По следам преступлений - Суконцев Александр Алексеевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
Следующий этап. Вещи опознаются родственниками Пустобаева и Макарова.
Они взволнованы, чует сердце беду.
— Да, это вещи наших сыновей. Что с ними?
Но следователь ничего не может им сказать. Следователь и сам родитель, он по-человечески хорошо понимает их состояние. Но пока он не убежден до конца в виновности Пустобаева и Макарова, ничего говорить нельзя. И даже успокоить, утешить не может.
На допросе Павел Пустобаев.
Все верно, словесный портрет был точен: он среднего роста, лицо немного продолговатое, нос прямой, волосы темно-русые, челка, остренький подбородок.
— В Гудаутском районе не был, — угрюмо говорит он, — никакой Лыхны-та не знаю.
Сергей Алексеевич отметил и частичку «та».
— А может, вспомните: лето, море. Сразу за Гудаутами дорога идет влево, и там село Лыхны…
— Понятия не имею.
— А вот послушайте, что говорит Магия Гваджава.
И следователь читает протокол допроса. «Этим летом к моей сестре на квартиру попросились двое молодых парней. Звали их Павлик и Эдик. Так они себя называли. В день смерти моей сестры они пошли вместе с ней помочь загнать скотину и больше не вернулись…»
Пустобаев пожимает плечами:
— Ну и что?
— Ваша куртка? — следователь неожиданно кладет ее перед Пустобаевым и ясно видит, как тот волнуется. Но следователь не торопится с расспросами. Пустобаев нервно ерзает на стуле, низко опускает голову.
— Да, это мы…
Он просит закурить и как-то сразу, быстро, скороговоркой начинает рассказывать все, с того дня, когда они решили поехать на Черное море, и до того, до последнего дня.
— Мы хотели взять в квартире деньги, но нам не удалось. Мы вернулись в дом, а в это время видим — из города на своей машине приехал дядя Володя. Ничего больше не оставалось, как бежать. Не взяли даже своих вещей.
Макарова опознал на очной ставке муж Химуры.
— Действительно, — сказал он, — он Геннадий, но мы его звали Эдиком, он был похож на нашего родственника, которого звали Эдиком.
Следствием было установлено, что Пустобаев и Макаров, постоянные жители города Казани, даже не предупредив родителей, самовольно оставили работу и выехали в очередной туристский вояж. Они проехали много городов, пока не прибыли в Сухуми. Потом — в Гудауту.
Оказывается, это уже не первое путешествие, в которое они отправлялись. Учиться молодые люди не захотели, устроились работать на заводе, но и работники из них не получились. Люди на смену, а они за картишки. Появился у них дружок — человек бывалый, научил их винцо попивать, много рассказывал о своей «житухе», о том, где побывал, что повидал.
— Прокиснете вы здесь, синьоры, — горько усмехался он. — Надо посмотреть мир.
Так ребята отправились в свое первое турне — на пароходе по Волге. Вернули их из Саратова. Родителей предупредили: следите. Но родители только рукой махнули: они и сами не маленькие.
Молодым людям очень понравилось Черноморское побережье в этом районе. Они купались и загорали, но нужны были деньги. Надо что-то предпринимать. Решили ограбить кого-нибудь из местных жителей. В селе Лыхны в закусочной они познакомились с Владимиром Гваджава и договорились остановиться у него и заодно помочь убирать фрукты. Они были уже довольно опытными людьми: скрыли свой адрес, никому не показали документов. Однако вещи свои — явные улики — они забрать не успели.
Верховный суд Абхазской АССР приговорил Пустобаева П. Г к высшей мере наказания, Макарова Г. Н. — к длительному сроку лишения свободы.
ИГРОКИ
К перрону Ярославского вокзала подходил скорый поезд. В этот ранний час встречающих было немного, и тем заметнее выделялась группа из двух мужчин и женщины, которые не бегали, как другие, высунув языки, за вагонами, а держались солидно, спокойно ожидая остановки поезда.
И действительно, когда состав, дернувшись последний раз, замер, эта группа оказалась прямо перед мягким вагоном. Сначала из вагонного окна выглянуло заспанное круглое лицо лысеющего гражданина. Гражданин флегматично помахал рукой и не спеша вернулся в свое купе. И только минут через пять толстяк появился в дверях и, бережно подхваченный под руки встречавшими, сошел на московскую землю.
— С приездом, Василий Кузьмич, — пророкотал мужчина в ратиновом пальто, — как доехали?
Но Василий Кузьмич, судя по всему, был человеком несловоохотливым. Он только слегка поморщился в ответ и спросил:
— Где?
— Как всегда, — наклонил голову другой из мужчин, одетый в щегольское нейлоновое полупальто.
Василий Кузьмич кивнул и, ни на кого не глядя, направился к выходу. Встречавшие подхватили его чемоданы и двинулись вслед.
На привокзальной площади их ждала «Волга». Однако тот, которого звали Василием Кузьмичом, не сел вместе со встречавшими. Он поискал глазами и тут же увидел свою «Волгу» светло-зеленого цвета. Она его уже ждала. Личный шофер Василия Кузьмича Сережа приоткрыл переднюю дверцу, приглашая хозяина.
Кавалькада двинулась по Каланчевке, выехала на Садовое кольцо, и, наконец, обе машины остановились у одной из высотных гостиниц. Здесь директору машиностроительного завода В. К. Сидоренко, командированному в столицу по служебным делам, уже был заказан номер на десятом этаже.
Номер состоял из двух комнат — приемной и спальни. Войдя в первую из них, Василий Кузьмич впервые за это утро изобразил на своем лице подобие улыбки. В столь веселое расположение духа его привел вид накрытого стола с холодными и горячими закусками и с двумя бутылками коньяка посередине.
— Коньяк? С утра? Фужерами? — выдал свою любимую шутку Василий Кузьмич и, победно оглядев сопровождавших лиц, закончил: — С удовольствием! Но сначала — дела. Прошу ко мне.
Все разделись, прошли во вторую комнату и разместились вокруг стола.
— Какие новости? — осведомилась красивая, хотя и не первой молодости, женщина. — Как с жаккардовыми машинами?
— Одну минуточку, Серафима Иннокентьевна, — остановил ее Сидоренко и скорее приказал, чем попросил: — Волков, подайте мою папку.
Щеголеватый молодой человек тотчас поднялся и подал Василию Кузьмичу его папку.
— Итак, разрешите доложить о производственных показателях возглавляемого мною коллектива за третий квартал текущего года…
Директор завода не стал, однако, подробно информировать собравшихся о деятельности своего предприятия. Он только сказал:
— Жаккардовые машины освоены.
Среди присутствующих раздался вздох облегчения.
— Сколько дадите к концу года? — спросила Серафима Иннокентьевна.
— А это я посмотрю на ваше поведение, — не скрывая улыбки, ответил Сидоренко. — Ну, я хочу отдохнуть. Это в столице разрешается?
— Василий Кузьмич, — услужливо заулыбался Волков, — цыплята только этого и дожидаются. Остынут ведь. Совсем продрогнут.
Все снова перешли в первую комнату и немедля приступили к трапезе.
— За успехи машиностроителей!
После третьей бутылки на столе появилась новенькая колода карт. Василий Кузьмич держал банк.
— Ну-с, по маленькой. Разогреем кровушку.
Серафима Иннокентьевна, сказавшись занятой, давно ушла. Вместо нее пришли двое мужчин, кавказцы, и игра в гостиничном номере пошла на полный ход. Ставки сначала делались небольшие — по рублю, по два. Чем дальше, тем игра становилась крупнее, азартнее.
Сидоренко везло. И потому он был в прекрасном настроении. За столом в сизом табачном дыму то и дело слышалось:
— Еще карту!
— Себе!
— Себе — не вам. Двадцать!
— Те же.
— Ставлю четвертную!
Знакомый официант по знаку Василия Кузьмича менял закуски, бесшумно, незаметно подливал гостям коньяк.
Игра достигла своего апогея поздно вечером. Банк держал Шалва. На столе лежала солидная кучка десяти- и двадцатипятирублевок — больше тысячи восьмисот рублей. Василий Кузьмич взял карту, совершенно трезвым взглядом (хотя пил наравне со всеми) оглядел компаньонов и накрыл деньги широкой короткопалой ручищей, словно лопатой:
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая