Последняя побудка - Моррелл Дэвид - Страница 2

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая

— А почему кровати стоят в жестянках?

— Там керосин.

Сразу стал ощущаться острый сладковатый запах.

— Если что-нибудь захочет навестить вас во время сна, то придется проползти через керосин. Это сделать невозможно. Налейте в банку керосину и через неделю обнаружите там все, что угодно.

Об этом думать не хотелось.

— Ну, вот и все. Скажите поварам, что вы новичок. Вас накормят. Увидимся утром. Так где, говорите, ваша ферма?

— Недалеко от Кливленда.

— А-а, я и сам из тех мест. Так помните о ботинках. — Сержант ушел.

Он стоял посреди комнаты, вдыхая запах керосина, глядя на полоски заката, мерцавшие на полу; пахло еще пылью и деревом, он глубоко вздохнул, облизал губы и долго стоял не двигаясь. Сняв шляпу с круглыми полями, он повесил ее на крючок, поискал, куда бы положить вещевой мешок, наконец туго стянул его и повесил на другой крючок, потом подошел к двери. Сержанта нигде не было видно. Он оглядел цепь хибар перед ним, казармы поодаль, солдат, сидящих на завалинке, клубящееся облако пыли там, где, как он подумал, были конюшни. Мимо протарахтела линейка; солдаты на завалинке даже не взглянули на нее. Потом освещение изменилось: солнце село. Похолодало, поднялся ветер. Он стоял и думал, поесть ему или нет, вспоминал о ветчине, кофе, галетах. От этой мысли в животе заурчало. Он взглянул на койки, потом снова посмотрел на улицу и закрыл дверь.

Его разбудил гром.

Ему снились зеленые поля и цветущие сады на склоне холма, а под дубом на вершине стоял его отец, и чем быстрее он бежал, тем дальше казалась ему цель, а отец становился расплывчатым пятном. Когда же он, спотыкаясь, все-таки добрался до вершины, там не было никого. Он посмотрел вокруг, ища отца, вглядываясь в бесконечные зеленые поля и высокую траву. Один длинный холмик с камнями с одной стороны показался ему могилой, где был отец, который старался вырваться оттуда. Пошел дождь, сначала слабый, но потом он перешел в хлещущий ливень. Ничего не стало видно. Он протянул руки, чтобы дотронуться до дерева, но не нашел его и оцепенел от внезапной молнии и раскатов грома.

Они стояли у самой двери, а он сидел на койке с протянутыми руками, не соображая, где находится. Сержант ошибся. Только один солдат из барака был в увольнении. Двое других пришли вскоре после девяти, поздоровались и легли спать, а теперь они сбрасывали с себя одеяла, бормоча: “Боже милосердный! Что там за дьявольщина?”

Раздались ружейные выстрелы, и все стало ясно. Стены тряслись от непрерывного грохота. Они вскочили с коек, натянули бриджи и, схватив ружья, кинулись к двери и выбежали во тьму.

Он не двинулся с места. Сидя на койке, он видел, как мимо проносятся беспорядочно мельтешащие фигуры. Снова пальба, вспышки огня в темноте. Ничего не понимая толком, он натянул брюки, лежавшие сложенными на койке. Схватив ботинки, он на миг оцепенел, вспомнив слова сержанта, затем бросил их и, озадаченный, побрел к двери.

Казалось, всадники заполнили вокруг все. Их громоздкие фигуры проносились с непрерывным грохотом. Из домов начали стрелять, и всадники стали падать. Потом загорелся сначала один барак, затем другой. Из-за темноты и пыли, поднимаемой лошадьми, ничего не было видно, но при огненных вспышках во всадниках можно было распознать мексиканцев. Под полями сомбреро темнели мрачные усатые лица, сверкали зубы, ослепительно и неистово горели глаза.

Он так и не понял, как это получилось. Только что он стоял полусонный и оцепеневший от происходящего, протянув руки к двери. И вот он уже медленно идет вперед, загипнотизированный событиями и готовый слиться с происходящим. Он не мог остановиться. Вот лошади окружили его. Вот они все ближе и ближе… Все больше мечутся по обеим сторонам от него… Он понимает, что ему тут делать нечего, приказывает себе бежать, но почему-то не двигается с места. Одна из лошадей задела его, закрутила и чуть не повалила на землю, он вытянул руки, чтобы удержать равновесие, и упал на одно колено. Поднявшись, он увидел, как на него скачет еще один всадник, занеся мачете для удара. Тридцать футов, двадцать… Всадник движется все медленнее, становясь крупнее и крупнее. Он ощупал мягкую кожу у себя на шее, на груди, куда вот-вот ударит лезвие. Он снова приказал себе бежать, но не двинулся с места, а всадник все приближался, стремительно увеличиваясь в размерах. Мачете сверкнуло в воздухе, но тут откуда-то слева появилось ружье и сбило всадника с лошади; его нога запуталась в стремени, лошадь рванулась и понесла, а всадник, извиваясь, потащился за ней по земле.

У него перехватило дыхание. Ошеломленный, Прентис обернулся на выстрел, но ничего не увидел. Он приказал себе дышать и изо всех сил стал вглядываться в темноту.

Ничего не видно.

А потом от тьмы отделилась фигура. Мощная и крупная. Это был мужчина в штатском, высокий, с квадратным лицом и широкой грудью. Он бежал, приседал, стрелял и снова бежал. В одной руке он держал револьвер, из которого стрелял, в другой — ружье. Мужчина двигался по направлению к нему, а он стоял окаменев, как минуту назад, увидев всадника. Только теперь никто, наверное, не выстрелит, не собьет с ног этого человека. Мужчина подбежал и так сильно толкнул его плечом, что они оба упали.

Лежа лицом в пыли, он бормотал:

— Что это? Кто…

— Да лежи ты, черт подери!

Он почувствовал, как его схватили за пояс и за воротник и потащили, отчаянно проклиная и ругаясь. Он увидел впереди барак и почувствовал, как две руки втолкнули его внутрь.

С такой же скоростью, как появился, мужчина сразу ринулся во тьму, останавливаясь при выстрелах всадников; дважды он выстрелил сам, потом бросился в сторону и скрылся из виду.

Прентис лежал на глиняном полу барака, глядя вслед тому человеку в открытую дверь. Он все еще ощущал его руки на шее и спине, где незнакомец схватил его, чувствовал царапины на коленях и на руках. И что-то еще в своей руке. Ружье. Он и не заметил, как тот человек оставил оружие. Он лежал и смотрел на свои руки, потом с удивлением обнаружил, что вскидывает ружье, взводит курок и, не целясь, стреляет из дверей.

Всадник получил пулю в затылок и упал. Человек в штатском снова выстрелил и попал другому всаднику в грудь. Он был действительно здоровенным, как в первый момент и показалось Прентису. Трудно сказать, какого роста, но где-то шесть футов три дюйма, а может, и больше. Ковбойская шляпа с острой тульей и загнутыми полями делала его еще выше. Широкое лицо, толстая шея, массивные плечи, под рубашкой и жилетом на руках и на груди отчетливо вырисовывались мускулы. Длинные устойчивые ноги, плотный торс, даже удивительно, что он двигался так быстро и ловко, да еще в темноте. И вообще удивительно, что он такой подвижный. Ведь когда он подбежал и свалился на парня, тот заметил, что он стар — мужчине было лет шестьдесят, и то и шестьдесят пять, о чем свидетельствовало морщинистое, задубевшее лицо и слегка отвисшие щеки, покрытые седоватой щетиной. Словом, старик.

Первый выстрел он услышал, выходя из дома и направляясь к конюшням. Времени было чуть больше четырех; он сначала собирался дать своей лошади корма и воды, потом выпить кофе с беконом в столовой, выкурить папиросу и посмотреть, как взойдет солнце. К этому времени солдаты, с которыми он вместе несет дозор, встанут и будут готовы. Он присоединится к ним, поскачет на запад, проверит там границу.

Старик так и не дошел до конюшни. В десяти футах от барака он услышал первый выстрел и, остановившись, напрягся и подождал; очень скоро последовал второй выстрел, а потом еще и еще, и все звуки слились в единый грохот. Сначала он подумал, что этот шум — отголосок дальнего грома в горах; но теперь все понял. Гром? Как бы не так! Это лошади, а у него при себе ружье для патрулирования и пистолет в кобуре; он выхватил пистолет, отвел затвор, зарядил, стал вглядываться в сторону, откуда неслись выстрелы, вычисляя, где перехватить врага.

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая