Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/64
• Следующая

Закончив с корсетом для Кормака, Майя взялась за плечо Шона.

— Отлично, — заявила она с энтузиазмом. — Еще парочка таких маневров и учений, и нам враг уже не понадобиться. Слушай, рыжий ирландский оболтус, а ты часом не заслан к нам от Кестлера, а?

— Что с рукой-то?

— Каюк руке. В смысле — не совсем, конечно, каюк. Глядишь, не отсохнет. Но от махания палкой придется с недельку воздержаться. А сейчас — закрой глаза и спой гимн Советского Союза. Громко спой.

Шон не удержался от крика, когда Майя резким движением опытного мастера джиу-джитсу дернула его руку с легким вывертом.

— Все, не ори, вправила. Теперь найди где-нибудь хмельное пойло, ляг в палатку и постарайся уснуть. Завтра осмотрю еще раз. Кажется, суставная сумка не повреждена. А синяк пройдет сам.

— Удар хороший был, — сквозь слезы похвалил Кормака командир ирландцев. — Все же жаль такого мечника терять.

— Не навсегда терять-то, — хохотнула Дрель. — Прошвырнёмся по Европам, и на Русь вернемся. А вы уж постарайтесь тут выжить как-нибудь.

Когда Шон удалился, бормоча проклятья (как водится, по ирландскому обыкновению, в адрес «английских свиней»), появился ангмарец.

Выслушав отчет о проведенных маневрах, хмыкнул:

— Страшнее нас самих зверя нет. Как мы сами себя бьем, никакой германец не сможет.

— Было бы чем гордиться, — фыркнула Дрель.

— Кстати, похвала такого вояки, как Серебряный, чего-то да стоит.

— Мы уже всем, в том числе и самим себе доказали, что чего-то стоим, — заметил Кормак. — Только какой ценой?

— Совсем ты в интеллигенцию подался, — похлопал его по спине назгул. — Скулишь, поди в пацифисты скоро запишешься.

— Просто опостылело биться, зная, что пиррова победа в этой грязной войне все равно окажется перечеркнута Баторием.

— А что делать прикажешь? В Сибирь откочевывать? Или — как индейцы наши, Америку колонизировать? Еще есть идея — пуговицами в разнос торговать, или коммерческий банк открыть…

— Вот кого нам действительно не хватает, — заметила Майя, — так это индейцев. Реальные были мужики. Поначалу, если душой не кривить, только они чего-то и стоили. Мы все, слюнтяи, туго въезжали, куда попали.

— Почему — были? Не те парни, чтобы пропасть просто так.

Назгул, вспоминая свое не слишком доблестное поведение в первые дни переноса, усмехнулся невесело.

— Вот только до Америки они вряд ли добрались. Вся надежда была на английский корабль, что пристанет к месту основания Архангельска. А как не удалось им тот корабль к рукам прибрать?

— Сейчас уже не узнаешь. И чего их туда понесло?

— А может, — протянул Кормак, — они-то самыми правыми из нас оказались? Что мы потеряли на этой войне?

— Опять заладил, — раздраженно выпалил назгул. — Нет, милок, действительно. Собирай манатки и вали с театром куда подальше. И без тебя тошно.

— Я так и намерен сделать, командир. Спасибо за напутствие.

— Мальчики, мальчики! — Дрель по привычке приняла вид сторонней и незаинтересованной слушательницы. — Вы хоть врагами не расставайтесь.

— Ладно, Кормак, — устало произнес ангмарец. — Мы с тобой плечом к плечу бились, действительно, хорош лаяться. Да и потом — с театром вашим еще все темным-темно. Ариосто этого где брать, языки учить, кукол изготовлять надо…

— Я завтра к нашему местному Левше пойду, — сказала Дрель.

— Только как бы он тебя взашей не вытолкал. На Руси, знаешь ли, не то что в каком-нибудь эльфийском Лориэне, бабы в дела кузнецов не суются.

— А я ему жратву отнесу. А сама тихонечко гляну одним глазком…

Дрель вернулась от мастера довольная и веселая.

— Настоящий лесковский кузнец, — заявила она. — Завтра закончит первую фигуру. Эдакий крестоносец, только морда у него под забралом не удалась, я помогла. А доспех — чуть ли не лучше оригинала.

— А как с механикой? — поинтересовался ангмарец, не разделяющий энтузиазма эльфийки.

— Я политех не заканчивала, но внешне — один к одному.

— Тогда бери Кормака и дуй к итальяшкам. У них сегодня новое представление. Добейся, чтобы они тебя за кулисы пустили. Разбирайтесь в темпе, как там и что. Князь скоро отчета потребует.

Шон продолжал муштровать отряд, справедливо решив, что бивуачная жизнь склонит легионеров к пьянству и иным непотребствам.

Словно заразившись от чернокрылой дружины, Серебряный и сам устроил огненную потеху на ратном поле под Тирзеном. Вывел пять сотен стрельцов и устроил пальбу по конфискованным у немцев горшкам и штурм потешной крепостицы, спешно возведенной там, где была ставка рыцаря Фелькензама.

— Дурость заразительна, — заметила по этому поводу Дрель.

Басманов к вечеру следующего дня появился в лагере с ворохом новостей.

— Рыцари заперлись в крепостях, дороги совершенно свободны. Ертаул наш дошел до самых Ревельских предместий, спалил какие-то усадьбы, перехватил обоз с провиантом. Зато на юге неспокойно. Польские хоругви маршируют по всем дорогам, то и дело вторгаясь в Ливонию, и отходят назад при встрече с казачьими разъездами.

— Нарываются ляхи, — мрачно заметил Серебряный. — Хамят открыто. Надо их на место поставить, пока не поздно. Эх, был бы государь с полками, как под Казанью…

— Государя не обещаю, а Шереметьев уже близок. Спешит, но пушечный наряд замедляет движение. Жди его через седмицу, не раньше.

— Может, пойти на Ревель? После фелькензамова посрамления рыцари приуныли, авось слету возьмем.

— А если ляхи в тыл ударят?

— Дан…

Серебряный хищно ухмыльнулся, но, увидев смешинку в глазах Басманова, осекся.

— Ляхи не дураки, чтобы клюнуть на такую уловку. Ударят только тогда, когда соберутся с силами. А Ревель с налета не взять. Жди Шереметьева, следи за дорогами.

— Так совсем в тине погрязнем, — насупился Никита Романович. — Попрошу государя сменить меня. Я воевать умею, а сиднем напротив вражьих городов сидеть не обучен. Все же не Казань перед нами, не Ас-торокань — а какой-то Ревель. Гнилой орех — надави, сам расколется.

— Немцы пушками обзавелись, зелье огненное сушей подвезли. Да и гарнизон немаленький.

— А что у ляхов деется?

— Грызутся меж собой, по обыкновению. Шляхта то к Вишневецкому льнет, то к Радзивиллам, а то и к залетному Баторию. Литвины хотят свою державу, поляки — свою. Но и тем и другим подавай гавани на студеном море.

— Сейчас бы нагнать такую же силу, как в поход на татар собрали при молодом государе, да ударить разом на ляха и на немца. Ревель и Смоленск наши, и нет сильнее державы, чем Русь!

Серебряный размечтался вслух. Басманов развел руками:

— Ну, ты хват, Никита Романович. Спору нет, сильны рати наши, но воевать со всем светом…

— Отчего же со всем светом?

— Тут же битые недавно свены захотят обиды выместить, еще кто-нибудь вспомнит, что крестоносцы ливонские суть птенцы всей Европы…

— Все одно татар восточных больше было, злее они, а мы победили.

— Татары… ведь не только казанские да астороканские есть татары-то. Ногайские, что озоруют до самой Тулы, крымские. Если собрать полки да на Европу повести, ударят на Русь. С Европой да с Крымом нам точно не сдюжить.

— Путано все как-то у нас, смутно. Голова кругом идет.

Басманов сочувственно покивал, думая о своем.

— Закордонный балаган не убег часом? — наконец спросил он.

— Куда же они денутся? Тешат народ на площади, собирают злато.

— Скоро закончат они, отправятся на Москву, ко двору государевому. Ярослав об охране справлялся?

— Я дал людишек, хоть и не ведаю, зачем Иоанну Васильевичу эта латинская бесовня.

— Это не бесовня, Никита Романович, а театр, утеха для праздных толп и услада утонченного вкуса. Не можем мы позволить, чтобы у какого-то Радзивилла при дворе имелось такое, чего нет в Кремле. Я и свой балаган завожу, слыхал небось?

• Предыдущая
• 47/64
• Следующая