Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим - Страница 20

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая

За пределами Европы характер отношений между государством и народом и порядок возникновения этих институтов был принципиально иным. Государства предпринимали попытки создания жизнеспособных структур и институтов, пытаясь заручиться поддержкой многообразного населения этих государств. При этом идеи суверенности народа заимствовались неевропейскими обществами у европейских стран. До того как эти народы заручились суверенностью на родине, их права уже были признаны в международном праве. Из этого положения Шац выводит различия в понимании столичных функций (Schatz, 2004:16).

В Европе элиты использовали столицу для распространения своей власти и влияния на периферию, что было необходимо для контроля над территориями. Столицы, таким образом, служили целям государства. Таким образом, в Европе столицы стали неотъемлемой частью государственного и национального строительства. В неевропейских обществах, напротив, государственность не зависела от правительств, которым бы надо было утверждать свою власть и добиваться лояльности территорий. В неевропейских обществах столицы поэтому в недостаточной степени отражали цели и задачи государства. Поэтому у постколониальных элит возникла необходимость создания полноценных столиц европейского образца (Schatz, 2004).

Но постепенно мировой баланс сил между религией и государством, экономикой и насилием, городом и государством смещается в пользу наций. Это приводит к сокращению насилия внутри государства через интеграцию и новую форму идентичности. Идентификация переносится с этноса, семьи, религии и клана на нацию. Религия становится одним из аспектов национальной идентичности.

Мне кажется, что наблюдения Шаца по поводу уникальности европейского опыта в связи с возникновением Вестфальской системы весьма интересны и проницательны. Но европейская уникальность в этом вопросе, возможно, связана и с иной причиной, а именно с уникальностью самой европейской концепции города и связанной с ней принципиально иной родословной европейских столиц.

В свое время Макс Вебер указывал, что сердцем европейских государств была особая и уникальная концепция города[22].

Можно даже сказать, что сама концепция европейского государства вырастает из идеи города и само государство строится здесь по образу и подобию города.

Город и его идеология чрезвычайно укоренены в самой конституции европейских государств, которые на поверку то и дело оказываются городами-государствами, городами-империями и городами-республиками. Греция и Рим в известной мере продолжали оставаться городами-государствами и городами-империями даже после того, как они безмерно выросли и расширились, так же как и позднее Венеция. В силу этого обстоятельства городские формы сознания и самоуправления распространялись постепенно на всех жителей государства, которые из подданных постепенно превращались в горожан, то есть граждан. Поэтому в основе европейского сознания лежат такие основополагающие городские или буржуазные – а также оценочные и нормативные – категории, как гражданство, политика (от слова полис), цивилизация и гражданственность (civitas) как особая добродетель.

В столицах же неевропейских государств, напротив, мы часто видим слишком мало собственно городского начала. Власть вообще в них чаще связана не с городом и городскими формами правления и хозяйства, а с религией и идеологией. Многие неевропейские общества поднимаются к идее политического центра чаще не через идею города с его формами самоуправления, а через идею власти как таковой.

В результате столица оказывается здесь только факультативным посредником между народом и божеством. Главным посредником между народом и богом объявляется здесь правитель как обожествленная власть. Такая столица представляет не народ, а божественное начало или космическую благодать, излившуюся на народ в виде государственной власти. Поэтому подобная идея столичности лишена подлинной урбанистической динамики и является тормозом общественного развития.

Чем, помимо череды географических и исторических случайностей, определяется месторасположение столицы государства? Ориентированы ли они, прежде всего, на соседей и внешний мир или на внутренние параметры своей территории? Существуют ли какие-то ясные логики и принципы в месторасположении и перемещении столиц? Можно ли говорить о каких-то естественных, географически предопределенных, точках их дислокации?

На мой взгляд, такие логики есть и они достаточно универсальны, хотя в условиях различных форм политического устройства и в различных ситуациях они приобретают свои особенности, в чем мы попробуем убедиться ниже. Безусловно, на расположение столиц оказывало свое влияние множество разнородных факторов, которые сегодня не всегда легко всесторонне учесть.

Географический детерминизм. Большую роль в выборе местоположения столицы, несомненно, играли и играют физические элементы ландшафта и климатические условия, которые могут также иметь определенное символическое значение. Для этих городов часто выбирались те места, где есть слияние рек или сходятся различные типы ландшафта – лес и степь, горная и равнинная зона, два важнейших города страны, торговые тракты и магистрали, пустыня и оазис. Такие точки слияния приобретают особое значение, если они совпадают с естественными границами композитных этносов или других групп. Они часто находятся на месте пересечения торговых трактов, в центре государства или защищают подступы к основному демографическому центру. Некоторые из них жестко привязаны к конкретным географическим координатам или точкам – реке, морской бухте, береговой линии.

В некоторых случаях вписанность системы хозяйства в окружающий ландшафт вполне очевидна и недвусмысленна. Например, во многих государствах обнаруживается более высокий уровень зависимости от ландшафта и среды как, например, зависимость Египта от Нила или Хорезма от Амударьи. Из этой зависимости вытекают размещения и перемещения столиц в соответствии с природно-экологическими обстоятельствами. Так, например, столица Хорезма была перенесена из Ургенча (Гурганджа) в Хиву в 1598 году из-за изменения русла реки Амударьи. По той же причине – из-за изменения русла Евфрата – Вавилон, захваченный Александром Македонским, переехал на Тигр, в Новый Вавилон, построенный Селевком на некотором расстоянии от первоначального города.

Тем не менее значение естественно-географических факторов, мудрость народа в размещении и перемещении своих столиц и нашу способность их однозначно понимать и объяснять не стоит и преувеличивать. Ведь легкость подобных географических объяснений часто оказывается вполне иллюзорной.

Статистики иногда с иронией говорят, что если факты долго мучить, то они признаются во всем, что угодно. Если очень долго рассматривать карту и домысливать, можно найти рациональное начало, стратегические преимущества или даже особую мудрость в выборе очень многих географических точек. В потенции любая точка карты вполне может быстро обрасти прибавочными и иногда даже сакральными смыслами. Интерпретатор может также стать жертвой нарративной ошибки, в силу которой мы склонны вписывать географическое расположение в логику последующих исторических событий и сюжетов. Поэтому предположение, что существует какая-то одна географически правильная логика или только одно провиденциальное место или лунка для расположения столицы, кажется довольно наивным и нереалистичным.

Цивилизационное искажение. Помимо географического положения большую роль в размещении столицы могут играть также цивилизационные факторы. Последние не выводятся и не могут быть объяснены только географическим положением. Это, прежде всего, фундаментальные ориентации, ценности, пространственные схемы, видения и религиозные представления. География, безусловно, влияет на эти ориентации, пространственные схемы и доминирующие формы хозяйственной деятельности, но далеко не исчерпывает их содержания. Говоря более конкретно, это такие факторы, как отношение к торговле, моральные представления, символическое значение сторон света, часто вытекающее из религиозных доктрин (оно также влияет на ориентацию храмов), характер хозяйственной деятельности, уровень вселенских или глобальных амбиций конкретных государств или цивилизаций. Одним из фундаментальных элементов цивилизационных факторов может служить положение относительно моря и модели взаимоотношений между сушей и морем.

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая