Власть тайги - Можаев Борис Андреевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая

Лубников побежал к соседнему стойлу и в темноте ворчал:

– «Брошу Рубанка». Смотри-ка, пробросаешься… Где это видано, чтобы такое добро бросали.

Но оседлал он на этот раз быстро. Сережкин вывел Рубанка из конюшни, осветил карманным фонарем часы.

– Почти час потеряли. Ну, если не догоним!.. – Он не договорил и прыгнул в седло. Сытый жеребец отпрянул в сторону и пошел маховитой рысью.

Сережкин пустил лошадь галопом и долго, напрягаясь, прислушивался. Но, кроме глухого щелкающего стука копыт, ничего не слышал. Перед глазами бежала травянистая дорога, словно три параллельные тропы, где-то впереди совсем близко она пропадала и никак не могла пропасть. Изредка с боков набегали придорожные кусты так близко, что с непривычки Сережкину казалось, вот-вот смахнут они его своими черными мохнатыми шапками. Но кусты надвигались, вырастали до больших размеров и пропадали, и снова перед глазами были три тропы, коротко обрывающиеся впереди, и снова чмокающее щелканье копыт по грунту.

Так размеренным гулким галопом проскакал Сережкин, а за ним Лубников почти полпути до самой Каменушки, мелкой протоки Бурлита. И когда жеребец разбрызгивал на переезде речную воду, старшина уловил отчетливый стук мотора.

– Догнали! – крикнул он во все горло.

– Чегой-то? – переспросил, подскакивая, Лубников.

– Догнали, говорю! – Сережкин придержал жеребца и спросил Лубникова: – Слышишь?

– Мотор, – сказал Лубников.

– Ну, теперь-то не уйдут, голубчики.

Сережкин знал, что от Каменушки Бурлит делает самую большую петлю, а дорога напрямую идет до переправы.

Дальше поехали медленнее. Несколько минут они слышали, как стучал мотор все тише и тише и, наконец, замер. Лодка ушла по кривуну.

Когда они подъехали к переправе, было уже совсем светло, хотя солнце не выкатилось еще из-за покрытых белой дымкой сопок. Вся переправа состояла из одного бата – длинной долбленой лодки. Батчик – сухонький пожилой нанаец Арсе, равнодушный и молчаливый. На противоположном берегу возле избы перевозчика сидели три человека. Двое поджидали оказию, третий был Арсе.

На переправу обычно заходят все лодки, идущие по Бурлиту, чтобы забрать или высадить пассажиров, заправиться горючим и просто порасспросить о таежных новостях.

Сережкин слез с лошади, передал повод Лубникову:

– Останься пока здесь, только в кусты уведи лошадей и сам спрячься.

Затем с высокого лесистого бугра стал махать фуражкой. Его заметили. Арсе неторопливо столкнул в воду бат и, работая двухлопастным веслом, переехал реку.

– Не проходила лодка сплавщиков? – спросил его Сережкин.

– Нет, – ответил Арсе, посасывая трубочку.

– Хорошо. Перевези-ка меня, друг Арсе. – Сережкин прыгнул в бат, лодка осела под его грузным телом.

Нанаец молча оттолкнулся и направил бат поперек реки. Вода курилась молочным туманом, чуть розоватым на стрежне, подкрашенным зарей.

– А что эти двое, – кивнул Сережкин в сторону сидевших возле избы, – на станцию ехать собрались?

Перевозчик утвердительно кивнул головой.

– Ягоду синюю торговать, – сказал он, помедлив.

– Хорошо, – заметил Сережкин. – А ты, друг Арсе, как сарыч, неразговорчив. Скажи, у тебя бывали когда-нибудь радости, чтоб смеяться захотелось?

– Берег подходит, – ответил Арсе и указал трубочкой на нос бата.

– Ах ты, какой деревянный, ей-богу! – воскликнул Сережкин и с ходу выпрыгнул на берег. Он подсел на бревно к двум женщинам с большими корзинами.

– Ну что, бабочки, божий дар везете продавать?

Одна, что помоложе, в пестрой косыночке, в синих резиновых тапочках, игриво прыснула в руку и спросила:

– А что – конфисковать хочешь?

– Будет тебе! Нашла с кем шутить! – укоризненно оборвала ее пожилая напарница в повязанном углом платке и в улах.

«Ишь ты какая баба-яга», – подумал про нее Сережкин и встал с бревна. Он подошел к реке, вода все так же кудрявилась парным дымком, но уже того легкого настроения у него не было. Он вдруг почувствовал, как звенит голова, гудят и ноют отяжелевшие ноги, от жажды пересыхает рот.

– Эх, напиться, что ли? – Он зачерпнул пригоршнями теплую речную воду и внезапно услышал отдаленный стрекот мотора.

– Бабочки, идет моторка. Тащите сюда корзины! – скомандовал им Сережкин и сам побежал навстречу, подхватил корзины и поволок их к самому приплеску.

– Да будет вам, – гудела пожилая женщина и шла покорно за старшиной.

– Вот здесь садитесь и машите, кричите. Они обязательно возьмут вас. – Сережкин подбодряюще улыбнулся и пошел к прибрежным кустам. Там он спрятался в развесистом кусту жимолости и стал наблюдать за рекой.

Вскоре из-за кривуна вышла черная моторка сплавщиков. В ней сидели четверо. Сережкин сразу узнал Рябого, тот развалился, откинувшись на борт. Положив голову на его колени, свернулась клубком Нюрка. Кроме них, в лодке сидели еще двое мужчин.

Ягодницы с берега замахали руками.

– Завернем? – спросил моторист Рябого.

– А чего ж, – ответил тот. – По десятке с носа – и то хорошо.

Лодка, разворачиваясь, заскользила к берегу. Мотор несколько раз булькнул, как бутыль, в которую наливают воду, и умолк. Затем лодка бесшумно ткнулась в песочную отмель.

– Заходи, пошевеливайся, – скомандовал Рябой ягодницам и осекся, увидев Сережкина, выходящего из кустов.

Если бы перед Рябым появился сейчас уссурийский тигр, он бы не растерялся так, как от появления Сережкина. Он так и застыл с открытым ртом и поднятой рукой, которой хотел принимать корзины.

– Не ждал? – спросил Сережкин, и его широкоскулое лицо расплылось в довольной улыбке.

– А, старшина! – наконец воскликнул Рябой. – Ты что, с неба свалился? Ну проходи, проходи… Тоже до станции?

– Да нет, подальше провожу вас, – ответил Сережкин и перешел на строгий начальнический тон. – Прошу всех разобрать свои вещи и вынести из лодки. Проверка.

В лодке лежало всего два объемистых рюкзака. Моторист и рабочий быстро выпрыгнули из лодки. Рябой и Нюрка замешкались на минуту, Нюрка взяла сначала один рюкзак, но Рябой выразительно посмотрел на нее, она потащила за лямку и другой.

– Товарищ старшина, эти вещи я везу начальнику районной милиции, – сказала Нюрка. – Поэтому вы их здесь не смотрите.

– А вот я есть здесь и начальник милиции, и участковый, вся власть тут… Давай, давай, – ответил Сережкин, подхватывая рюкзаки. – Смелее! Вот так.

Он рывком расстегнул первый рюкзак и воскликнул:

– Гляди-ка, хорошие отрезы вы начальнику милиции везете! Все из переваловского магазина. Вот он обрадуется. Это ты везешь такой подарок? – спросил он Рябого.

– Это ее вещи, – кивнул он на Нюрку. – Я к ним не имею никакого отношения.

Нюрка, заложив руки в карманы фуфайки, презрительно смерила Рябого взглядом:

– Проходимец ты, Рябой! Из воды сухим хочешь выйти? Думаешь, я такой же холуй тебе, как Варлашкин? Плевала я тебе в рожу!..

– Убью! – бросился на Нюрку Рябой, но перед ним встал с пистолетом Сережкин.

– Зачем же? Пусть живет, – сказал старшина. – Поехали, – пригласил он всех в лодку.

– Может, поинтересуешься своими письмами? – спросил Рябой.

– Возьми их себе на память, – ответил Сережкин.

Рябой бросил скомканные конверты и пошел первым в лодку.

– Нет, ты погоди, – остановил его Сережкин. – Ты ко мне поближе сядешь.

Сережкин пропустил на нос моториста и рабочего, затем подсадил Нюрку и ближе к себе Рябого. Сам старшина сел за руль, завел мотор, и тронулись.

Рябой молча смотрел в воду. Видно было по бугристым надбровьям, по сильно поджатым тонким губам, что он напряженно о чем-то думает. Наконец он повернулся к Сережкину и сказал:

– Не могу понять… как ты догадался?

Сережкин раскрыл планшетку, вынул этикетку, найденную под кустом жимолости, затем среди кусков крепдешина нашел один с белой меткой и, приложив к нему этикетку, спросил:

– Видишь? Тикеточку ты обронил на тропинке возле стана.

– Ну-ка, ну-ка! – Рябой ринулся к Сережкину, глаза его остро блеснули, словно вспыхнули, и увесистый кулак мелькнул в воздухе.

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая