Семь дней чудес - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/29
- Следующая
– А я и раньше это знал.
– Ты все знаешь раньше других! – Боря провел ладонью по его круглой, теплой голове.
Брат улыбнулся.
– Смотри только, если она позвонит, чтоб все сделал… Понял? Чтоб все! А встретишь на улице – сам спроси, надо ли что… Обещаешь?
– Будь спокоен.
И тогда Боря спросил:
– Слушай, а почему Александра Александровна сказала.., ну, сказала, что я стал какой-то другой?.. Ну, ты помнишь это слово?..
– Удивительный?
– Ну да. – Боря поморщился от неловкости. – Что она имела в виду?
А кто ее знает! – Костик пожал плечами, но глаза его старательно скрывали улыбку.
Тогда Боря незаметно, чтоб Костик не догадался, пошел в ванную и, не зажигая света, встал у зеркала над полочкой, на которой стояли разные баночки, тюбики с мамиными кремами и пастами, а из стаканчиков торчали четыре зубные щетки – всего их семейства. И увидел в зеркале себя. Не изменился: лицо по-прежнему худое и глаза по-прежнему серые, но не такие лихорадочные, и губы стали спокойные… А все остальное как было!
Скоро пришла с работы мама. С узлом в руках. Ей открыл Костик. Он все время крутился возле и смотрел, как Боря примеряет пальто, перешитое из отцовского. Мама отошла от Бори, глянула на него, и глаза ее вдруг вспыхнули.
– Боря, что с тобой?
– А что? – Боря даже испугался немножко. – Что-нибудь не так, да?
– Нет, нет-нет, все так…
«Что ж это такое? – напряженно думал Боря. – Не только Александра Александровна, но и мама что-то увидела во мне… Но что? Что? Почему они не говорят, что с ним стало?»
Боря позволял себя в новом пальто вертеть в любые стороны, а сам украдкой поглядывал на маму, на ее лицо, на тоненькие морщинки у рта и носа. А вчера они были у нее? Не замечал. А под глазами у нее усталая синева. Да и сами глаза вроде бы помутнели от усталости.
«Мам, иди отдыхай», – хотел сказать Боря, но не сказал: почему-то было очень стыдно сказать это – ведь никогда не говорил. И разве дело только в отдыхе? Он не знал, что делать. Он вышел на кухню и увидел ведро, полное мусора. Он схватил его и побежал на лестничную площадку к мусоропроводу. И услышал сзади мамин голос: «Ну что ты, Боря, я сама», – и ему стало еще хуже, ведь это была такая мелочь. А что же не мелочь? Что настоящее?
И Боря спросил:
– Может, купить надо чего?
– Все есть, – ответила мама, – и хлеб, и масло… Вот, правда, картошки маловато. Но ничего, авось до завтра хватит. Да и тяжелая она…
– Давай я сбегаю, – сказал Боря. – Хоть десять кило…
– Ну да! Не донесешь… Лучше отдыхай… Ты уроки сделал?
– А я ему помогу, – тут же вмешался Костик.
– Без тебя справлюсь.
– Ну возьми и меня, Борь, мне скучно без тебя, – захныкал Костик, и пришлось отправиться в магазин вместе с братом.
Боря приволок целых двенадцать килограммов картошки, и мама заохала, увидев, как глубоко врезались в его пальцы ручки авоськи, оставив белые следы.
– Жив еще? – Мама пристально посмотрела на него.
– Тоже скажешь! – немножко даже обиделся Боря. – За кого ты меня принимаешь? Что еще сделать?
– Ничего больше не надо, Боря… Что это с тобой?
– А что?
– Да я так… Ничего… Ну иди к себе, поиграй с Костей.
Уходить не хотелось, но Боря ушел: ничего стоящего ведь не сделал, а надо бы что-то сделать. Но что и как? Вон какое у мамы замученное лицо; это не только потому, что у нее много дел… Боря ушел, и на сердце у него стало немного легче – совсем немножко! Но голова была ясная, спокойная. Однако не прошло и получаса, как опять в сердце пробилась и застряла какая-то тревога.
Боря уже догадывался, в чем дело. Но так не хотелось, так боязно было звонить в ее дверь – это ведь не к Геннадию и не к Александре Александровне… А надо было… Иначе не будет ему радости и веселья…
Надо!
И на следующий день, в воскресенье, Боря сказал брату:
– Может, к Наташке сходить?
– Идея! – закричал Костик. – Она так будет рада!
Боря слегка насторожился:
– Это почему же?
– Потому! – выпалил Костик. – Ты ведь давно у нее не был…
– А ты откуда знаешь?
– Хочешь, пойдем вместе?
– Нет, ты скажи, откуда ты знаешь, что я давно у нее не был?
– Да ничего я не знаю… Просто так сказал…
– А-а-а, – немного успокоился Боря, но решил ни в коем случае не брать с собой брата: не к старушке ведь идет и делать ему там нечего.
Но как пойти к ней? Что сказать? Как объяснить все? Может, на улице случайно встретится. Там все проще…
– Пойду прогуляюсь, – сказал Боря.
– А мне можно?
– Иди.
В самом деле, пусть идет, на улице он не помешает.
Они вышли. Было свежо, солнечно и не очень шумно. Костик шел рядом с ним и не мешал думать. А внутри по-прежнему что-то жгло и жгло Борю, и ему казалось, что в жизни его все не так, что он черствый, жестокий и никчемный человек. Чего-то основного, большого и главного он не сделал и даже не знал, что это и как это можно сделать…
Наташка все не попадалась. «Ну и не надо! – подумал Боря, шагая к дому. – Если она не встречается мне, то я сам пойду к ней… Да-да, пойду!»
«ЭТО Я, БОРЯ…»
Дома Боря стал разыскивать во всех углах и на полках Наташкины книжки – набралась целая стопка, – бутылочку с чернилами для авторучки, которую вот уже месяц не возвращал, и чернил за это время уменьшилось ровно наполовину; сунул в карман ее складной ножичек с синей перламутровой ручкой, рогатого чертика на резинке и решительно пошел к двери.
– Ты куда? – догнал его голос Костика.
– Скоро вернусь.
– А я? Возьми и меня… Ну возьми!
– И не проси.
– Ну, Борь… Как шел к Гене и к бабушке, так я был нужен…
– Не могу.
Боря вышел из квартиры и пошел к Наташкиной двери. В одной руке он держал ее книжки, другой потянулся к кнопке звонка и услышал, что Костик вышел из квартиры и стал возле лифта.
– Борь… Всегда ведь брал… Возьми!
– Уйди!
– Кто там? – громко спросила Наташка.
Боря открыл рот, но что-то внутри заело, и он какое-то мгновение стоял с разинутым ртом и не мог произнести ни звука. Потом произнес:
– Это я, Боря…
Дверь открылась, и он ступил через порог. Глаза его встретились с ее глазищами, удивленными и немигающими. И в них блеснула радость:
– Борь, ты?
Как будто сама не видела – или не верила? – что это он. Или, черт побери, он все еще не похож на себя?
На кого же он тогда похож?
– А кто же? – спросил он. – Кто, если не я?
– Но ты.., ты такой красивый! Ты…
– Откуда ты взяла? – сказал Боря. – Какой был, такой и есть!
– Нет, совсем не такой… Ты и раньше был.., но сейчас но сравнить… Я так и знала! Посмотри! – И она протянула ему круглое зеркальце, и Боря не узнал себя: это был он – и совсем не он! И глаза, и нос, и губы – все прежнее и все другое! Встреть он себя па улице – не сказал бы, что это он, Боря Крутиков: в глазах – блеск, спокойствие, сила, на губах – улыбка, и никакой суеты в лице!
– Выдумываешь ты все, – сказал Боря.
– Нет, Боря, правда… Я ведь всегда знала, что ты такой… Другой, чем кажешься, что Глебу далеко до тебя и что у вас с ним все было случайно и не по-настоящему…
– Ты о чем?
– Сам понимаешь… Ты что так нагрузился?
Боря шел к столу, а она за ним.
Тихо шла, бесшумно. Удивленно.
Никого, кроме нее, в квартире не было.
Он положил на стол книги и стал выгружать карманы.
– Что это за ножик? – спросила Наташка.
– Уже забыла? Не сердись на меня… Он.., ну завалялся… И за чернила…
В ее глазищах вдруг появилась грусть.
– А зачем ты все сразу? Ну зачем?
Боря промолчал.
– Книжки-то хоть прочел?
Боря хотел соврать, но не смог. Он напрягся и, весь краснея, выдавил:
– Не все… Ты прости, что кой-какие потрепались…
– Какие пустяки! – воскликнула Наташка. – Они такие и были!
– Как-нибудь вместе починим… Заклеим… Хорошо?
- Предыдущая
- 27/29
- Следующая
