодно же! — говорю я.

— Где? На Луне?

— Да я о тебе говорю! — смеюсь я. На дворе февраль. Она стоит у самого подоконника, и я вижу, как ее дыхание превращается в белый пар. Кажется, лишь после моих слов она замечает, что мерзнет.

Спохватившись, она мигом запрыгивает обратно в постель. Я обнимаю ее. Пижама на ней — холодная просто до ужаса. Она утыкается носом мне в шею. Нос ее тоже как ледышка.

— Уж-жасно тебя люблю, — шепчет она.

Я хочу ей что-то ответить, но слова застревают в горле. Я очень тепло отношусь к ней. В постели — вот как сейчас — мы отлично проводим время. Мне нравится согревать ее своим телом; гладить, едва касаясь, ее длинные волосы. Нравится слушать ее дыхание во сне, а утром — завтракать с нею и отправлять ее на работу. Нравится получать по почте телефонные счета, которые, я верю, она для меня составляет; наблюдать, как она разгуливает по дому в моей пижаме на три размера больше… Вот только чувству этому я никак не подберу определения. Уж конечно, это не любовь. Симпатией — и то не назовешь…

Как бы это лучше назвать?

Так или иначе, я ничего ей не отвечаю. Просто ни слова на ум не приходит. И я чувствую, что своим молчанием чем дальше, тем больнее задеваю ее. Она не хочет, чтобы я это чувствовал, но я чувствую все равно. Просто провожу пальцами по нежной коже вдоль позвонков — и чувствую. Совершенно отчетливо. Так мы молчим, обнявшись, и слушаем песню с неизвестным названием.

Внезапно — ее ладонь у меня в паху.

— Женись на хорошей лунной женщине… Сделайте с ней хорошего лунного ребеночка… — ласково бормочет она. — Так будет лучше всего.

Шторы распахнуты, и белый череп смотрит на нас в упор. Все так же обнимая ее, я гляжу поверх ее плеча на луну. По магистрали несутся грузовики. Временами они издают какой-то недобрый треск — будто гигантский айсберг начинает раскалываться, заплыв в теплые воды. “Что же они там перевозят?” — думаю я.

— Что у нас сегодня на завтрак? — спрашивает она.

— Да ничего особенного. Как всегда. Колбаса, яйца, тосты. Салат картофельный со вчера остался. Кофе. Тебе могу сварить “кафе-о-лэ”…

— Кр-расота! — радуется она. — И яичницу сделаешь, и кофе, и тосты пожаришь, да?

— С удовольствием! — отвечаю я.

— Угадай — что я люблю больше всего на свете?

— Честно? Понятия не имею…

— Больше всего на свете, — говорит она, глядя мне прямо в глаза, — я люблю, чтоб зима, и утро такое противное, что встать нету сил; а тут — кофе пахнет, и еще такой запах, когда яичницу поджаривают с колбасой, и когда тостер отключается — дззын-нь! — просто вылетаешь из постели, как ошпаренная!.. Понял, да?

— Ладно! — смеюсь я. — Сейчас попробуем…

Я человек не странный.

То есть, мне действительно так кажется.

Конечно, до “среднестатистического человека” мне тоже далеко. Но я не странный, это точно. С какой стороны ни глянь — абсолютно нормальный человек. Очень простой и прямой. Как стрела. Сам себя воспринимаю как некую неизбежность — и уживаюсь с нею совершенно естественно. Неизбежность эта настолько очевидна, что мне даже не важно, как меня видят другие. Что мне до того? Как им лучше меня воспринимать — их проблема, не моя.

Кому-то я кажусь глупее, чем на самом деле, кому-то — умнее. Мне же самому от этого — ни жарко, ни холодно. Ведь образец для сравнения — какой я на самом деле — тоже всего лишь фантазия, отблеск моего же представления о себе. В их глазах я действительно могу быть как полным тупицей, так и гением. Ну и что? Не вижу в том ничего ужасного. На свете не бывает ошибочных мнений. Бывают мнения, которые не совпадают с нашими, вот и все. Таково мое мнение.

С другой стороны, есть люди, которых моя внутренняя нормальность притягивает. Таких людей очень мало, но они существуют. Каждый такой человек и я — точно две планеты, что плывут в мрачном космосе навстречу друг другу, влекомые какой-то очень природной силой, сближаются — и так же естественно разлетаются, каждый по своей орбите. Эти люди приходят ко мне, вступают со мной в отношения— лишь для того, чтобы в один прекрасный день исчезнуть из моей жизни навсегда. Они становятся моими лучшими друзьями, любовницами, а то и женами. Некоторые даже умудряются стать моими антиподами… Но как бы ни складывалось, приходит день — и они покидают меня. Кто — разочаровавшись, кто — отчаявшись, кто — ни слова не говоря (точно кран без воды — хоть сверни, не нацедишь ни капли), — все они исчезают.

В моем доме — две двери. Одна вход, другая выход. По-другому никак. Во вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через вход — и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать что-нибудь новое, кто-то — чтобы не тратить время. Кто-то умер. Не остался — никто. В квартире моей — ни души. Лишь я один. И, оставшись один, я теперь всегда буду осознавать их отсутствие. Тех, что ушли. Их шутки, их излюбленные словечки, произнесенные здесь, песенки, что они мурлыкали себе под нос, — все это осело по всей квартире странной призрачной пылью, которую зачем-то различают мои глаза.

• Предыдущая
• 3/119
• Следующая