Обнаженное солнце (сборник) - Бирс Амброз - Страница 8

Не спуская с невестки глаз, я ответил:

— Точно не знаю… Но муха, которую вы ищете, Анн, была вечером в моем кабинете.

Удар, видно, пришелся в цель. Анн резко повернула голову. Рот ее исказился в безмолвном крике, широко раскрытые глаза кричали.

Я успел придать себе равнодушный вид. Преимущество, которое, я чувствовал, было сейчас на моей стороне, я мог удержать, лишь сделав вид, что мне уже все известно.

— Вы убили ее? — прошептала она.

— Нет.

— Но вы ее поймали! — вскинула она голову. — Она у вас! Дайте ее мне.

— Нет, у меня ее нет с собою.

— Но вы ведь догадались, правда?

— Ни о чем я не догадался, Анн. Знаю только, что вы здоровы. Вы или должны мне все сказать, чтобы вместе решить, что делать, или…

— Или что, Артур?

— Или инспектор Твинкер получит муху в течение двадцати четырех часов.

Невестка долго сидела неподвижно, уставясь взглядом на кисти тонких рук, бессильно лежавших на коленях. Потом промолвила, не поднимая глаз:

— Если я все расскажу, вы обещаете, ничего не предпринимая, уничтожить муху?

— Нет, Анн. Пока я ничего не знаю, я ничего не могу обещать.

— Артур! Поймите, я обещала Бобу, что эта муха будет уничтожена. Я обязана выполнить обещание. До этого я ничего не могу сказать.

Анн взяла себя в руки, и я почувствовал, что вновь тону в трясине безысходности. Отчаявшись, я бросил наобум:

— Анн! Вам должно быть ясно, что с того момента, как муху исследуют в лаборатории полиции, у них будут доказательства того, что вы здоровы. И тогда…

— Нет, Артур! Умоляю вас не делать этого ради Гарри…

— Тогда расскажите мне все, Анн. Поймите — это в интересах Гарри. Так я сумею лучше защитить его.

— От кого его защищать? Неужели вы не понимаете, что если я здесь, в сумасшедшем доме, то только в интересах сына: он не должен знать, что его мать приговорили к смертной казни за убийство его отца.

— Анн, интересы вашего сына так же дороги мне, как вам. Клянусь, если вы расскажете подробности, я сделаю все от меня зависящее, чтобы уберечь и защитить его! Но если вы откажетесь говорить, муха попадет к инспектору.

— Но зачем вам это нужно знать? — подняла она на меня глаза, в которых застыла ненависть.

— Анн! Послушайте! Речь идет о судьбе вашего сына.

— Идемте! У меня готов рассказ о смерти моего несчастного Боба.

Анн поднялась к себе и тотчас же вернулась с пухлым желтым конвертом в руках.

Протянув его мне, она вышла из холла, не попрощавшись.

Только дома я увидел надпись: “Тому, кому это полагается по праву. Инспектору Твинкеру, наверное”.

Налив себе чашку чая, я пробежал глазами первую страницу:

“Это не исповедь, так как я, хоть и убила собственного мужа, чего, кстати, никогда не скрывала, преступницей себя не считаю. Я исполнила его волю, его последнее желание”.

Забыв про чай, я перевернул страницу.

“Незадолго до смерти муж познакомил меня со своими опытами. Он был уверен, что эксперты Министерства запретят эти опыты как вредные и все же, прежде чем познакомить их с сутью своих исследований, добивался положительного результата.

Радио и телевидение передают на расстояние звук и зрительные образы: Боб же утверждал, что изобрел способ передачи на расстояние материи. Материя, т. е. плотное тело, помещенное в специальный передаточный аппарат, моментально дезинтегрируется и так же мгновенно реинтегрируется в другом — приемном аппарате.

Сам Боб считал это открытие самым важным со времен изобретения колеса. Он полагал, что передача материи на расстояние посредством мгновенной дезинтеграции — реинтеграции означает революцию в человеческой истории. Это помогло бы разрешить проблему транспортировки на большие расстояния не только товаров и, в первую очередь, скоропортящихся продуктов, но и людей. Он, ученый-практик, никогда не предававшийся мечтаниям, видел уже время, когда у людей отпадет потребность в поездах, самолетах, автомобилях, железных дорогах и шоссе. На смену им придут приемно-передаточные станции в различных уголках земли. Пассажиры и товары, предназначенные для отправки, будут дезинтегрироваться на передаточных станциях, а затем моментально реинтегрироваться в нужной точке земного шара. Вначале у мужа были трудности. Его передаточный аппарат отделяла от приемного одна стена. Первый его успешный опыт был проделан с обыкновенной пепельницей, которую мы привезли из путешествия по Франции.

Я сначала ничего не поняла, когда он с торжествующим видом принес и показал мне пепельницу.

— Анн! Взгляни! Эта пепельница была полностью дезинтегрирована за одну десятимиллионную секунды. На миг она перестала существовать! Только ее атомы со скоростью света неслись к другому аппарату. Спустя мгновение атомы соединились вновь и образовали эту пепельницу.

— Боб! Прошу тебя! Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Объясни!

Тогда он впервые приоткрыл передо мной некоторые подробности своих исследований и, так как я сначала ничего не понимала, набросал для меня чертежи, сопроводив их цифрами. И все же я очень долго ничего не могла уразуметь.

— Прости, Анн! — засмеялся он, увидев, что я начинаю что-то улавливать. — Помнишь, однажды я прочел статью о таинственном случае в Индии, когда камни проникли в дома при закрытых окнах и дверях.

— Как же, отлично помню! Профессор Доунинг, который провел у нас уик-энд, сказал, что если это не шарлатанство, то подобный случай можно объяснить дезинтеграцией камней снаружи и их реинтеграцией внутри домов.

— Вот именно! И помнишь, он добавил: “Если только это явление не произошло в результате частичной дезинтеграции стены, через которую проникли камни”.

— Да. И все же я ничего не понимаю. Почему дезинтегрированные камни могут свободно проходить через стену?

— Это вполне возможно, Анн. Атомы, составляющие материю, не прикасаются друг к другу — их разделяют огромные пространства.

— Огромные пространства, ты говоришь?!

— Пространства между атомами относительно огромны, т. е. огромны по сравнению с самими атомами. Ты, например, весишь около пятидесяти килограммов при росте 1 метр 55 сантиметров. Если все атомы, из которых ты составлена, вдруг вплотную прижмутся друг к другу, в тебе останется пятьдесят килограммов, но ты будешь с булавочную головку. Пепельницу, которая весит две унции, с трудом удастся разглядеть в микроскоп, если составляющие ее атомы сольются в одну массу. Дезинтегрированная пепельница легко пройдет через любое непрозрачное и твердое тело — например, через тебя, так как ее разъединенные атомы в состоянии без труда пройти через твои разреженные атомы.

— Значит, ты дезинтегрировал эту пепельницу и, пропустив через другое тело, реинтегрировал ее вновь?

— Совершенно верно! Через стену, разделяющую передаточный и приемный аппараты.

— Но это же прекрасно, Боб! Надеюсь, со мной ты так не поступишь? Я очень боюсь выйти из аппарата такой же, как эта пепельница.

— Что ты имеешь в виду, Анн?

— Помнишь, что было написано на пепельнице?

— Помню, конечно. “Made in France”. Надпись эта должна остаться.

— Она осталась, но посмотри на нее, Боб!

Он с улыбкой взял у меня пепельницу, но, перевернув, побледнел, и улыбка сползла с его лица. Это окончательно убедило меня в том, что ему и вправду удалось проделать этот странный опыт с пепельницей.

Надпись на обратной стороне сохранилась, но читалась задом наперед.

— Это ужасно! — буркнул он и помчался в лабораторию, откуда вышел лишь на другое утро.

Спустя три дня у Боба произошла новая неприятность, которая на несколько недель повергла его в дурное расположение духа. Прижатый мною к стене, он признался, что его первый опыт, проделанный с живым существом, кончился неудачей.

— Боб, ты проделал его с Данделло, да?

— Да, — виновато вымолвил он. — Данделло великолепно дезинтегрировался, но реинтеграции не получилось.

— И что же?

— Данделло больше нет. Есть только атомы Данделло, летающие бог весть где.