Занимательно о космологии - Томилин Анатолий Николаевич - Страница 13

Очень распространены в эти годы были и открытые диспуты. Отцы церкви, приобщившиеся к античной культуре, пытались ввести некоторые положения философии эллинов в догмы христианского учения. Это приводило к бурным спорам, в которых каждая из сторон утверждала свою правоверность, обвиняя противников в ереси. Вот что писал в 1276 году по этому поводу папа Иоанн XXI: «…от высокопоставленных и влиятельных людей получил я сведения, что некоторые учащие в факультете искусств, выходя за его пределы, так излагают в своих чтениях разные вздорные и нечестивые положения, как будто они сомнительны и полежащи диспуту».

Нет, церковь не поощряла диспутов, стремясь разрешать опасные вопросы на закрытых епископальных соборах. Но постепенно открытые диспуты стали одним из любимых видов развлечения. Имена эрудированных и удачливых спорщиков произносились с уважением. Диспуты устраивали при дворах королей…

Так начинается стихотворение Генриха Гейне «Диспут», описывающее спор между представителями различных религий.

Правда, если ученые диспуты помогали рождению хоть какой-то истины, то богословские чаще оканчивались безрезультатно. Если, конечно, не считать достаточным результат, заключающий то же стихотворение:

В наши дни диспут, даже научный, редко имеет решающее значение. А жаль. Представители разных школ, разных направлений предпочитают «мирное сосуществование» там, где гораздо уместнее была бы схватка мнений. В XX веке искусство спора как-то заснуло. Автору не хочется произносить слово «умерло». Мы разучились говорить экспромтом, говорить без заранее приготовленной шпаргалки. Даже завзятые остряки КВН иногда признаются: «Экспромт вчера сочинил». И публичные защиты диссертаций с официальными оппонентами, слава богу, почти никогда не перерастают в споры. А ведь жаль, что искусство спорить, говорить красно, отстаивая избранную точку зрения, искусство, когда-то так развитое среди русской интеллигенции (вспомните последний диспут между профессорами Костомаровым и Погодиным о происхождении варягов), утеряно и студентами нашими, и профессорами их, и преподавателями…

В V веке Блаженный Августин, один из выдающихся мыслителей богословов, постулировал, что бог и мир неотделимы. Все существующее суть некая эманация бога. Даже время сотворено тогда, когда был сотворен мир.

Августин подробно разобрал один из спорнейших вопросов того времени: об отношении человека к божественной благодати. Ученый епископ установил, что человек к восприятию сей благодати способен и тем выработал некий компромисс между верой и философией. Это было и понятно. Сын матери-христианки и отца — убежденного язычника, Августин (тогда его звали Аврелием) в молодости вел самую светскую и разгульную жизнь. Получив хорошее классическое образование, он проводил дни в вихре наслаждений, меняя Карфаген на Мадавру, тщательно объезжая стороной родной Тагаст (древние города на севере Африки). Языческие авторы, в частности Цицерон и Платон, побудили его заняться философией, и лишь в 33 года он принял христианство. После чего быстро выдвинулся, став епископом в Гиппоне.

Компромиссное учение Августина просуществовало недолго. Нарождающиеся одна за другой ереси ставили своей задачей опровержение его догм, и вплоть до самой реформации против учения святого Августина шла непрерывная борьба.

Позднее знаменитый схоласт и богослов Фома Аквинский в пределах существовавшего теологического мировоззрения неоднократно пытался примирить веру и разум, разрабатывая в своих богословских трактатах проблемы пространства и времени. Но все эти попытки не шли дальше чисто умозрительных спекуляций. Для поисков путей к главной цели — спасению души, опытного подтверждения теорий было просто не нужно. Религия предпочитала иметь дело с мифами, а для подавления сомнений и успокоения излишней любознательности существовало такое могучее оружие, как вера плюс святая инквизиция…

Церковь и инквизиция добились того, что в средневековом мире воцарился четкий порядок. Каждый знал свое место. А все общество строго подчинялось установленной иерархии. Во главе мирской жизни стоял император, дальше шли короли, дворяне и, наконец, низший слой — простолюдины. То же самое было и в жизни духовной. Главу церкви — папу окружали кардиналы, епископы, архиепископы и неисчислимая армия убывающих по рангу священнослужителей и монахов.

Точно такая же иерархия существовала и в выработанной к этой эпохе картине мироздания. Центр мира — Землю окружали сферы Луны, Солнца и планет, к которым были прикреплены ангелы различного ранга, обязанные поддерживать среди светил надлежащий порядок. За крайней сферой «неподвижных звезд» находилось небо, где обретался бог. В противовес небесной благодати был создан подземный ад с такими же примерно сферами или кругами, только идущими в обратном направлении. Так, если огромное светлое и просторное небо за небесной твердью принадлежало богу, то тесный и смрадный центр Земли был вотчиной сатаны… И хотя автору ужасно хочется провести сравнение дальше, столкнуть девять хоров ангельских с кругами ада, он помнит, что за пятьсот лет до него это уже было проделано несравненным Данте. И читатель, добравшийся до этого места нашей книжки, может сам перелистать том «Божественной комедии» и если не прочесть, то хотя бы просмотреть картинки, нарисованные лучшим рисовальщиком мира — Гюставом Доре.

Да, вселенная была построена прочно, высокоразумно и навечно! Христианские догмы умело сочетались в ней с наиболее логичными выводами древних авторов, и поколебать эту глыбу не могло ничто.

Правда, возникали по-прежнему различные школы, принимавшиеся по-своему толковать те или иные детали. Но даже в их еретических учениях главное оставалось неизменным. Кроме того, всяческая ересь быстро и умело обезвреживалась. Нет, идеология средневекового общества была на удивление монолитной. Существующую картину мира опасность подстерегала с другой стороны.

Мы часто бываем несправедливы, говоря о средневековье как о времени полного и всеобщего застоя. А между тем эта длительная и действительно довольно мрачная пора жизни человечества отмечена множеством выдающихся технических изобретений. Технические новшества повысили производительность труда, увеличили количество прибавочного продукта, породили новый класс предпринимателей, способствуя тем самым падению феодализма. Буржуазии потребовалась новая философия, способная не только видеть дальше средневековой схоластики, но и делать больше…

Чтобы не быть голословным, автор позволит себе напомнить о некоторых технических усовершенствованиях и новшествах примерно восьми-девятисотлетней давности. Прежде всего это касается энергии. Главным механизмом, преобразующим природную энергию воды в механическую, являлись мельницы, изобретенные, по свидетельству Витрувия, еще в античные времена. Однако в период рабовладельческого строя, чтобы смолоть зерно, достаточно было кликнуть раба. И лишь в эпоху средневековья водяные мельницы нашли широкое распространение. (В одной Англии их было более 5 тысяч.) К середине XII столетия появляются в Европе и ветряные мельницы, изобретенные в Персии. Эти механизмы «автоматизировали» такие процессы, как валяние сукон, раздувание мехов и ковку железа молотом. Кроме того, в начале XI века в Европе появились подковы и хомут, заменивший древнюю ременную упряжь. Эти изобретения позволили в пять раз увеличить нагрузку на лошадь, заменить ею медлительного вола, а следовательно, увеличить производство зерна и расширить торговлю на континенте.