Ловушка для адвоката - Коннелли Майкл - Страница 4

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая

Все повернулись ко мне, даже прокурор, стоявший у трибуны.

Все тот же голос из темноты подбодрил:

— Говори в микрофон, Микки!

Кто бы это мог быть? Я снова рванулся вперед, словно форвард в атаке:

— Убийство ребенка относится к преступлениям, к которым закон подходит со всей суровостью, независимо от вероятностей и рисков. Не имеет значения, что победа не гарантирована. Важна лишь убедительность доказательств, а она для меня несомненна. Этот человек совершил страшное преступление, и не важно, сколько лет прошло с тех пор, и сколько он уже отсидел. Его следует судить.

Моя собственная дочь, — продолжил я, — лишь немного старше, чем была Мелисса Лэнди… Как вам известно, в ходе первого процесса по делу Джессапа государственный обвинитель требовал для подсудимого смертного приговора, но присяжные высказались против, и суд ограничился пожизненным сроком. Прошло время, однако наша позиция не изменилась — сторона обвинения снова будет добиваться высшей меры наказания…

Я снова почувствовал на плече тяжелую руку прокурора.

— Не будем опережать события, — быстро заговорил Уильямс. — Решение требовать смертного приговора еще не принято. Это мы обсудим позже, но, так или иначе, мистер Холлер высказал правильную мысль. В нашем обществе нет злодеяния более тяжкого, чем покушение на жизнь ребенка, и мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы виновный не ушел от наказания… На сегодня все, спасибо за внимание.

— Погодите! — раздался голос в толпе репортеров. — А что будет с Джессапом — его привезут сюда?

Уильямс непринужденно оперся на края трибуны обеими руками, ограждая от меня микрофон.

— Сегодня утром мистер Джессап был взят под стражу полицией Лос-Анджелеса и в настоящее время переводится из тюрьмы Сан-Квентин в городскую тюрьму для проведения следственных действий. Его приговор отменен, но все обвинения остаются в силе… Больше нам нечего добавить.

Отойдя от трибуны, он кивнул мне на дверь и поплелся следом, шепча в ухо:

— Еще раз такое себе позволите, и я вас уволю!

Я обернулся на ходу:

— Что именно позволю? Не дам вам ответить по шпаргалке?

В холле ждал Риделл с секретарем прокуратуры Фернандесом, но Уильямс повел меня в сторону, продолжая пыхтеть:

— Вы нарушили протокол! Еще одна подобная выходка, и мы расстанемся, имейте в виду!

Я резко развернулся, так что мы чуть не столкнулись.

— А вы имейте в виду, что я не марионетка, а независимый обвинитель, работающий по контракту. Иначе расхлебывайте эту кашу сами!

Глаза окружного прокурора яростно сверкнули.

— Что это за чушь насчет высшей меры? О ней даже речи пока не было, и никто не давал вам санкции на такие заявления.

Уильямс был выше и шире в плечах и напирал на меня своим массивным корпусом, прижимая к стенке.

— Мои слова дойдут до Джессапа и заставят его задуматься, — объяснил я. — Если нам повезет, он согласится на досудебное соглашение, и все закончится, не будет и гражданского иска. Город и округ ничего не будут должны, вы сэкономите миллионы — в них-то все и дело, верно?

— Ничего подобного! — напыжился Уильямс. — Не в деньгах дело, а в правосудии! Так или иначе, вам следовало согласовать это со мной. Я ваш начальник, в конце концов!

Не на того напал. Я вежливо, но решительно отстранил его:

— У меня нет начальства, я сам по себе.

— Вот как? Захочу, вылетите отсюда сию же минуту!

Я с усмешкой кивнул на дверь в зал:

— Отлично, давайте увольте обвинителя, которого только что наняли — точь-в-точь как Никсон во время уотергейтской заварушки. Ему это здорово помогло… Пойдемте, скажем им, что же вы? Там еще не все ушли.

Прокурор насупился, глядя в сторону. Вот как прижимают к стенке по-настоящему, без лишних движений. Избавиться от меня сейчас означало предстать в глазах публики полным идиотом, потеряв все шансы на выборах.

Он придвинулся и угрожающе прошипел, понизив голос:

— Не суйтесь в мои дела, Холлер!

— А вы не суйтесь в мое дело. Это не предвыборная кампания и не бизнес. Речь идет об убийстве, босс. Если хотите, чтобы я справился, не связывайте мне руки!

Я бросил ему кость, назвав боссом. Сжав рот в тонкую линию, он долго сверлил меня взглядом, потом произнес:

— Значит, мы поняли друг друга?

— Думаю, поняли.

— Прежде чем сказать газетчикам хоть слово, согласовывайте со мной, ясно?

— Да.

Он повернулся и пошел через холл во главе своей свиты. Я смотрел вслед. По правде говоря, ничто так не отталкивает меня в законах, как смертная казнь, и не потому, что моим клиентам она когда-либо угрожала. Просто я считаю, что в просвещенном обществе люди не должны убивать себе подобных — хотя это не мешает мне пользоваться угрозой высшей меры в интересах дела. Что ж, возможно, из меня получится не такой уж плохой обвинитель.

Вторник, 16 февраля, 14:43.

Самый приятный момент в уголовном деле — когда едешь в город с закованным в наручники подозреваемым на заднем сиденье. Лучше не бывает. Конечно, есть еще суд, последнее подведение счетов, — когда сидишь в зале, слушаешь приговор и видишь, как глаза осужденного потрясенно вспыхивают, а затем мертвеют. Тоже неплохо, но не сравнится с доставкой в тюрьму, здесь важен непосредственный личный контакт. Гарри Босх всегда смаковал это момент: погоня за преступником закончена, неумолимый натиск следствия сменяется мерным вращением колес судебной машины.

Сегодня все было иначе. За два долгих дня Босх так и не испытал ничего похожего на привычное наслаждение. Вчера они с напарником Дэвидом Чу доехали до Корте-Мадера и заночевали в мотеле на Сто первом шоссе, а утром явились в Сан-Квентин, предъявили судебное постановление и повезли Джейсона Джессапа назад в Лос-Анджелес. Итого семь часов туда, бок о бок с напарником, который трещит без умолку, и столько же обратно с подозреваемым, из которого слова не вытянешь.

До городской тюрьмы оставался час езды. От многочасового сидения за рулем ныла спина, правая нога, нажимавшая на педаль газа, уже онемела. Круиз-контроль для служебных машин не полагался. Чу предлагал поменяться, но Босх лишь покачал головой. Напарник соблюдал ограничение скорости с благоговейной педантичностью даже на автострадах, лишний час томиться в машине не хотелось.

Всю дорогу Босх угрюмо молчал, размышляя о деле, которое шло задом наперед. За эти несколько дней он не успел даже прочитать все материалы, а подозреваемый — вот он, в наручниках и на заднем сиденье. Где это видано: сначала арест и только потом расследование!

Он взглянул на часы — пресс-конференция уже должна закончиться. Рабочая встреча с Холлером и Макферсон была назначена на четыре, не успеть — на Джессапа еще надо оформить кучу документов, а потом заехать в полицейский архив и забрать две коробки с материалами следствия и вещдоками.

— Гарри, что с тобой?

Босх повернул голову:

— Ничего.

При подозреваемом говорить не хотелось, и вообще, они ездят вместе меньше года, не дорос еще Чу угадывать настроение старшего — хотя на этот раз напарник понял правильно.

С заднего сиденья послышался голос Джессапа — в первый раз после Стоктона, когда он попросился в туалет:

— А то с ним, что дело тухлое! Знает, что доказательства выеденного яйца не стоят, и не хочет участвовать в комедии.

Гарри посмотрел в зеркало на заднее сиденье. Подозреваемый сидел пригнувшись: наручники соединялись цепью с ножными кандалами. Голова выбрита наголо — обычная тюремная практика, к которой прибегают одни люди, надеясь запугать и унизить других. Похоже, что в случае Джессапа это сработало.

— Ты же вроде не хотел говорить, Джессап. Или решил дать показания?

— Все, затыкаюсь и жду адвоката.

— Он в Сан-Франциско, стоит ли тянуть?

— У него дела, связывается с кем-то, у «Генетической справедливости» люди по всей стране. Мы были готовы к такому повороту.

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая