Лига «Ночь и туман» - Моррелл Дэвид - Страница 52

• Предыдущая
• 52/78
• Следующая

— Хорошо, — сказал Хэлловэй. — Я не сознавал значения этих дат.

— Я тебе не верю. Ты знал, что они значат. Я слышу это по твоему голосу.

— Видимо, ты веришь только тому, чему хочешь. Но я уверяю тебя, что…

— У меня есть еще вопрос, — перебил его Миллер. — Наши отцы, все, были старшими офицерами. Это означает, что они не служили вместе. Они командовали отдельными частями. Когда война кончилась, они оказались в разных местах. Что послужило причиной их соединения? Почему они организовали группу?

— Мои отец говорил, что они вместе учились, — ответил Хэлловэй.

— Но нацистские войска были разбросаны по всему миру. Восточный фронт. Западный, северная Африка, Россия, Франция, Италия, Египет. Если наши отцы и учились вместе, они вряд ли виделись друг с другом во время войны. Негодяй, ты снова врешь. Их объединение не имеет ничего общего с их совместной учебой. Почему, в то время как все немецкие солдаты пытались уничтожить свое военное прошлое, эта группа собралась вместе? Они прятались в разных странах. Но они поддерживали связь. Черт возьми, почему?

Хэлловэй не отвечал.

— Кому они платили, кто их шантажировал? — требовал Миллер. — Почему?

На том конце провода тишина.

— Я думаю, репортер был прав, — сказал Миллер. — Я думаю, мой отец очень много чего мне не сказал и ты тоже. Но ты скажешь. Я приеду к тебе, Хэлловэй. Я приеду в Канаду и выбью из тебя ответы.

— Нет! Ты сошел с ума! Ты не можешь приехать сюда! Если за тобой следят из министерства юстиции, ты привлечешь их внимание ко мне…

Хэлловэй не успел закончить предложение. Миллер бросил трубку.

Хэлловэй медленно положил трубку.

Несколько секунд он не мог пошевелиться. Не без усилия он повернулся к пейзажам своего отца, которые ностальгически рассматривал, когда зазвонил телефон. Ровный ряд картин через равные промежутки прерывался окнами в патио, где он видел охранников, патрулирующих вокруг дома.

Раньше он никогда бы не стал разговаривать с Миллером из дома, он бы поехал в расположенный рядом Китченер, где у него был безопасный телефон. Но ему казалось неразумным покидать поместье даже для того, чтобы навестить свою семью в безопасном городе. Он очень скучал и чувствовал себя одиноким без жены и детей, но не мог вернуть их и тем самым подвергнуть опасности.

До этого звонил совершенно запаниковавший Розенберг и бормотал что-то о том, что власти узнали правду о его отце. Подобные звонки были и от других напуганных сыновей членов группы. Обнажалось прошлое. “Ночь и Туман” хорошо справлялись со своей задачей, они втаптывали семена мести еще глубже.

Но Хэлловэй предвидел, что это еще не все, — последний, самый мощный удар еще не нанесен. Он не переставая думал о корабле. К этому времени он проходил через Гибралтар и входил в Средиземное море. Хэлловэй жалел, что не обратил внимание на предложение Розенберга. Он жалел, что не среагировал на его страхи и не согласился вернуть корабль. Теперь было слишком поздно. Даже если бы он постарался, он не смог бы пройти через всю систему контактов и вовремя предупредить корабль.

Что бы теперь ни произошло, он не контролировал ситуацию. Но если “Ночь и Туман” знают об этом корабле, как им известно обо всем другом, если тайна корабля будет открыта, думал Хэлловэй, у нас будет два врага — “Ночь и Туман” и наши клиенты, и я не уверен, что хуже.

Путаница в документах грузового корабля “Медуза” напоминала клубок змей на голове ее легендарной тезки. Мнимым владельцем была боливийская корпорация “Трансокеанические компании”. Но при более внимательном изучении их документации выяснилось, что компания, адресом которой являлся почтовый ящик, принадлежит либерийской корпорации “Флот Атлантиды”, а адрес офиса либерийской компании было так же трудно отыскать, как и мифический континент, в честь которого она была названа.

Эта компания, в свою очередь, принадлежала шведскому концерну “Средиземноморский транспорт”, который принадлежал мексиканскому концерну, принадлежащему концерну канадскому. Многих служащих попросту не существовало. Тем же, кто получал жалование, платили лишь за возможность использовать их подписи на официальных документах. Из горстки реальных директоров один был Арон Розенберг — “Мехико-Сити импорт”, другой — Ричард Хэлловэй — “Флот Онтарио”.

“Медуза” регулярно пересекала Атлантику, имея на своем борту текстиль, технику и продукты из Греции, Италии, Франции, Испании, Англии, Канады, Мексики и Бразилии. Но выгода от таких перевозок была минимальной, и, если бы не другой груз, который часто прятали среди текстиля, техники и продуктов, ни Арон Розенберг, ни Ричард Хэлловэй не смогли бы вести такой роскошный образ жизни. Этот груз и был на борту “Медузы”, когда она шла на встречу с сухогрузом, чьи документы были так же запутаны и чьи владельцы имели богатейшие поместья на побережье Ливии. В следующую ночь у побережья северной Африки ящики с грузом должны быть перегружены с борта на борт. Затем “Медуза” с бразильским кофе на борту продолжит свой путь в Неаполь, ее ватерлиния чуть поднимется, так как в ее трюмах уже не будет пластиковых бомб, разрывных гранат, противопехотных мин, автоматических пистолетов, штурмовых карабинов, пулеметов, портативных ракетных установок и ракет, реагирующих на тепло.

Обычно это оружие контрабандой перевозилось из Бельгии, которая является главным поставщиком оружия черного рынка, и под различными прикрытиями отправлялось в Марсель. Там его забирала “Медуза” и поставляла различным террористическим группировкам вдоль южного побережья Европы.

Но недавние антитеррористические меры, предпринятые в результате возросшего количества терактов, сделали Марсель и другие порты Европы слишком опасными для контрабанды оружия. Альтернативный путь — вывозить оружие из Северной Америки, где вследствие различных гражданских войн скапливалось множество американского и советского оружия, большее количество которого было готово к продаже. Итак, “Медуза” через тридцать шесть часов должна была встретиться в Средиземном море с ливийским сухогрузом. “Трансокеаник” не волновало, как Ливия будет использовать купленное оружие. Сто миллионов долларов — это все, что волновало Розенберга и Хэлловэя.

Тель-Авив, Израиль.

Только вертолет коснулся земли, из него тут же выпрыгнул Миша Плетц. Он побежал к самому маленькому из зданий, сделанных из рифленого железа, в южной части аэропорта. Его ждал плотный мужчина в белой рубашке с короткими рукавами.

— Бумаги с вами? — крикнул Миша.

Мужчина показал на дипломат, который держал в руке.

— Прочитаете в машине или?..

— Нет, здесь, — сказал Миша.

Они вошли в здание, оборудованное кондиционерами.

— Мы получили сообщение сорок минут назад, — сказал мужчина и вытащил документ из дипломата. — Как только я увидел кодовое имя, я сразу связался с вами.

Миша взял документ. Выполняя обещание, данное Эрике и Солу, он съездил в кибутц в двадцати милях от города, чтобы убедиться в безопасности их сына. Самым трудным из обещанного было для него оставить Кристофера с охранниками, связанными с Моссадом.

— Твои родители любят тебя, они скоро вернутся, — говорил Миша. — И я тоже, — он поцеловал мальчика, и, не уверенный в том, что Эрика и Сол еще живы, и испугавшись, что его эмоциональность может расстроить Кристофера, он побежал к ожидающему его вертолету.

На обратном пути в Тель-Авив пилот сказал Мише, что его вызывает штаб, и протянул ему наушники. Помощник Миши отказался передать по связи суть полученного ими сообщения, но назвал его источник. “Цветной Пиджак”.

Кодовое имя принадлежало пропавшему отцу Эрики, Йозефу Бернштейну.

Глаза привыкли к слабому освещению в здании, Миша изучал документ.

— Как вы его получили? Какая станция? Страна?

— Из нашего Посольства в Вашингтоне, — сказал помощник. — Один из наших людей десять лет назад был учеником Йозефа. Сегодня утром он зашел в кафе. Присел у стойки, и, кто бы, вы думали, сидел рядом с ним?

• Предыдущая
• 52/78
• Следующая