Хрустальный грот (сборник) - Стюарт Мэри - Страница 17

— А не мог бы ты спуститься куда-нибудь в другое место? Они нарочно сказали, что эскорт должен ждать их здесь. Вот я и пришел сообщить тебе об этом на случай, если ты не слыхал. Короли очень заботились о том, чтобы за ними никто не ходил.

Я снова сел.

— Ну ладно, ты мне сказал. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Можешь прийти и сказать мне, когда они соберутся трогаться дальше.

— Это чтобы ты рванул за ними, как только я отвернусь?

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.

— Кердик! Уйди, я прошу!

— Слушай, — упрямо сказал он, — я знаю, что бывает, когда у тебя вот такой вид. Не знаю, что у тебя на уме, но когда ты вот так смотришь, это значит, что кому-то светят неприятности и обычно этим кем-то оказываешься ты. В чем дело?

— На этот раз неприятности будут у тебя, если меня не послушаешься! — яростно воскликнул я.

— Не надо изображать коронованную особу, — сказал Кердик. — Я всего-навсего хочу избавить тебя от лишних шишек.

— Я знаю. Извини. Я просто… ну, есть у меня одно дело…

— Может, объяснишь, что за дело? Я ведь видел, что все эти дни тебя что-то грызло. Что случилось-то?

— Не знаю я, что случилось, — честно признался я. — Ты тут ничем не поможешь. Забудь. Слушай, короли не сказали, куда идут? Неужто не успели наговориться в Сегонтиуме или по дороге сюда?

— Они пошли на вершину утеса, где на конце хребта есть место, откуда долина видна сверху донизу, во все стороны. Там, говорят, старая башня была. Это место называется Динас-Бренин.

— Королевская Башня? А сама башня большая?

— Да там ничего не осталось, кроме груды камней. А что?

— Я… так, ничего. Интересно, когда же мы домой-то поедем?

— Да говорят, где-то через час. Слушай, пошли вниз, а? Я тебя в кости играть посажу…

Я усмехнулся.

— Спасибо, хоть и не за что. Ты что, из-за меня из игры вышел? Извини…

— А, ерунда! Я все равно проигрывал. Ладно, я тебя оставлю, только не делай глупостей, хорошо? Не подставляй шею без нужды. Вспомни, что я говорил тебе о вяхирях.

И как раз в этот миг мимо нас с хлопаньем и свистом крыльев, в вихре инея, стрелой пронесся вяхирь. А за ним, чуть выше, готовый ударить мерлин.

Вяхирь чуть изменил направление, огибая склон, чиркнул грудью по земле, как чайка по встающей волне, и метнулся к кустам на краю лощины. Он летел в каком-нибудь футе над землей, и соколу было опасно нападать на него, но хищник, наверно, был голоден, потому что, когда голубь оказался уже у самых кустов, сокол ударил.

Писк, яростный крик сокола, взметнулись сломанные сучки — и все.

Несколько перышек лениво опускались на землю, кружась, как снежинки.

Я бросился вперед и взбежал на склон.

Поймал!

Происшедшее было очевидно: сокол вцепился в голубя, они влетели в кусты и упали на землю. Судя по тишине, оба лежали там, оглушенные падением.

Крутой склон густо зарос почти непроходимым кустарником. Я раздвинул ветки и принялся проламываться через кусты. Светлые перышки указывали мне дорогу. И я нашел то, что искал. Вяхирь лежал мертвый, с распростертыми крыльями, так как он налетел грудью на камни. На радужных перьях шейки ярко алела кровь. Мерлин лежал сверху. Стальные когти глубоко вонзились в спинку голубя, жестокий загнутый клюв тоже наполовину воткнулся в голубя при падении. Мерлин был еще жив. Когда я склонился над ними, он шевельнул крыльями и голубоватое веко опустилось, открыв злобный темный глаз.

У меня за плечом появился запыхавшийся Кердик.

— Не трогай. Он тебе руки порвет. Давай я!

Я выпрямился.

— Вот он, твой вяхирь, Кердик. Пора о нем забыть, не так ли? Не надо, оставь их. Они никуда не денутся до того времени, когда мы вернемся.

— Вернемся? Откуда это?

Я молча указал вперед. Над нами, за кустарником, в том направлении, куда летели птицы, в крутом склоне виднелся квадратный черный проход, похожий на дверь. Он был скрыт от посторонних глаз; найти его мог лишь тот, кто зачем-либо пробрался сквозь чащу сплетенных ветвей.

— Ну и что? — сказал Кердик. — Старая штольня, судя по всему…

— Да. Вот за этим я сюда и приехал. Сделай факел и ступай за мной.

Он было запротестовал, но я перебил его.

— Можешь не ходить, если не хочешь. Только сделай мне факел. И побыстрее, у нас мало времени.

Я полез наверх, к устью штольни, и слышал, как Кердик, все еще ворча, ломает сухие ветки.

У самого входа валялась груда мусора и обрушившихся камней — деревянные подпорки сгнили и проломились. Но дальше обнаружился довольно ровный проход, более или менее горизонтально ведущий в сердце холма. Я мог идти почти прямо; невысокий Кердик только чуть пригибал голову. Пламя сделанного на скорую руку факела отбрасывало впереди нас гротескные тени. В полу виднелись борозды — следы от тяжестей, которые волочили здесь когда-то, на стенах и потолке были отметины от кирки и кайла, которыми вырубали этот проход.

— Куда тебя, к черту, несет? — Голос шедшего позади Кер-дика был напряжен до предела. — Слушай, пошли обратно, а? Тут опасно. Потолок того гляди обвалится.

— Не обвалится. Смотри, чтобы факел не потух, — бросил я на ходу.

Ход свернул направо и пошел вниз. Под землей всегда теряешь чувство направления: там нет даже легкого движения воздуха, которое помогает определять, куда двигаться самой темной ночью, но я догадывался, что мы спускаемся в самое сердце холма, на котором некогда стояла старая королевская башня. Временами от хода ответвлялись меньшие проходы, но заблудиться я не боялся: мы шли главной штольней и скала выглядела вполне прочной. Иногда нам попадались следы небольших обвалов, а один раз путь нам преградила большая осыпь, почти полностью перекрывшая проход, но я все же пролез в оставшуюся щель, а дальше ход был открыт.

Кердик остановился перед грудой камней. Он просунул факел в щель и заглянул в нее.

— Мерлин, слушай, пошли обратно, ради всего святого! Это уже полное безумие. Я тебе говорю, тут опасно! Мы ведь лезем в самую скалу! И одни боги ведают, что там спрятано! Слушай, парень, вылезай обратно!

— Не трусь, Кердик! Ты пролезешь. Иди сюда. Быстрее!

— Не полезу! Если ты сию же минуту не вылезешь обратно, я пойду и расскажу все королю.

— Послушай, — сказал я, — это важно! Не спрашивай почему. Но клянусь тебе, нам ничто не угрожает! А если боишься, давай факел и возвращайся обратно.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Знаю. Ты ведь не посмеешь вернуться и все ему рассказать? А если оставишь тут одного, а со мной что-то случится, тебе такое будет…

— Верно говорят, что ты чертово отродье, — отозвался Кердик.

Я рассмеялся.

— Когда выберемся на свет, можешь говорить мне что хочешь. А сейчас поторопись, Кердик, пожалуйста. С тобой ничего не случится, честное слово. Я это нюхом чую. И ты же сам видел, как мерлин указал нам путь!

Конечно, он полез. А что ему оставалось? Бедный Кердик! Но когда он очутился рядом со мной, держа в руке факел, я увидел, что он смотрит на меня косо. И левой рукой он сделал знак от дурного глаза.

— Только недолго, ладно? — сказал он.

Еще двадцать шагов, один поворот, и проход вывел нас в пещеру.

Я знаком приказал Кердику поднять факел повыше. Говорить я не мог.

Это огромное пространство в самом сердце горы, эта тьма, еле затронутая светом факела, мертвая тишина и недвижность воздуха, в которой я слышал и ощущал биение собственного сердца, — это было то самое место. Я помнил каждый след кайла на скале, изрубленной железом и потом расколотой водой. Тот самый сводчатый потолок, уходящий во тьму; а вон в углу какие-то ржавые железки — там стоял насос. И блестящая влага на стене — уже не тонкая лента, а целая занавесь сверкающей воды. А на месте луж на полу и под нависшим выступом — широкое, спокойное озеро. Почти треть пола заливала вода.

У воздуха был особый, пещерный запах: дыхание воды и дикого камня.

Где-то наверху капала вода, и каждая капля звенела, как удар маленького молоточка по металлу. Я взял у Кердика пучок пылающих веток и подошел к краю озера. Поднял факел как можно выше, вытянул руку вперед и заглянул в озеро. Ничего не было видно. Свет отразился от поверхности, непроницаемой, как сталь. Я ждал. Лучи света разбегались, мерцали и тонули во мраке. В озере не было ничего, кроме моего собственного отражения, похожего на призрак в зеркале Галапаса.