Наука Управлять Людьми. Изложение Для Каждого - Мухин Юрий Игнатьевич - Страница 81
- Предыдущая
- 81/110
- Следующая
Если на момент переписи в общине было сто мальчиков, мужчин и стариков, а подать на одного составляла 12 рублей в год, то общую подать в сумме 1200 рублей нужно было платить в течение семи лет. Со сбором налогов внутри общины должен был разобраться сам мир.
В каждой общине это происходило по-разному, но принцип был один: мир не требовал от человека заплатить налог, если не предоставлял ему землю, чтобы этот налог заработать. Чаще всего каждый сорт пахотной земли делился в соответствии с числом налогоплательщиков. Это был надел. Очевидно, что один надел мог состоять из полосок земли разного сорта в количестве до 15. Кроме того, полоски располагались на трех полях: яровом, озимом и пару. (Над этим потешались мудраки сначала в Петербурге, а потом в Москве и Ленинграде, но надо понимать, что прежде всего неразумность такого деления понимали и сами крестьяне, но справедливость была для них выше этой нецелесообразности.)
Наделы распределялись между семьями, но не поровну, а по «силе» каждой семьи, то есть в зависимости от того, сколько она имела рабочих рук для обработки земли. Скажем, в семье было четыре лица мужского пола: отец и три малолетних сына. Формально она имела право на четыре надела или надел четырехкратной величины. Но община могла выделить им всего лишь два, так как фактически в этой семье некому было обрабатывать землю, а следовательно, была мала вероятность, что семья способна внести в общинную кассу свою часть податей. А другая семья, в которой из мужчин только отец, но три взрослые незамужние дочери, могла получить не один, а три надела.
В промежутках от переписи до переписи состав семей мог меняться: мальчики взрослели, дочери выходили замуж, старики умирали. Община ежегодно оперативно реагировала на эти изменения. У ослабевших семей наделы изымались и передавались тем семьям, которые входили в силу. Никаких условий получавшим землю не ставилось, разве что заплатить предыдущему владельцу за улучшения, скажем, за новую изгородь. Свято исповедовался принцип: землей владеет только тот, кто ее обрабатывает.
В некоторых губерниях велся более точный учет силы семьи: мальчик в возрасте 10 лет получал право на 0,25 надела, 12 лет — 0,5 надела, 14 лет — 0,75 надела, мужчина с 20 до 55 лет мог получить до двух наделов, но с 55 лет — всего 0,5 надела, а после 60 лет крестьянин освобождался и от земли, и от подати. Очень редко, но бывало, что общины делили землю по едокам, то есть пропорционально составу семьи.
В других общинах для уменьшения числа полосок земли, приходящихся на один над ел, тщательно определяли прибыль, которую может дать одному работнику земля того или иного качества. Пропорционально этой прибыли отмерялась длина шестов, которыми мерили землю разного сорта, то есть в одном наделе земля была похуже, но ее было больше, а в другом получше, но меньше. Кому какой надел отдать, решал жребий, вообще в России он применялся практически в любом случае, когда надо было что-то делить.
Многие русские исследователи, жившие на селе в прошлом веке, предсказывали развитие общины в направлении коллективного хозяйства, но, конечно, не в такой бюрократизированной форме, как колхозы в их окончательном виде. Действительно, во многих общинах выделялись специальные поля, которые обрабатывались всем миром. Собранный урожай иногда делился, но чаще шел на уплату налогов, в помощь немощным, в общем на социальные цели. Иногда для этого у помещика арендовалось поле или вся усадьба.
Разумеется, никто в общине не мог продать свой надел, правда, он мог сдать его в аренду. Но община могла продать часть земли, она же могла и купить ее, пополнив свой земельный запас.
Покос также нередко проводился коллективно, хотя в те годы и луга могли разделить на полоски, чтобы каждый сам себе косил. Но некоторые общины разбивались на артели и делили луга по числу артелей и людей в них. Затем артель дружно косила весь луг, ставила и равняла стога по числу людей, а затем по жребию делила готовое сено.
Община обеспечивала каждому члену право на труд без всяких «если». Хотел человек работать, — община предоставляла ему для этого равные со всеми условия. Община была и органом социального обеспечения. Обычно немощные старики доживали свой век у детей, а дети-сироты взрослели у близких родственников. Но случалось, когда и старики, и дети оставались одни. Чаще всего в этом случае они «шли по миру», то есть жили в каждой семье общины по очереди определенное время, скажем, неделю, а одевались на общинные деньги. (Кстати, хотя это звучит цинично, но до отмены рекрутских наборов особую ценность для общины представляли мальчики-сироты, за их здоровьем, здоровьем будущих солдат, особенно следили.)
Но были и другие способы. Старики могли получать еду и корм для скота, собранные «по миру», а могли просто жить в своей избе, и члены общины регулярно носили им готовую пищу. И это не было подаянием: община обязана была содержать своих немощных членов, и тот, кто принимал помощь, не унижался, чтобы ее выпрашивать.
Община собирала больше денег, чем требовалось государству. Эти деньги шли на те же цели, которые и сейчас преследует государство, увеличивая налоги. Община запасала хлеб, строила школы и нанимала учителей, а если была сильна, то врачей или фельдшеров. Фактически крестьянин тратил на налоги больше, чем предусматривалось правительством, но эту разницу устанавливал он сам и тратил ее тоже сам. Центральное правительство получало деньги за то, что могло сделать только оно. Остальное оставалось в общине и в руки бюрократии не попадало. Это важно отметить, чтобы понять конечные цели борьбы бюрократии с общиной.
Во всех русских общинах существовала система взаимопомощи. Особенность ее состояла в том, что каждый, к кому обращались за помощью, оказывал ее, но не от душевной щедрости, а потому что обязан был помочь. Эта помощь (по-старому помочь) делилась на три категории.
В первом случае каждый, кого приглашали помочь, помогал, не рассчитывая на поощрение. Как правило, речь идет о тяжелых случаях, когда член общины бедствовал из-за обстоятельств неодолимой силы, скажем, наводнением снесен дом. Тогда те, кого он просил, или вся община шли строить дом, и никто не вправе был ничего за это требовать.
Во втором случае член общины звал на помощь, если затеял дело, которое стало ему не по силам: решил построить мельницу или запахал столько земли, что не в состоянии убрать урожай, или внезапно умер муж, а жена решила сама убрать урожай со своего надела и не отказываться от него. В этом случае каждый, кого звали, был обязан помочь, но хозяин должен был устроить ужин с выпивкой (отсюда и все наши бутылки во взаиморасчетах).
В третьем случае речь идет скорее не о помощи, а о найме в условиях, когда патриархальные отношения не позволяли отдать и принять деньги за работу. Скажем, кулак или помещик, приглашая на уборку урожая, обязан оговорить, что будет в конце: ужин с выпивкой или еще и танцы. Кого это не устраивало, тот мог не идти.
Системой взаимопомощи крестьяне обманывали Бога. Дело в том, что в страду каждый день был дорог, а в воскресенье Бог запрещал работать, нужно было отдыхать. Но ведь запрещал-то он работать, а не помогать! Вот и помогали каждое воскресенье с июня по сентябрь, теряя сознание к вечеру от усталости.
Отметим разницу между русской крестьянской общиной и ее пародийной копией — колхозом.
Первое. Колхозы строились по марксистской догме, согласно которой крестьянин должен стать пролетарием — наемным рабочим: приходить на работу в 7 часов утра, добросовестно делать то, что ему приказало начальство, и, получив за это деньги, уходить, а дальше — хоть трава не расти. Эта догма сделала скотиной рабочего в промышленности и крестьянина в сельском хозяйстве. Марксизм базируется только на законах экономики, не учитывая, что людьми надо еще и управлять, то есть задавать им, работникам, определенное поведение.
Русская крестьянская община, будучи более коммунистической, чем мог мечтать сам Маркс, учитывала законы поведения людей. Крестьянин, работая в общине, на наделе принадлежавшей общине земли, получал за свой труд не зарплату от начальника, а конечный результат своего труда в полном объеме и натуральном виде.
- Предыдущая
- 81/110
- Следующая
