Зияющие высоты - Зиновьев Александр Александрович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/190
- Следующая
Вечером создали чрезвычайную комиссию по борьбе с Мазилой и ему подобными. В комиссию вошли Художник, Литератор, Мыслитель, Приятель и Сотрудник. Мыслитель сделал доклад о неправильных направлениях. Сотрудник рассказал новые смешные анекдоты про Заведующего. Художник зачитал резолюцию: считать произведения Мазилы не имеющими цены и уничтожить во избежание вредных последствий, а самого Мазилу считать не существующим, так как такого чудовищного отклонения среди нас не могло быть в принципе. Резолюцию приняли единогласно. После этого Сотрудник с Мыслителем поехали к Мазиле, выпили у него бутылку водки, заняли сотню до получки, обозвали членов комиссии подонками и долго уговаривали Мазилу достать им девочек.
Художник кое-что из гравюр Мазилы спас от уничтожения и унес к себе в мастерскую. Он решил перерисовать более или менее терпимые гравюры. Но что бы он не срисовывал (палец, член, нос, женский зад, коленчатый вал, кишки и т.п.), у него все равно получался то портрет Заведующего, то портрет Заместителя, то (в лучшем случае) высокоудойная корова из газетной передовицы. Литератор сказал по этому поводу, что у Художника здоровое нутро и его даже силой не заставишь стать каким-нибудь ципципсионистом. Клеветник сказал, что они даже украсть как следует не могут, ибо даже не знают, что именно воровать нужно. Скульптуры Мазилы отчасти переплавили на утюги и кастрюли, а остальные выкинули на мусорную свалку. После этого молодые и прогрессивные художники, с удовольствием не знавшие о существовании Мазилы, которого не было и не могло быть в ибанской культуре в силу ее общей здоровости, откалывали от скульптур Мазилы куски камня и высекали из них каких-то неведомых уродцев. Уродцы членам комиссий напоминали что-то давно знакомое, но на выставки уже допускались.
БЕСЕДЫ О ТАЙНАХ ИСТОРИИ
На улице зверский мороз, читал Инструктор. На губе тепло, жгут доски, заготовленные для нового сортира. В лагере Правых говорят о жратве, бабах, орденах и портянках. В лагере Левых обсуждают проблемы мировой истории. Вся эта писанина, говорит Уклонист, утешение для слабоумных. На самом деле, просто одни обделывают свои делишки за счет других, из совокупности их мелких пакостей вырастают большие. Для них выдумывают подходящее оправдание, которое называют объективными законами. Выдумывают так, чтобы удобно было делать новые пакости, и называют это научным предвидением. Концепция слишком пессимистическая, говорит Интеллигент. Есть же какие-то твердые и устойчивые опоры. Опоры есть, говорит Уклонист, но очень хрупкие. Притом они приносят благо человечеству и страдания человеку. Если ты апеллируешь к морали, говорит Интеллигент, то она сама зависима и переменна. Нет, говорит Уклонист, то, что ты называешь моралью, не есть мораль. Это пропаганда, просветительство, нравоучения. В общем, нечто вполне официальное. Настоящая мораль всегда неофициальна. Она всегда одна. Она либо есть, либо ее нет. Она не имеет никаких основ, кроме решения отдельных индивидов быть моральными. Она тривиальна по содержанию, но невероятно трудна в исполнении. Не доноси, держи слово, помогай слабому, борись за правду, не хватай хлеб первым, не перекладывай на других то, что можешь сделать сам, живи так, будто всегда и всем виден каждый твой шаг, и т.п. Что проще? А много ли таких людей ты встречал? Мыслима ситуация, когда все общество держится на каком-то уровне только благодаря тому, что в нем живет один единственный нравственный человек. Если и такой исчезнет, то появление нового есть дело случая. Его может и не быть. Неутешительно говорит Интеллигент. Не остается места надежде. Мы мужчины, говорит Уклонист, и надежды нам ни к чему. Кроме того, если уж тебе так нужны надежды, то они вполне уживаются с сознанием невозможности и даже обреченности. Один мой знакомый говорил, что человечество должно быть благодарно ему за ту совокупность зла, которую он мог сделать, но не сделал. Это конечно, позиция, но позиция пассивности. Позиция активности, говорит Уклонист, ничуть не лучше. Все самые гнусные преступления в истории совершались во имя добра. Где же выход, спрашивает Интеллигент. В сортире, говорит Уклонист. Выхода нет, ибо он вообще не нужен. Проблема надумана. Некому выходить. Некуда выходить. Незачем выходить. Надо на все посмотреть с какой-то иной точки зрения. А с какой, я не знаю. Еще мальчишкой я вычитал в какой-то книге: "Люди бездумно творят никчемный процесс, не имеющий смысла и цели и наугад влекущий их в ничто. И только бессилие каждого перед безжалостной слепой силой всех придает этому процессу черты величия и грандиозности. Усилия отдельных личностей вырваться из него и обрести свободу ведут к успеху только путем самоуничтожения и потому бесплодны". Запомнить запомнил, но понимать начинаю только теперь. Жаль, слишком поздно. Пора спать. Странно, говорит Мерин, устроено общество. Одним боком оно всегда опережает свое время, а другим всегда безнадежно отстает. И никаким боком оно не живет нормально, т.е. именно в свое время. С одной стороны - ракетные двигатели и цепные реакции, которые найдут серьезное применение лишь много лет спустя после войны. С другой стороны кавалерия, которая стала анахронизмом уже в конце той войны. Легенда Первой конной была настолько сильна, что меня как человека с незаконченным высшим техническим образованием призвали в кавалерию, В дивизии у нас был, правда, танковый полк. Но и в нем были эскадроны, хотя не было ни одного человека со средним образованием. Через пару месяцев нам решили показать, что такое атака конной массы. Целый месяц мы изучали маршрут, по которому должны двигаться на место построения. И все же мы опоздали на час, а один полк заблудился в овраге и не явился совсем. Наконец протрубили какие-то сигналы. Наши боевые лошади, которые знали эти сигналы назубок еще с гражданки, рванулись вперед. Через мгновение мы барахтались в снегу, а наши лошади утопали в сабельный поход без нас и смылись на конюшню. Мы ползали в снегу в поисках потерь. Я потерял шомпол. Мой сосед - штык. А наш помкомвзвода так яростно взмахнул шашкой, что клинок вырвался из рукоятки и исчез в неизвестном направлении, Помкомвзвода рыл когтями снег и последними словами поносил Первую конную. Комиссия поставила нам четыре. Два месяца потом изучали опыт учения. Войну я встретил тоже в кавалерии. Правда, я сидел в окопе, а моя обросшая как Хемингуэй "Пенелопа" паслась где-то в тылу. Но все же мне, как сказано в "Балладе",
Повезло на этот раз.
Вышел экстренный указ.
Всех умеющих читать
В авиацию забрать.
Во сне Мерин тихо ржал и лягался. Ему снилась массированная атака конной лавины. Впереди верхом на плачущем помкомвзвода скакала его волосатая монгольская кобыла. Она размахивала шомполом и кричала: "Донесу!".
КОШМАРЫ
Шизофреник тяжело болен, сказала Супруга. Надо его навестить и помочь. Они заявились к нему все сразу. И заговорили все сразу. И он отвечал всем сразу. И не понимал, о чем они говорят. И зачем говорят. И не понимал того, о чем говорил он сам. Когда Вы пишете об общественном строе, в котором без серьезных ограничений господствуют социальные (в Вашем понимании, конечно) законы, Вы имеете в виду, само собой разумеется, наше общество, сказал Социолог. Я никакое конкретное общество не имею в виду, сказал Шизофреник. Я осуществляю обычную абстракцию. Я формулирую некоторые правила поведения людей. Люди, по крайней мере, иногда поступают по этим правилам. Согласитесь, что это так. Я называю эти правила социальными. Если Вам не нравится, что я употребляю это слово, от него можно и отказаться. Это не принципиально. Назовем их, допустим, альфаправилами. Не возражаете? Далее, я ставлю вопрос: какой вид приняло бы общество, в котором люди поступали бы исключительно по альфаправилам без ограничения их путем установления таких общественных институтов, как мораль, право, гласность, оппозиция и т.п. Такое общество есть пустая абстракция, сказал Мыслитель. Совершенно верно, сказал Шизофреник. Это - абстракция. Но она ничуть не хуже абстракции того изма, который вы критикуете второе столетие как реальность. Этот изм устойчив и существует в действительности, сказал Мазила. А Ваш изм не мог бы просуществовать в действительности ни одного дня. Напротив, сказал Шизофреник, он настолько устойчив, что становится даже страшно от этого. Его предпочитает подавляющее большинство населения. В моем, как Вы выразились, изме, огромные массы людей получают сравнительно мало. Но зато они еще меньше (опять-таки сравнительно) работают. Так что коэффициент вознаграждения здесь довольно высок. Попробуйте, предложите нашим работникам выбирать: тяжкий труд и более высокая зарплата или более легкий труд и менее высокая зарплата, обеспечивающая удовлетворение основных потребностей. Уверен, что большинство предпочтет последнее. Далее, здесь большое число граждан может вести праздный образ жизни. Армия начальников здесь достигает таких невероятных размеров, что полностью удовлетворяет тщеславие и властолюбие человечества. Здесь выдающиеся по уму и способностям люди уничтожаются или низводятся до состояния, в котором невозможно стать значительными личностями, а ничтожества процветают и возвеличиваются. А ничтожеств неизмеримо больше. Благодаря официально сложившейся системе воспитания и образования и легкости овладения социальными навыками формируется тип человека, приспособленного жить именно в такой среде и неспособного жить в иной. Так что страхи начальства по поводу возможной массовой эмиграции лишены оснований. Именно этот тип человека затем оказывает обратное влияние на вид техники, организацию дела, искусство и прочие сферы общественной жизни, поддерживая тенденцию к развитию более грубых отраслей производства, более примитивных форм организации труда, деперсонифицированных форм искусств, лишенных социального содержания, что опять-таки устраивает большинство. Круг замыкается. Картина слишком пессимистическая, сказал Социолог. Смотря с какой точки зрения, сказал Шизофреник. Мы стоим у самых истоков желаемого. Надо все начинать сначала. А если мы начнем, то нам снова придется пережить все хрестоматийные ситуации и образцы. Конечно, моя позиция пессимистична с точки зрения одной жизни. История не считается с тем, что жизнь коротка. Но с точки зрения вечности никакого пессимизма тут нет. Существуют конфликты людей, неконтролируемые последствия, разнородность районов и стран. Кстати, если человечество и погибнет, то не от разъединения и драк, а именно от единения и однородности. Наконец, не исключается возможность появления высоконравственных личностей. Хотя состояние нравственности самое неустойчивое для социального индивида, а нравственная жизнь - мученический подвиг, вероятность появления таких людей все же выше нуля. А влияние таких людей на ход истории мы явно недооцениваем. Я во многом согласен с Вами, сказал Мыслитель. И фактически мы делаем то же самое Дело, что и Вы. Но иначе. И, как видите, с иными последствиями. Там вверху ведь тоже не все злодеи и дураки сидят. Они кое-что понимают. Но практически действовать они не могут. Попробовали бы Вы провести хотя бы одну маленькую реформочку социального значения в масштабах государства, тогда, может быть, поняли бы, что это такое на деле. Критиковать и строить утопии теперь всякий может. Мы должны вместе делать одно Дело. Я никого не критикую и ничего не предлагаю, сказал Шизофреник. Я ничего не делаю в Вашем смысле. Я только думаю. А то, что Вы называете "Мы", действительно есть пустейшая абстракция. Вы даже не догадываетесь (если то, что Вы говорите, искренне), насколько наши позиции различны. Казнимый и палач тоже делают одно дело. И палачи всегда призывали казнимых к сотрудничеству. К сожалению, как правило, они имели успех. А Вы, оказывается, моралист, сказал Сотрудник. Нет, сказал Шизофреник. Морализм есть формула демагогии, обмана и насилия. Я морален. А это нечто противоположное морализму. Моральный человек - Красная Шапочка, а моралист - Серый Волк, нарядившийся Красной Шапочкой. Еще в том трактате, сказал Сотрудник, Вы утверждали, что мораль не имеет никаких основ, кроме решения отдельных индивидов стать моральными. Значит, по-вашему, она - продукт свободной воли. Но это же примитивная ошибка, непростительная для такого человека, как Вы. Я этого не утверждал и не утверждаю, сказал Шизофреник. Как же так, сказал Сотрудник. У Вас же тут прямо так и написано. Написано, сказал Шизофреник. Но это утверждаю не я, а Уклонист. Я же по этому поводу определенного мнения пока не имею. Это софистика, сказал Сотрудник. Писали-то все равно Вы. Из того, что я пишу какое-то утверждение, не следует, что я его принимаю за истинное, сказал Шизофреник. Вот Вы сейчас сами повторили фразу, которая написана в моем трактате. Но Вы же ее не считаете своим убеждением. Конечно, нет, сказал Сотрудник. Но что-то Вы хотите сказать своим трактатом. Что именно? Хочу, сказал Шизофреник, но это вопрос не юридический. Ответьте нам на него просто как на вопрос человеческий, сказал Социолог. Не буду, сказал Шизофреник. Вы не являетесь людьми, которых я признаю равноправными собеседниками. И я не хочу с вами говорить ни в каком ином плане, кроме юридического. Но Вам же отлично известно, что такого плана тоже нет, сказал Сотрудник. Есть лишь иллюзорно юридическая фразеология. А кроме того, какими бы безупречными с логической точки зрения ни были Ваши парадоксы, они для обычного человека выглядят как бесчеловечные отклонения от нормы. Все лучшие достижения цивилизации появились сначала как отклонения от нормы и изображались обычно как враждебные человеку, сказал Шизофреник. Цивилизация вообще есть уклонение, протест и защита от нормы. А что Вам цивилизация, сказал Претендент, живем-то мы один раз. Мы уже не живем, сказал Шизофреник. Нас уже нет. Так что подумайте лучше о тех, кто будет потом. Кто знает, может быть, мой потомок вот так же будет допрашивать Вашего. Это не имеет значения, сказал Сотрудник. Через два или три поколения биологическое родство людям безразлично. Но не безразлична причастность к прошлому, сказал Шизофреник. Вы просто не любите наш изм, сказал Мыслитель. И этим все объясняется. А если, действительно, не люблю, сказал Шизофреник. Но разве это преступление? Не преступление, конечно, сказал Сотрудник, но нечто более серьезное, а именно - возможность и угроза преступления. Но я не питаю к нашему изму любви и ненависти, сказал Шизофреник. Я к нему отношусь иначе: я его понимаю. Вы ко всему прочему еще и наивны, сказал Претендент. Неужели Вы думаете, что познание сути нашей жизни играет какую-то роль? В конце концов, все решают люди дела. А они всегда имеют или специально изобретают ложные представления о жизни. Иначе они не могут действовать. Чтобы нанести удар по какой-либо стороне изма, надо выступать в качестве человека, укрепляющего ее. Наивность есть тоже идеология, сказал Шизофреник. А знание правды есть первое чисто человеческое дело. Вы это знаете не хуже меня. Знаем, сказал Социолог. И потому мы Вам не завидуем. Я не сделал ничего преступного, сказал Шизофреник. Помимо юридической преступности, сказала Супруга, есть социальная преступность. Вы же сами об этом писали постоянно. Я не употреблял такого выражения, ибо оно двусмысленно, сказал Шизофреник. Оно означает осуществление действий, опасных или вредных для общества, и осуществление действий, которые направлены на ограничение социальных законов или противодействуют им, но которые не опасны и не вредны для общества как целого Скорее наоборот. Что Вы имеете в виду? Перестань выпендриваться, сказала Супруга и захихикала, ты такое же дерьмо, как и мы. И они все сразу же исчезли.
- Предыдущая
- 36/190
- Следующая
