Французский связной - Мур Робин - Страница 3

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая

Здесь действительно все переменилось: его старый район деградировал, превратившись из относительно спаянной иммигрантской коммуны в кишевшее пороками гетто, населенное новым поколением – поколением отчужденных друг от друга индивидуумов, которые обеспечивали себе благополучие и положение в обществе не честолюбивыми устремлениями, а с помощью физической силы и запугивания. За несколько лет Восточный Гарлем времен детства Сонни заработал себе зловеще – абсурдную репутацию столь же обильного рассадника зла и порока, что и другие трущобы Америки.

Самым серьезным пороком стала нелегальная торговля и употребление наркотиков. Ранее Сонни не приходилось сталкиваться с разрушительным действием героина; героин вызывал в нем отвращение. Он ненавидел то, что этот наркотик делал с неграми и пуэрториканцами, которые ныне во множестве поселились среди итальянцев, все ещё остававшихся основой населения района.

Некоторые из них его ещё помнили, и вскоре он почувствовал, что многие теперь смотрели на него с враждебной подозрительностью и даже с презрением. В этом тоже со времен его детства произошли перемены. Когда-то отец так определил для них отношения с полицией: "Не говорить ничего? Согласен. Но ненавидеть их? Никогда." Сонни не мог по настоящему презирать этих жалких людишек, он презирал только их образ жизни. Он видел, что хотя именно наркотики лежали в основе людских страданий, они не были причиной их бед. Наркотики были лишь симптомом болезни, глубоко поразившей урбанизированное общество. Но за те четыре года, которые он отработал патрульным полицейским в 25-м участке, он узнал достаточно, чтобы обратить свою ненависть против самого очевидного врага – наркотиков, а также против тех, кто распространял их и бесчеловечно наживался на этом.

В 1958 году Сонни приняли на должность детектива в Бюро по борьбе с наркотиками. После того, как он прошел практику в центре города, его спросили, не хотел бы он стать специальным агентом, то есть работать в штатском. Он согласился. Где, по его мнению, он мог бы оказаться наиболее полезен? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни получил назначение в Шестой следственный отдел, включавший в себя 25-й участок, и вновь вернулся в Восточный Гарлем.

Эдди Игэн до двадцати пяти лет и не думал о работе в полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И приблизился к своей цели – попасть в основной состав "Нью-Йорк Янкиз" – в буквальном смысле, на расстояние вытянутой руки.

Игэн постигал секреты бейсбола в непростых условиях, как и большинство городских мальчишек на улицах; "панчбол"[5] на тротуарах; «стикбол», в котором базами служили крышки канализационных люков, пожарный гидрант и решетка водостока; игра на замусоренных площадках Бруклина, мягким мячом или тяжелым, обмотанным изолентой мячом с помещенным в него кусочком металла, так называемой «ракетой». Товарищи Эдди по игре прекрасно знали, частенько испытывая это на себе, что темперамент его мог быть таким же огненным, как золотисто-рыжая шевелюра.

К тому времени, когда он в семнадцать лет закончил школу, профессиональные скауты к нему уже присматривались. И когда кончилась его двухгодичная служба в Корпусе морской пехоты, где он тоже играл в бейсбол в армейской лиге, становясь все крупнее, сильнее и подвижнее, ему предложили приличный контракт с "Вашингтон Сенаторз". В 1950 году его уступили "Нью-Йорк Янкиз". В норфолкском фарм-клубе "Янкиз", выступавшем в Классе "Б", он прочно занял место центрового и показывал впечатляющую результативность. Главная команда начала проявлять к нему особый интерес.

Как раз в то время "Янкиз" занялись поисками молодого дарования, которое можно было бы натаскивать в преддверии неизбежного ухода из спорта стареющей суперзвезды Джо Ди Маджио. Игэн попал в число нескольких юношей, подававших в этом отношении надежды. Еще одной из таких надежд был "шортстоп" из Оклахомы, обладавший мощнейшим ударом, который в свои девятнадцать сокрушал рекорды низших лиг по результативности подачи – Мики Мэнтл[6].

По окончании сезона 1950 года Эдди Игэн с нетерпением ожидал следующей весны, когда надеялся на перевод в фарм-клуб "Янкиз" в Бирмингем, игравший в Классе "А". А оттуда – кто знает?

Мечты эти вдребезги разбились в октябре, когда его опять призвали в морскую пехоту. Но врачи узнали, что во время первого срока службы он сломал на учениях руку и не решились сразу отправить его в казармы. Но дали понять, что ему следует ожидать повторного призыва в течение ближайших трех месяцев.

Оказавшись не у дел, чтобы чем-нибудь занять себя в ожидании призыва, Игэн сдал экзамены и стал патрульным полицейским в полугосударственной службе правопорядка Администрации Порта Нью-Йорка[7]. Когда миновал январь 1951 года, а от Корпуса морской пехоты не было ни слуха, ни духа, Эдди встал перед выбором – либо уйти из полиции Администрации Порта и попытать счастья на тренировочных сборах «Янкиз» во Флориде, либо держаться за неплохую службу и, оставаясь дома, уповать на забывчивость Корпуса. Он выбрал работу в полиции и убедился, в правильности своего решения, когда весной того же года «Янкиз» ввели своего новобранца Мики Мэнтла в основной состав на позицию игрока задней линии.

Корпус морской пехоты продолжал держать его в подвешенном состоянии – в конечном счете так и не призвав – и Игэн, войдя во вкус новой работы, ещё четыре года оставался в полиции Администрации Порта. В Корее заключили перемирие, но к тому времени ему, конечно, поздно было мечтать о карьере бейсболиста. Правда, это его уже не беспокоило. Ему нравилось быть полицейским; его лишь не устаивало отсутствие надежных перспектив на повышение по службе. Администрация Порта оставалась организацией настолько молодой, что ни один из старших офицеров не имел достаточной выслуги лет, чтобы уйти в отставку; и, значит, шансы честолюбивого патрульного на продвижение по были невелики. Поэтому в 1955 году, дважды сдав тесты на звание сержанта, но не получив его, Игэн держал экзамен в полицию города и оказался 361-м среди почти шестидесяти тысяч кандидатов – их стало на десять тысяч больше, чем год назад, когда сдавал экзамен Гроссо. Эдди поставил себе нелегкую цель – за один год добиться звания детектива.

Начиная с двенадцати лет Игэн привык считать себя вполне самостоятельным. Он никогда не знал своего настоящего отца и никогда не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Мать умерла незадолго до того, как он закончил школу, и жил он у дедушки с бабушкой. Поэтому он рано научился принимать самостоятельные решения – что и продемонстрировал в первое же свое утро курсантом Полицейской Академии. Приехав на час раньше в гимнастический зал Академии во Флэшинг Мидоу Парк в Квинсе, он поймал трех девчонок, прятавшихся в кустах, которые, как оказалось, совершили побег из под стражи и обвинялись в не менее чем тринадцати правонарушениях.

Чтобы представить этот поступок в качестве примера для других новобранцев, комиссар полиции наградил Игэна отпуском на уикэнд. Поощренный подобным образом, Игэн попытался и впредь зарабатывать себе дополнительные выходные. Каждый день в 4 часа он спешил из Академии домой, переодевался и в 6 часов снова был на Манхэттене, либо в районе Таймс Сквер, кишевшем всяческим сбродом, либо возле автовокзала Администрации Порта, который прекрасно знал ещё по прежней службе. Каждый вечер в его распоряжении было всего четыре часа – правила Полицейской Академии требуют, чтобы стажеры возвращались до 10 часов – но он знал, где и как выискивать извращенцев, проституток, карманников и продавцов наркотиков.

Его послужной список в девяносто восемь арестов был настолько необычен и впечатляющ, что не прошло и месяца, как он, формально оставаясь слушателем Академии, был выведен из своего класса и назначен в специальное подразделение опытных детективов, отвечавшее за порядок на Таймс Сквер. Но когда он отклонил предложение стать "мухобойкой" (сотрудником созданного при комиссаре Отдела конфиденциальных расследований, шпионившего за другими полицейскими), пусть это наверняка означало бы гарантированное звание детектива, пришлось вернуться в Академию.

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая