Красные лошади (сборник) - Погодин Радий Петрович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/89
• Следующая

Сережка фыркнул было, но, перехватив поскучневшие взгляды Нади и начальника, уставился в дверь, в лужу перед порогом.

Тамарка присела на корточки и, ничуть не страшась Злодея, взяла щенят на руки.

Мне один студент, между прочим второкурсник, объяснил, что собаки это последнее звено, связывающее бескорыстно человека с природой. Все остальные связи чистое потребительство Не сомневайтесь, щенят я хорошим девчонкам раздам. Проходя мимо боцмана, она выпалила ему в лицо: Еще с поцелуями лезешь, авантюрист.

Боцман стал как бы хлипче, как бы ушастее.

Я без умысла

Тамарка, попрощавшись, ушла. Боцман за ней поплелся.

Начальник тоже пошел. Остановился в дверях и вдруг засмеялся наверное, освободился от груза своих временных тягот. Кадык его двигался вверх-вниз, как поршень машины, набирающей ход.

Спите. Ночью опять ливень будет.

Девушка шла вдоль берега. Сумку с туфлями и другим дорожным припасом тащил Сережка. Начальник шагал налегке. Впереди, оборачиваясь и торопя остальных лаем, бежал Злодей.

Ноги оскальзывались на размытой ночными дождями глине. Тысячи красных русел и руслиц змеились между трав и кустарника; по ним еще бежала вода, она звенела со всех сторон, порождая в Сережкином воображении картину: голубые и зеленые лошади холодных тонов, красные глиняные горшки, пестрые усатенькие свистульки и девушка, которая куда-то уходит. Еще мужика нужно темного, подумал Сережка. Но темный мужик никак не влезал в композицию.

Сбежав с откоса, тропинка пошла к котловинке, заросшей осокой. Вчера котловинка была сухой, сейчас здесь разлилось озерцо, его питал шумный ручей, собирающий воду со всей покатой к этому месту земли.

Злодей топтался у края озерка. Девушка почесала ему за ухом, попрощалась с начальником и Сережкой, перекинула сумку через плечо и пошла по тропинке вброд. Вода едва доходила ей до икр. Злодей заметался по берегу, он скулил, нюхал воду, но ступить в нее не решался.

Злодей, ко мне! позвала девушка.

Злодей побежал вдоль ручья, пытаясь отыскать место, где перепрыгнуть можно, вернулся и снова забегал, дрожа и крутя хвостом. Наконец он шагнул в озерцо двумя лапами. Вода, сверкавшая, как сгущенный свет, сквозь который видны были девушкины следы, и трава, и столбики подорожника, почернела в его зрении, завилась, грохоча, потянула его в глухую, разрывающую грудь пучину. Злодей завыл.

Девушка взошла на противоположный бугор и, перед тем как скрыться, уйти насовсем, крикнула:

Злодей, ко мне!

Злодей нырнул в черную пучину и летел сквозь нее, ничего не видя и не дыша. Вот-вот Злодеева грудь разорвалась бы, но он выскочил на тот берег, хватил воздуха судорожно, с хрипом и побежал на вершину бугра. И пропал за кустами, всхлипывая и скуля от радости.

Начальник вздохнул и сказал накатистым, бодрым от тоски голосом:

Ну, Ван-Гог, о чем задумался, брат?

Темный мужик в картину не помещается, искренне сокрушаясь, сказал Сережка. И я тоже

Ты поместишься. Начальник положил ладонь на Сережкину голову и вдруг почувствовал, что с его глаз сошла пелена, образовавшаяся от неестественности его положения, что снова зажглись светофоры на его пути, пропахшем огнем и железом. Я тоже сегодня уйду, сказал он. Я уже по металлу соскучился Не знаю, гений ты или нахал, но ты ко мне в кузницу приходи, вот там действительно красные лошади обитают

Есть у меня друг замечательный человек и хороший геолог. Работает он на Севере, в Ленинград приезжает редко, писем совсем не пишет не любит. От людей я слышал, что семья моего приятеля переехала на другую квартиру. Я поспешил по новому адресу: авось узнаю что-нибудь о товарище, а повезет, так и его самого повидаю.

Дверь мне открыл мальчишка лет восьми-девяти. Он показался мне немного странным, все время поеживался, на меня не глядел, прятал глаза. Мальчишка сказал, что друг мой ушел утром и еще не приходил. Говорил он не разжимая рта, сквозь зубы, и очень торопился. Наверное, я оторвал его от интересной игры. Ну, а мне торопиться некуда. Я вошел в комнату, сел на диван и стал читать книгу. Прочитал страничку, прочитал другую, слышу, за стенкой кто-то запел.

Поет человек и пусть себе поет, если ему весело. Я сам люблю петь. Только я это подумал, как за стеной снова раздалось:

Теперь он пел громче, почти кричал, а на словах лихие эскадроны подвывал немного и захлебывался. Потом запевал опять и опять и все про партизан. Я пробовал читать книгу, но у меня ничего не получалось. Певец так завывал, что я не вытерпел, вышел в коридор и постучал в соседнюю дверь. Песня раздалась еще громче. Я даже удивился, как это можно так петь. Я постучал еще раз и еще Наконец пение прекратилось, за дверью раздалось шмыганье носом и глухой голос сказал:

Чего?

Послушайте, не можете ли вы петь потише?

Ладно, согласился певец и тут же заорал так громко, что я попятился от двери:

Потом началось что-то совсем непонятное. Шли лихи-и Шли лихи-и Шли лихи-и выкрикивал певец не своим голосом.

Я совсем растерялся. Может быть, за дверью сумасшедший? И тогда надо звать на помощь докторов, санитаров. Может быть, это очень опасный сумасшедший, и на него нужно надеть смирительную рубашку. Я осторожно приоткрыл дверь и увидел: лежит на оттоманке тот самый мальчишка, что впустил меня в квартиру, кусает подушку, бьет ногами по валику и горланит песню. А из глаз его бегут слезы.

Чего это ты орешь? спросил я.

Мальчишка стиснул зубы, сжал кулаки.

Ухо болит. Потом лягнул ногой и снова запел: Шли лихи-и

Вот смешной! начал было я. Ухо болит, а ты поешь. Но мальчишка посмотрел на меня такими глазами, что я прикусил губу. Я догадался.

Когда я был солдатом, у меня тоже однажды заболело ухо, ночью в казарме. Плакать солдатам нельзя ни за что. Я ворочался с боку на бок, так же вот грыз подушку и сам не заметил, как раздвинул прутья на спинке кровати и сунул между ними голову. Потом боль утихла, и я уснул. А когда проснулся, то не мог встать, не мог вытащить обратно голову. Пришлось двум солдатам разжимать прутья, а ночью я разжал их один. Вот какая была боль.

Я с уважением глянул на мальчишку, а он на меня залитым слезой глазом. Он молчал, и ему это было очень трудно.

Я бросился звонить по телефону в поликлинику. Меня долго расспрашивали, что болит, у кого болит Наконец сказали: Будет доктор.

Я ходил по комнате, и, как только за стеной раздавалось про партизан, я начинал подпевать. Вот так мы пели: он в одной комнате, я в другой.

Скоро приехал врач молоденькая чернобровая девушка в белом халате. Она сразу спросила:

Где больной?..

Я показал на мальчишкину дверь. А он там снова загорланил про своих партизан.

Как вам не стыдно обманывать? рассердилась девушка доктор. Какой же это больной, если он песни распевает таким диким образом?

Доктор, это настоящий больной, это такой больной И я рассказал все как есть. Девушка вошла в комнату к мальчишке и твердым голосом сказала:

Смирно!.. Прекратить пение!

Мальчишка затих, сел на оттоманке. Сидеть смирно ему было трудно, у него все время дергались ноги.

Девушка-доктор налила ему в ухо пахучей желтой камфары, обложила ухо ватой и завязала бинтом. А меня заставила вскипятить воду для грелки.

• Предыдущая
• 26/89
• Следующая