"Короли без короны" - Белова Юлия Рудольфовна - Страница 44

      Молодой человек отер влажный лоб. Оставалось признать, что Жерар де Саше был трусом. Обыватели Турени сколько угодно могли славить его героем, называть Цезарем и Ахиллесом, но он-то знал, что рвался в армию только потому, что стремился сложить с себя всякую ответственность, отдать другим право распоряжаться своей судьбой, бежать от себя и собственных гарпий. И что теперь, взять имя Франсуа и начать жизнь сначала? Чтобы после очередной заварушки спрятаться в монастыре и принять четвертое имя? Ну, нет, это уже смешно. Он больше не будет бегать от судьбы, с этим покончено. И в гражданской войне он участвовать тоже не будет. Вот если кто-нибудь посмеет напасть на его дом, негодяям не поздоровится, но убивать французов за то, что они читают те же молитвы не на латыни, а на родном языке -- увольте! Это не его война и не те победы, что могут принести славу. Скоро у него появится сын и он сделает все, чтобы сыну было, чем гордиться.

      Жаркая волна стыда заставила вспыхнуть щеки и даже уши графа. А чем его сын будет гордиться? Именем Саше, от которого за целое лье разит презрительной милостью короля? Графским титулом, который ему швырнули словно кость?

      Шевалье де Бретей, граф де Саше закусил губу. Не так важно, какое из имен -- Александр, Франсуа или Жерар -- он возьмет. Его гарпии всегда с ним, и, в общем-то, они весьма покладистые зверушки. Важнее другое. Из-за нелепого страха перед насмешками он отказался от родового имени, предал своих предков и будущих детей. Из-за его трусости имя Бретей забудут, словно и не было длинной череды его предков, не было подвигов, не было свершений, не было ничего...

      Сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало, и Александр понял, что сейчас умрет. Рванул ворот... попытался вздохнуть... а потом со всей силы ударил по стеклу, чтобы открыть створку окна... Отражения дрогнули, оконные стекла посыпались вниз, в лицо ударил ветер, так что молодой человек едва успел отшатнуться. Ударился спиной о ближайший книжный шкаф и почувствовал, как сверху что-то упало к его ногам.

      Звон разбитого стекла, ветер, внезапно сгустившаяся темнота и суета сбежавшихся на шум слуг привели графа в чувство. Господи, что он натворил?!

      -- Ваше сиятельство, вы обронили, -- смотритель библиотеки почтительно подал Александру упавший том. Слуги торопливо зажигали потухшие от ветра свечи и собирали разбитое стекло. Молодой человек рассеянно бросил взгляд на раскрытую книгу и замер:

      "... Таким образом, -- читал он, -- граф Валеран де Бретей взошел на эшафот, возведенный для него перед королевским замком в Лоше. Как и всякий добрый христианин, он препоручил душу свою Всевышнему, а детей -- заботам благородного короля, после чего и был обезглавлен в соответствии с приговором и традициями Французского королевства. Так закончил свои дни один из храбрейших капитанов нашего времени, вернейший рыцарь, даже заговором и смертью своей послуживший благополучию и величию короля. Граф Дюнуа и герцог Алансонский горько оплакивали кончину друга и боевого товарища и по великодушному дозволению короля Карла предали тело казненного погребению в церкви Нотр-Дам в Лоше. Что же до владений графа, то они были...".

      Текст оборвался, следующая страница была вырвана, а дальше шел рассказ о графе Дюнуа. Александр принялся лихорадочно листать книгу, но начало рассказа также отсутствовало.

      -- Ну как вам мои приобретения? -- только что вошедший в библиотеку принц Релинген с некоторым недоумением посмотрел на разбитое окно, перевел взгляд на друга.

      -- Что это? -- почти прошептал полковник и протянул книгу.

      Его высочество пробежал глазами текст и вообразил, будто начал что-то понимать. Не слишком приятно читать о казни предка, да еще и узнать, что казнь состоялась прямо здесь -- в Лоше. Неудивительно, что в библиотеке пострадало окно. Под взглядом принца слуги бросились закрывать ставни.

      -- Не знаю, друг мой, -- мягко произнес Жорж-Мишель, с сочувствием глядя на молодого человека. -- Большая часть библиотеки досталась мне вместе с Лошем, и я понятия не имею, что за книги здесь можно найти. Лош ведь был и резиденцией короля, и тюрьмой. Когда-то мне рассказывали об этом, но в тринадцать лет думаешь о другом.

      -- Король говорил, что мой предок лишился титула из-за заговора...

      -- Да забудьте вы о короле, -- с досадой перебил молодого человека Жорж-Мишель, -- временами Генрих бывает мелочным как лавочник. Полтора года назад меня тоже обвиняли в заговоре. Уверен, заговор вашего предка был не более реален, чем тот, в котором обвинили меня, но не каждому же везет иметь в крестных Папу Римского. Да вы не расстраивайтесь. Если хотите, я поручу своим людям выяснить, что тогда произошло. Не пройдет и месяца, как вы будете знать все. Хотите?

      -- Конечно.

      Принц Релинген ободряюще улыбнулся и пригласил друга ужинать.

    ***

      Приняв решение вернуть себе имя предков, Александр успокоился и задумался, чем заняться. С разбойниками было покончено, участвовать в гражданской войне он не желал, а дела полка отнимали у него не так уж и много времени. К счастью оставались книги.

      Чтение, страстные споры с принцем Релинген и временами победы в этих спорах -- Александр де Бретей открывал для себя еще одну радость общения. Принц Релинген был чудесным собеседником и замечательным рассказчиком, и граф де Саше убедился, что может говорить с ним обо всем на свете: о войне и мире, о королях и королевствах, о поэзии, музыке, живописи, философии, риторике и науке.

      Аньес Релинген и Соланж де Сен-Жиль не хотели оставаться в стороне от этого пиршества ума, однако предпочитали обсуждать поэзию и музыку, в то время как шевалье Жорж-Мишель больше всего любил говорить о живописи, камере-обскуре и Нидерландах. О Нидерландах он мог рассказывать часами.

      Немногие счастливцы, получавшие приглашения на эти вечера, вскоре заговорили о Лошской Академии, которая ничем не уступала Академии Баифа, собиравшейся при королевском дворе, и даже во многом превосходила ее, ибо на заседаниях в Лоше не бывало случайных людей, как эту сплошь и рядом происходило в Лувре. При слухах о Лошской Академии король Генрих досадливо хмурился и жаловался королеве-матери, что Жорж слишком вольготно расположился в Турени, а Екатерина утешала сына уверениями, будто племянник всегда стремился ему подражать. Его величество ненадолго успокаивался, но растущие аппетиты Гизов, Католической Лиги и гибель на дуэли с гизарами Келюса и Можирона заставляли короля следить за Лорренами со все большей подозрительностью и неприязнью.

      В то время как его величество хмурился, а обитатели Турени все чаще славили губернатора и полковника де Саше, принц Релинген не забыл данного обещания. Результат поисков ошеломил Жоржа-Мишеля. Целую неделю проходив под впечатлением узнанного, принц Релинген вознамерился как можно эффектнее представить сделанное им открытие. На одном из заседаний Академии нанятый его высочеством чтец, облаченный в наряд прошлого века, торжественно произнес под музыку Дюфая*

    * Дюфай, Гийом (1400-1474) -- нидерландский композитор. С 1420 г. жил в Италии, с 1439 г. в Камбрэ.

      -- "Повествование о героической жизни и печальной кончине благородного графа Валерана де Бретей из Пикардии"...

      Александр как зачарованный слушал рассказ о своем предке. Дамы охали и прижимали ладони к щекам, втихомолку отмечая, что история графа оказалась куда занимательнее самых увлекательных испанских романов. Немногочисленные гости со все большим почтением посматривали на полковника. И даже шевалье Жорж-Мишель, заранее знавший, чем закончится рассказ, не мог сдержать слез при повествовании о том, как Валеран отказался от королевского помилования, дабы воссоединиться со своей почившей женой.