Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 64
- Предыдущая
- 64/103
- Следующая
— Во дает! — услышал Кижич в наушниках голос Прокуратова. — Каже, шо в воскресенье надо дома горилку пить, а не…
— Отставить посторонние разговоры! — Филин оборвал прапорщика несколько нервозно. Он и сам это почувствовал и, чтобы скрыть тревогу, стал докладывать командиру с нарочитым спокойствием:
— Дистанция полета метров… Идет на сближение… Дистанция сорок метров… Дистанция тридцать…
Анохин, едва появились «фантомы», выключил автопилот и взял управление на себя. Из подобных ситуаций он знал только один выход — вести тяжелый самолет «по ниточке», не рыская и без клевков…
— Дистанция двадцать метров… Десять метров… Ушел вниз. Заходит под крыло… Встал под внешней мотогондолой… Метрах в трех…
Филин чуть было не добавил — «паразит». Но сдержался. Ни к чему выказывать нервы.
Анохин, не отрывая взгляда от авиагоризонта, показал большим пальцем через плечо — в сторону стрелка-радиста. Капитан понял:
— Есть передать по радио!
Майор кивнул.
— Штурман, координаты!
Володя отлип от стекла и переметнулся к пульту со штурманской цифирью.
— Дорофей Палыч, передай на базу! — вдавил «ларинги» под скулу Филин. — Координаты… Подвергся перехвату звеном «фантомов». Самолет — бортовой номер десять — ведет опасное маневрирование… Встал под правую мотогондолу.
Капитан посмотрел на Анохина. Тот еще раз кивнул, утверждая текст радиограммы.
— Фулюган! — беззлобно добавил от себя Прокуратов и забарабанил ключом.
Володя Кижич снова прильнул к стеклам. От того, что открылось его глазам, слегка захватило дух: острокрылый «фантом» серебристой рыбкой завис под развесистой плоскостью тяжелого бомбардировщика. Он висел между моторными гондолами, почти под нимбами винтов. Пилот белозубо улыбался. Он сложил ладони и положил под щеку. «Буду спать!» — дразнил он своим жестом.
— Гуд найт, май бэби! — хмыкнул Володя, и в ту же секунду холодное стекло пребольно ткнулось ему в лоб. Кижича швырнуло к левому борту — спиной на щиток управления аэрофотоаппаратурой. Сквозь гул турбин послышался треск, но треск этот заглушил горестный возглас Филина:
— …твою мать! Доигрался, супостатина!..
Штурман успел заметить, как под стеклянным полом обтекателя промелькнул смятый оранжевый хвост, — «фантом» стремительно уходил вниз. Оба его сотоварища ринулись следом.
От сотрясения ли, от удара ли тела Кижича сам собой включился и заработал над прокладочным столиком вентилятор. Володя попытался его выключить, но не смог найти рычажок. Он ощупывал мягкую стеганую обивку кабины и нигде не находил выключатель. Он искал его так, словно от того, выключит ли он вентилятор, зависела судьба машины, жизнь экипажа.
Капитан Филин был единственным, Кто видел, как вспучилась вдруг обшивка крыла, как завились дюралевые лохмы и между мотогондолами вылезло, ломая нервюры, нечто оранжевое, бесформенное, тут же исчезло, и в огромной рваной дыре засияла синь океана.
Его тоже швырнуло влево, и пробоина на несколько секунд выскочила из обзора. Но едва он утвердился в кресле и заглянул в форточку, как неровная звезда пробоины леденяще притянула взгляд. Из полутораметровой раны в крыле торчали разноцветные обрывки патрубков, кабелей, тяг… Филину показалось, что крыло слегка надломилось, секунда-другая, и вся консоль с внешней мотогондолой оторвется… Резкий крен, и самолет сваливается в гибельный штопор… Всплеск океана… И все… Только бы Ольге не сообщали… Пусть родит… Потом…
Машина и в самом деле чуть накренилась, но не вправо, а влево. Анохин плавно и очень полого делал разворот в свою сторону, стремясь облегчить больное крыло. Он ложился на обратный курс.
Филин вышел из оцепенения от короткого требовательного звука в наушниках:
— М-м-м!
Анохин резко крутнул ладонью, выставив ее ребром вперед.
«Зафлюгеровать винт!»[9] — перевел жест Филин. Он включил кран, но гидравлика флюгерования не сработала. Лопасти крайнего — четвертого — винта оставались в рабочем положении, вминаясь в воздушный поток. Филин почти физически ощутил, как он давит на кресты из лопастей, на переднюю кромку надломленного крыла, и болезненно сморщился.
Самое скверное — падали обороты третьего двигателя. Стрелка его тахометра попрыгивала, медленно, но верно отклоняясь назад. Но и без прибора было видно, как в светлом нимбе вращающихся винтов мелькали темные стробоскопические полосы — сбоивал «движок».
«Только бы не скисла турбина! — молил неведомо кого Филин, — только бы не скисла…»
Анохин ткнул в шторку штурманской кабины указательным пальцем, а затем развел его с большим до отказа. Правый пилот нашел в себе силы удивиться тому, как точно облекает майор в жесты свои вопросы.
— Штурман, расстояние до запасного аэродрома?
Володя вздрогнул и оторвался наконец от бесплодных поисков злополучного выключателя. Пилотский запрос возвращал все в привычное русло: работа есть работа, что бы там ни случилось. Голубая «гармошка» полетной карты сползала с прокладочного столика.
— …тысяч километров! — доложил Кижич и ужаснулся про себя этим тысячам небесных верст. И как это всегда бывало с ним в опасных и неприятных ситуациях, отчетливо услышал плачущие причитания матери: «Я ж тебе говорила?! Места на земле мало? Все люди как люди, один ты у меня — на блюде!.. Ну куда тебя понесло, неразумная головушка? Горе мое луковое!»
Мать жила в деревне под Киржачом и на днях прислала письмо, где делилась бедой: кипятком из опрокинувшегося самовара обварила ногу, просила прислать китового жира для заживления ожога, на Севере достать его проще. Да не так-то просто: китобойная флотилия поставлена на прикол. Однако знакомые рыбаки обещали достать… Выходит, никто ей теперь не поможет. У Володи даже слезы навернулись. Мало того что ожог, а тут еще и «похоронка» придет. Но слезы быстро высохли. До смешного не к месту подумалось вдруг, что Филантроп, маркер из бильярдной Дома офицеров, теперь не получит свою «пятерку». Кажется, этого жадного и хитрого старика зовут Филиппом. Но за вредность бильярдисты прозвали его Филантропом. На самом видном месте маркер вывесил угрожающий прейскурант:
«За порванное сукно — штраф 15 рублей. За сломанный кий — 6 руб. За расколотый шар — 5 руб.».
Этот расколотый и нарочно плохо склеенный шар — «семерку» — он выставлял всем новичкам и «накалывал» их на «синенькую». Под кием Кижича «семерка» разлетелась с первого удара. Пятирублевки при себе не оказалось, и Володя, не зная еще об уловке Филантропа, обещал принести деньги после полета.
Обороты последней на правом крыле турбины неудержимо падали… Бомбардировщик все заметнее заносило вправо, и Анохину все сильнее приходилось отжимать левую педаль — широкую, как совковая лопата. Чтобы уменьшить нагрузку на крыло, он сбавил обороты до предела…
Теперь, когда напряжение чуть спало, майор бегло перебрал маневры свои и «фантома». Собственно, маневрировал лишь истребитель. Он, Анохин, шел, не рыская по курсу, и без провалов. Объективный контроль это покажет… Летчик «фантома», должно быть, из асов. Новичок бы не подошел… Вот тебе и на старуху проруха. Черти его принесли! Рука у него дрогнула или на воздушном ухабе подбросило — разберись поди.
Филин подумал, что хвостовой стрелок, однофамилец Анохина, изолированный от головной кабины, еще не знает о пробоине.
— Командир, надо бы предупредить хвостового…
Анохин с минуту раздумывал, потом отрицательно покачал головой.
Филин снова выглянул в боковую форточку. Из пробоины выхлестывало горючее. Оно срывалось с крыла светлыми шариками…
«Вот теперь конец», — подумал капитан, и волосы под белым подшлемником стали мокрыми.
…Утром ничто не предвещало рокового исхода. Полет начинался так же, как и сотни предыдущих. Брезжила худосочная «холостая» — без солнца — арктическая заря. Из аэродромного автобуса выскакивали и разбредались по стоянкам пилоты с планшетами, штурманы с портфелями, все прочие — стрелки?, радисты, операторы — с сумочками для шлемофонов и кислородных масок.
9
Перевести лопасти в положение наименьшего сопротивления встречному потоку.
- Предыдущая
- 64/103
- Следующая