Черный вечер (сборник) - Моррелл Дэвид - Страница 48

• Предыдущая
• 48/66
• Следующая

— Ничего интересного. Если перевести дословно, то «прут».

— И все?

— Ну, в более широком контексте, еще и «ветка», «выключатель», «розга», а на сленге — «пенис».

— Может, что-нибудь еще?

— Расширяя контекст, можно подобрать сколько угодно синонимов. Например, посох, скипетр или раздвоенный прут, палка, с помощью которой на поле искали воду. Если под землей источник, прут наклонялся.

— Мы называем его «волшебной лозой». Помню, отец рассказывал, что мальчиком видел что-то подобное. Я, если честно, ему не верил: наверное, тот крестьянин сам склонил прут. Думаете, деревню так назвали, потому что в стародавние времена при помощи «волшебной лозы» кто-то нашел здесь воду?

— Не знаю. Вообще-то в округе хватает родников и источников, особенно на холмах... А почему вас вдруг заинтересовало название?

— В дневнике Ван Дорна промелькнул намек. По какой-то причине его волновало название деревни.

— Да его все подряд волновало! Он же сумасшедший!

— Скорее эксцентричный. Безумным он стал вскоре после того, как написал те строчки о названии деревни.

— Вы имеете в виду, что симптомы помешательства до того не проявлялись? По-моему, судить об этом вправе только психиатр.

Да, веский аргумент, возразить нечего...

— Простите, не хочу показаться невежливой, но мне действительно пора. Прошлой ночью... — Кларисса замялась.

— Все было именно так, как вы написали в записке. Акт милосердия, попытка облегчить мое горе. Никаких авансов, ничего серьезного!

— Пожалуйста, уезжайте! Не губите себя, как остальные!

— Остальные?

— Как ваш друг...

— Нет, вы сказали «остальные»... — Слова полились быстрым потоком. — Кларисса, расскажите мне!

В карих глазах возникло затравленное выражение.

— После того как мистер Майерс выколол себе глаза, по деревне поползли слухи. Кто знает, может, все это ерунда?

— Что за слухи?

Кларисса поникла.

— Якобы двадцать лет назад сюда приезжал молодой человек исследовать творчество Ван Дорна. Прожил в Ла-Верже три месяца, а потом произошел нервный срыв.

— Он выколол себе глаза?

— Говорят, успел вернуться в Англию, там попал в психиатрическую лечебницу и себя ослепил.

А за десять лет до того приезжал еще один мужчина. Тот воткнул себе в глаз ножницы, да так глубоко, что повредил мозг.

Горло судорожно сжалось. Еще немного — и меня вырвет...

— Что за чертовщина здесь творится? — прохрипел я.

Я попытался расспросить местных жителей, но они словно воды в рот набрали, а администратор отеля заявил, что номер Ван Дорна больше не сдается. Мне нужно немедленно вывезти вещи Майерса.

— А в своем номере я могу остаться?

— Если хотите! Лично я против, однако Франция — свободная страна.

Оплатив по счету, я поднялся наверх и едва перенес коробки из ван-дорновского номера в свой, как зазвонил телефон.

Моя невеста. Когда я собираюсь вернуться?

— Пока не знаю.

— Как?! В эти выходные наша свадьба!

— Свадьбу придется отложить...

Моя будущая жена не положила, а швырнула трубку на рычаг.

Присев на кровать, я вспомнил прошлую ночь: Кларисса срывает с меня одежду, я покрываю ее тело поцелуями...

Боже, неужели я своими руками разрушаю жизнь, которую с таким трудом строил?

Я уже почти собрался перезвонить в Штаты, когда какая-то неведомая сила заставила взглянуть на коробки и дневник Ван Дорна. В постскриптуме к письму Майерса Кларисса писала, что мой друг был так одержим исследованиями, что пытался жить по распорядку дня голландца. Неужели под конец Ван Дорн и Майерс слились в единое целое? А что, если ключ к трагедии кроется в дневнике так же, как страшные лица среди пейзажей? Схватив один из блокнотов, я принялся выискивать сведения о распорядке дня голландца.

Так все и началось.

По-моему, я уже писал, что за исключением телеграфных столбов и линий электропередачи деревенька будто застряла в прошлом веке. Сохранился не только отель, но и любимая таверна Ван Дорна, а также кондитерская, где он по утрам ел круассаны. Речка, в которой он когда-то ловил форель, до сих пор весело текла по камешкам, хотя рыба в ней давно перевелась.

Завтрак в восемь, обед в два, бокал вина у речушки, прогулка по холмам, затем обратно в номер. Через неделю я так хорошо изучил распорядок дня Ван Дорна, будто всю жизнь по нему жил. Писать лучше всего по утрам, а вечером разыскивать новые виды и делать наброски.

Наконец до меня дошло: чтобы по-настоящему жить в стиле Ван Дорна, нужно писать и делать зарисовки, причем непременно в то же время, что и он. Я купил большой альбом, холст, краски, палитру, мольберт и впервые после окончания аспирантуры попробовал что-то сотворить. Таланта явно не прибавилось: выходили бледные копии ван-дорновских пейзажей. Время шло, а результатов никаких, денег почти не осталось... Я приготовился капитулировать.

И все-таки...

Не давала покоя мысль, будто я что-то упустил. В чем же дело?

Погожий весенний день. Потягивая вино на берегу быстрой речушки, я неожиданно увидел Клариссу.

Мы не встречались почти две недели со дня неприятного разговора у дверей клиники. Озаренная яркими солнечными лучами, она показалась мне еще красивее.

— Когда вы в последний раз переодевались? — спросила она.

Когда-то давно я задал подобный вопрос Майерсу.

— Вам нужно побриться. Слишком много пьете... Выглядите просто ужасно!

Пригубив вино, я равнодушно пожал плечами.

— Знаете, как говорят алкоголики? «Не нравятся мои красные глаза? Взгляните на них с моей стороны!»

— Ну, хоть чувство юмора не утратили...

— Моя жизнь теперь сплошной юмор!

— Боюсь, что нет... — Кларисса опустилась на траву рядом со мной. — Вы превращаетесь в мистера Майерса. Почему не уезжаете?

— Собираюсь.

— Отлично! — Она осторожно коснулась моей руки.

— Кларисса...

— Что?

— Можете честно ответить на несколько вопросов?

— Зачем?

— Если ответы меня устроят, успокоюсь и уеду.

Она медленно кивнула.

Вернувшись в гостиницу, я показал Клариссе стопку пейзажей и собрался рассказать о страшных маленьких лицах, однако в золотисто-карих глазах мелькнуло нечто, заставившее остановиться. Она и так считает меня ненормальным!

— После обеда я хожу на этюды туда же, куда и Ван Дорн. — Я пролистал альбом с зарисовками. — Сад, ферма, пруд, скала...

— Да, узнаю эти места!

— Я надеялся, что, увидев их, пойму, что случилось с Майерсом. Он ведь тоже туда ходил... Все они в радиусе пяти километров от деревни. Некоторые рядом друг с другом, так что найти было несложно. Все, кроме одного.

Какой из видов я не смог найти, Кларисса не спросила. Лишь покачала головой и озабоченно потерла подбородок.

Освобождая ван-дорновский номер, пришлось захватить и наброски Майерса. Теперь они валялись под кроватью.

— Смотрите, это мой друг нарисовал. Он любитель, так что качество соответствующее; и все-таки ясно, что вид один и тот же.

Со дна стопки я вытащил эстамп Ван Дорна.

— Вот, этот пейзаж я не нашел. Кипарисовая рощица в лощине, а вокруг скалы. Я расспросил местных; где это, никто не знает. А вы? Скажите, пожалуйста! Недаром же Майерс дважды рисовал эту рощицу.

Кларисса нервно ломала руки.

— Простите...

— Что?

— Не могу вам помочь.

— Не можете или не хотите? Вы не знаете, где эта рощица, или не хотите мне помочь?

— Сказала же, не могу!

— Что творится у вас в деревне, Кларисса? Что вы все скрываете?

— Я старалась, все возможное сделала... — Качая головой, девушка подошла к двери. — Зачем ворошить осиное гнездо? Не просто же так люди хранят тайны...

Я вышел за ней в коридор.

— Кларисса...

— Север, — прошептала она помертвевшими губами. По щекам потекли слезы. — Благослови вас бог! Буду молиться за вашу душу!

• Предыдущая
• 48/66
• Следующая