Лига «Ночь и туман» - Моррелл Дэвид - Страница 18

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая

— Началась война, — продолжал Миша, плечи его еще больше ссутулились. — В 1942 — истребление евреев. Под полом в подвале наши люди нашли папки с бумагами, из которых следовало, что многие пациенты Бунта были евреями. Кроме того — и это подтверждает мою веру в человечность, веру, которая время от времени подвергается жестоким испытаниям, — судя по записям, понятно, что и после начала войны, и после начала погромов доктор продолжал лечить евреев. Это удивительно. Он был действительно верен клятве Гиппократа. Доктор продолжал заботиться о своих пациентах евреях до того самого дня, когда эсэсовцы забрали в концлагерь Маутхаузен его и всю его семью.

У Сола холодок пробежал по спине.

— Но доктор Бунт не только оказывал евреям медицинскую помощь, — продолжал Миша. — Он прятал самых слабых больных, чье состояние означало, автоматически, смертный приговор и исключало принудительные работы. Бунт, — Миша поднял глаза к потолку, — незнакомые тебе люди любят тебя.

— Прятал? — прошептала Эрика.

— В подвале. Дом был построен так, что Бунт мог спуститься по лестнице из спальни в клинику на первом этаже. Ему не надо было проходить мимо ожидавших его пациентов. Он просто приглашал их в кабинет. Но раз уж в его распоряжении была лестница из спальни в кабинет, почему бы не продолжить ее до самого подвала? Тогда ему не надо было бы проходить мимо пациентов, чтобы достать какие-либо записи или медикаменты. Просто и эффективно.

— И, — Эрика покачала головой, — в конце концов, это убило его.

— Погромы набирали силу, его совесть разрывалась между потребностью выжить и долгом врача. Бунт построил в подвале перегородку. Первая половина была завалена записями и медикаментами. Он знал — в душе эсэсовцы педанты и не станут пробираться к дальней стене. Как мог член SS — так называемой “элитной гвардии” — появиться перед народом в грязной, пыльной форме? Какое-то время эта логика спасала доктора. Каждый вечер после ужина доктор спускался в отделенную перегородкой часть подвала и ухаживал за своими пациентами евреями. Я не знаю, как эсэсовцы узнали его тайну, ноя знаю, что он спас по крайней мере дюжину евреев, которые каким-то образом умудрились уехать из Европы до того, как арестовали Бунта и его семью. И это очень существенно — всю семью. Его жену и детей. Они все рисковали. Они сделали свой выбор и не приняли грязную политику своего государства. Они пожертвовали собой ради нас.

— Но откуда ты это знаешь?

— Наши люди нашли в Израиле двух евреев, которые в те времена укрывались в подвале, — сейчас они уже очень старые. Если использовать христианскую терминологию, доктор Бунт — святой.

— Тогда остается надежда, — сказал Сол.

— А может, и нет. В конце концов, он погиб.

— Я не об этом, — сказал Сол. — Он умер за нас, в этом надежда. Миша грустно кивнул.

— Нам неизвестно, решил Йозеф жить здесь из-за того, что этот дом связан с еврейским вопросом или это случайный выбор. Если это случайность, то непонятно, как он узнал о лестнице за спальней, ведь эсэсовцы зашили этот вход, как и вход из кабинета на первом этаже. Мы спросили об этом хозяина, и он сказал, что шесть лет назад, когда он купил дом, двери там не было. Мы опросили нескольких бывших жильцов. Когда они снимали здесь квартиры, двери тоже не было.

— Значит, это мой отец расшил стену и снова поставил дверь, — сказала Эрика.

— Но потом он запер ее, — сказал Сол. — Я не понимаю, что он скрывал?

— Вы должны узнать это сами, как и я, — без подготовки и предубеждений. Может, вы поймете то, что я еще не смог понять.

— Ты считаешь, все, что мы найдем, будет связано с исчезновением отца? — спросила Эрика.

— Я еще не решил. Если те, кто забрал твоего отца, что-то искали, их наверняка должна была заинтересовать запертая дверь. Следов взлома нет. Так что, если они и проникли внутрь, у них либо были отмычки, либо они заставили Йозефа сказать, где ключ. Обыскав все, они снова закрыли дверь и оставили в квартире все точно так же, как и было до их прихода. Но, по моему мнению, если они обнаружили то, что прятал твой отец, и это то, что они искали, они должны были либо забрать, либо уничтожить это. Кстати, вы можете оставить сына здесь, со мной. Кажется, ему не мешало бы поспать.

— Ты хочешь сказать, ему лучше не видеть то, что там внизу?

— Лучше никому не видеть.

Сол посмотрел на Эрику. Они с опаской вошли в спальню. Там тоже пахло табаком Йозефа. Постель была аккуратно заправлена. На трюмо, кроме расчески и носового платка, ничего не было.

Сол лишь на секунду отвлекся на эти детали — только дверь привлекала его внимание. Эрика уже взялась за ручку двери. Она потянула ее на себя, скрипнули петли, дверь открылась. Их встретила темнота. Эрика ощупала стену внутри, но выключателя не нашла. Ногой она задела предмет на полу и подняла его. Фонарик.

Эрика включила его и осветила ступеньки, ведущие вниз. Некрашеные стены были покрыты плесенью. С потолка свисала паутина, на ступеньках по краям толстый слои пыли, по центру — следы ног.

От запаха пыли у Сола защекотало в носу. Он подавил в себе желание чихнуть. Вглядевшись, он увидел внизу лестничную площадку. Бывший вход на первый этаж, как и говорил Миша, был зашит, но ни плесень, ни пыль не могли скрыть контраст между темным деревом, из которого первоначально был построен дом, и светлым, которым позднее перекрыли вход. Из квартиры с другой стороны эту стену можно было закрасить или заклеить обоями, но с этой стороны не было предпринято никаких попыток замаскировать то место, где когда-то была дверь.

Сол спустился ниже. Стена лестничной площадки была сделана из того же дерева, какое использовали эсэсовцы, чтобы зашить дверь слева. Несмотря на слой пыли, светлая сосна была хорошо заметна.

Сол постучал по стене — кажется, сплошная. Он провел по ней пальцем и обнаружил два едва заметных стыка на расстоянии ширины плеч. Сол открыл складной нож, вставил лезвие в стык и, используя его как рычаг, покачал из стороны в сторону. Секция стены сдвинулась. Он вытащил ее на себя и отставил вправо. Эрика направила фонарик внутрь и осветила продолжение лестницы.

Они шагнули в проем и стали спускаться. Ниже луч фонаря осветил бетонный пол. В нос ударил затхлый запах, усиленный сыростью. Спустившись до конца, Сол повернул налево, Эрика качнула фонариком.

У него перехватило дыхание.

Узкий луч света не уменьшал охвативший их ужас. Каждый объект в отдельности, выхваченный из темноты, воздействовал сильнее, чем если бы был частью группы. Эрика обводила комнату лучом фонарика, один чудовищный образ сменялся другим, это становилось невыносимо. Казалось, темнота вокруг луча скрывает еще больший ужас. У Сола от напряжения свело лопатки.

— Боже мой.

Эрика прекратила водить лучом фонарика по стене. Она еще не обследовала весь периметр комнаты, просто больше не могла выдержать это. Она опустила фонарик и осветила старый, ободранный стол и лампу на нем.

Рядом с лампой лежал коробок спичек. Сол подошел к столу, чиркнул спичкой и зажег фитиль. От лампы разбежались тени. Он установил стеклянную колбу, и свет стал ярче.

Сол заставил себя посмотреть еще раз и убедился, что его первое впечатление было ошибочным. В группе все предметы выглядели еще ужаснее, чем в отдельности.

Он смотрел на фотографии — большие и маленькие, черно-белые и цветные, глянцевые и матовые, из журналов и газет, книг и архивов. Они были прикреплены к стене — не к бетонной, как другие, а к деревянной. Эту перегородку построил доктор Бунт, чтобы прятать больных евреев в этой части подвала. Перегородка была тридцати футов в ширину и десяти — в высоту, и каждый дюйм был занят фотографиями.

Концентрационные лагеря. Изможденные узники. Газовые камеры. Трупы. Печи. Ямы, заполненные пеплом. Грузовики, загруженные одеждой, обувью, ювелирными украшениями, человеческими волосами, зубами. Офицеры SS, улыбаясь в объектив, выстроились в ряд, обняв друг друга за плечи; за спиной — пирамиды человеческих тел, они такие огромные, что это кажется просто невероятным.

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая