Говорящий тайник - Гусев Валерий Борисович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/26
• Следующая

Мы вручили папе термос.

– Никто не видел, что вы его забрали? – спросил он.

– Что ты! – сказал Алешка. – Там как раз такая паника была! На всех этажах вдруг заработали огнетушители. Первый этаж прямо залило мне по пояс.

– А Диме с ручками? – усмехнулся папа и отвернул крышку термоса… Термос был пуст.

– Вы что? – испугался папа. – Допили по дороге этот чай?

– Мы вещдоки не уничтожаем, – обиделся Алешка.

Папа понюхал горлышко и сказал:

– Впрочем, эксперты установят, что здесь было…

Когда мы ложились спать, Алешка сказал мне:

– Дим, этот охранник, он какой-то ненастоящий. И воще, я его где-то видел.Это он мне специально сообщил. Чтобы я не сразу уснул.

Глава IX Спасем Лидочку?

На следующий день Алешка позвонил папе на работу.

– Термос экспертам своим отдал? – спросил он довольно нахально. – И чего говорят?

– Да ничего особенного, – ответил папа. – Говорят, что я распустил своих детей и жалоба на вас уже ушла прямо к министру.

Эти слова означали, что сейчас папа ничего не скажет, а скажет вечером, но только то, что сочтет нужным и возможным.

– Дим, – вздохнул Алешка, положив трубку, – поползли на кухню. Мама беляши делает. Надо ей помочь.

Когда мы вошли на кухню, мама оглянулась от плиты и вздохнула. На сковороде румянились очень вкусные беляши.

Алешка начал разговор издалека.

– Мам, а как подмышка пишется?

– Подмышка или пАдмышка? – уточнила мама вопрос.

– Это я знаю: пАдмышка. А вот вместе или не вместе?

– Конечно, вместе. Это все знают. Кроме тебя. – Мама выложила порцию готовых беляшей на блюдо. Они так запахли! И на них еще весело пузырилось кипящее масло! Чего Алешка затеял эту грамматику? Нашел время!

– Вместе? Надо же! «Я взял книгу под мышку». Тоже вместе?

Мама задумалась. Потом рассердилась:

– Иди отсюда! Ты меня отвлекаешь.

– Ма, я очень люблю наш родной русский язык. Он необыкновенный. И я хочу его знать лучше всех.

Мама насторожилась.

– И что? – спросила она.

– Нам Любаша вчера очень интересную книгу читала. Про всякую старину. Там про всякие идеалы, про неземную любовь…

– Ну? – Мама пыталась понять, что ему нужно.

– Там на одной странице один графин говорит своей графине: «Я вас истово люблю!» Истово – это как?

– Очень сильно и глубоко. – Мама не отрывала глаз от сковороды.

– А потом он говорит другой даме: «Я вас люблю НЕистово!» Это как? Наоборот? Он ее ненавидит?

Мама повернулась к нему с большими глазами. Она растерялась, как охранник под огнетушителем.

– Истово… Неистово… Противоположные слова… Обозначают одно и то же понятие.

И тут мама нашла правильное решение. Единственно верное. Она взяла большую тарелку и положила на нее шесть беляшей прямо со сковороды. И прошипела… Мама у нас очень красивая. У нее самые большие и самые голубые глаза в нашем микрорайоне. Когда она сердится, ее глаза становятся еще больше. Прямо во все лицо. И тогда она прошипела:

– Забирайте! Идите отсюда! Прошу вас истово и неистово!

Мы схватили тарелку в четыре руки и, едва не застряв в двери, ринулись в свою комнату.

– Шесть штук, – задумчиво сказал Алешка. – На пятерых не делится.

Я даже оглянулся – а где же еще трое?

– Дяде Федору с его родственниками надо отнести. Дим, теперь ты иди за добычей.

– И чего я скажу? Еще один беляш?

– Ты спроси маму: «Да» и «нет» – разные слова?» Она скажет: «Конечно, разные!» Тогда ты скажешь: «Мам, спроси меня: ты сыт?» Она спросит. А ты скажешь: «Да нет, я голоден». Понял?

Ничего я не понял. К счастью, тут вошла мама с беляшами:

– Дяде Федору отнесете! Он дома?

– Да нет, – сказал Алешка.

Мама быстро закрыла за собой дверь.

– Леш, – сказал я с сочувствием к маме, – ну зачем этот спектакль? Сказал бы просто: «Мам, так хочется твоих великих беляшей» – и все.

– А то! Мы все это уже проходили в первом классе. Начнется: сначала – помойте руки, потом – сделайте уроки, еще потом – пропылесосьте большую комнату, вынесите ведро с мусором, сходите в магазин. А когда уже сил не останется – молодцы, вот вам за это!

Что-то он в последнее время много спорить стал. Невзирая на лица. У него, наверное, звездная болезнь начинается – я младший и самый умный сын Шерлока Холмса! Надо будет в моем рассказе эту тенденцию отобразить.

Но тут Алешка прервал мои мстительные мысли:

– Дим, хочешь, скажу? На меня две мысли напали. Они, Дим, одинаковые. Но разные. – Тут мне стало грустно: истово и неистово. – Я, Дим, все время вспоминаю: где я нашего нового охранника в своей жизни уже видел? И где я нашу физкультурку Лидочку тоже уже один раз видел. Я, Дим, ее видел на стене. А его, Дим, я видел на стуле.

– Ну и что?

– Я, Дим, видел их в одном доме!

Мне так и хотелось спросить: в сумасшедшем?

Беляши мы доели, но вопросы так и остались «недоеденными».

– Хочешь, скажу? – Алешка проглотил последний кусок и зашептал мне в ухо:

– Они, Дим, очень подозрительные. – И очень логично подвел итог: – Пошли к дяде Федору, отдохнем.

Дядя Федор нам обрадовался. И его родственники тоже. Мурзик встал на задние лапы и помахал передними, Шарик тут же напросился к Алешке на руки.

– Как батя? – спросил дядя Федор Алешку. – Не шибко ухи драл?

– Испугался! За одно ухо взял, а я как заору: «Я с дядей Федором ездил!» – он тут и передумал. «Тогда, – говорит, – ладно. Живи с ушами».

– На то и нужны друзья, – сказал дядя Федор. – Чтобы ухи сберечь. Чайник ставить?

– А то! Мы беляши принесли!

– Мамкины? Сколько штук?

– Без пять десять. Но мы уже свои четыре без десять съели. Это вам и родственникам.

– Родственникам не дам, пусть облизываются. Я их тут застал! – Дядя Федор поставил чайник на плиту. – Они что творят? Они, ребятки, холодильник гипнотизировают.

– Они умные, – сказал Алешка.

– Хотите поглядеть? Ну-к, пошли в залу.

Свою комнату дядя Федор почему-то называет залой. Хотя в ней никаких «зальных» прибамбасов нет. Нет ни паркета на полу, ни люстр на потолке, ни зеркал на стенах. Есть тахта, на которой спит дядя Федор, и раскладушка, на которой весь день валяются «родственники».

А еще на стене висела фотография молодого сурового бойца в камуфляже. Обвешанного всякими гранатами, с хвостиком рации из нагрудного кармашка, с укороченным автоматом на груди. В шапке-афганке на голове.

– Где-то я его видел, – сказал Алешка.

– Тихо! – сказал дядя Федор. – Сидим ровно без пять минут десять.

Без пять минут десять мы на цыпочках подобрались к кухне. Заглянули в дверь. Напротив холодильника, подобрав хвосты и насторожив уши, сидели «родственники». Закаменевшие. Уставившись на дверцу холодильника.

Без одной минуты две – мы сами все это видели – дверца холодильника чмокнула и распахнулась. Шарик мягким прыжком влетел внутрь, схватил сосиску и сбросил ее на пол – Мурзик наступил на нее лапой. А Шарик выдрал из пакета еще одну сосиску и, зажав ее в пасти, спрыгнул на пол. Обернулся, коротко, прямо через сосиску, мяукнул – дверца холодильника послушно захлопнулась.

– Во! – шепнул дядя Федор. – Кому скажи – не поверят. Я вот, по ихнему примеру, без тридцать минут час сидел напротив холодильника – хоть бы вздрогнул.

Алешка вдруг сообразил что-то свое.

– Дядя Федор, а ваш холодильник их слушается, только когда они вдвоем его гипнотизируют?

– А то! Один раз гляжу: Мурзик сел, сидел-сидел, даже скулить начал – нет эффекта. Позвал Шарика, видать, одной силы маловато было. Вдвоем справились, курицу стащили.

– Мою? – вдруг встрепенулся Алешка.

– Зачем твою? Мы чужого не трогаем. Твоя в морозилке мерзнет.

– Что за курица? – спросил я Алешку.

– А… дохлая. С камнями.

– С какими камнями? В печени?

– А я знаю, где у нее печень? Ты лучше подумай, где я нашу Лидочку видел? И этого охранника?

• Предыдущая
• 17/26
• Следующая