Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре - Зенкин Сергей - Страница 74

(Мне чужд твой Бог, и я горжусь этим. Я поклоняюсь более великому Богу, который не проклинает тебя), — пишет Ламартин в «Ответе „Немезиде“», полемизируя с О.-М. Бартелеми. В обращении к избирателям Тулона он говорит о своем идеале «универсальной» свободы, подразумевающей уважение противоположных интересов, мнений и прав. Такая свобода отвечает духу нового, современного либерализма, который Ламартин противопоставляет прежнему (то есть якобинизму) как выражению «духа разрушения» (esprit destructeur).

Свобода в понимании Ламартина исключает верность какой-либо одной политической партии, одной доктрине, так как верность и преданность — это зависимость и препятствие к реализации индивидуальной свободы. Поэтому он отклоняет сделанное ему предложение сотрудничать в новом журнале «Revue Européenne». Называя себя роялистом, он не разделяет точку зрения тех, кто фанатически требует возродить старый порядок. Желая оставить дипломатическую карьеру, он подает столь деликатно написанное прошение об отставке, что его невозможно заподозрить в высокомерном презрении аристократа к «королю-буржуа», и Луи-Филипп даже ставит в пример лояльность этого прошения: «Я хотел бы показать его Шатобриану, чтобы тот увидел, как нужно уходить в отставку»[370]. Отказавшись от непримиримости прежних убеждений, Ламартин ищет в многообразных и противоречивых тенденциях современности нечто общее ради объединения разрозненных усилий, чтобы направить их к общей цели — будущему, которое видится ему под знаком прогресса.

В 1831 году Ламартин наконец получает возможность выставить свою кандидатуру на выборах в июле и делает это одновременно в трех местах: Тулоне, Маконе и Берге. К этому моменту он — всеми признанный поэт, с 1830 года — член Академии. Однако политическая активность для него — не альтернатива поэзии, а расширение диапазона поэтического творчества: нужно научиться подкреплять красноречие парламентского оратора аккомпанементом поэтической лиры. Признавая вместе со многими современниками божественный характер творческого вдохновения, Ламартин не только не противопоставляет поэтическую мысль деятельности политика, но считает односторонней всякую личность, в которой не сочетаются мысль и действие. Более того, он говорит о божественном смысле политической деятельности, не повторяя при этом легитимистского принципа «божественного права». Напротив, власть церкви и монарха «волею божьей» он считает нарушением истинных заветов Бога, чье царство не на земле, а на небе[371]. Поэтому он требует независимости государственной власти от церкви и, приветствуя программу группы Ламенне и Монталамбера, готов согласиться с нею во всем, кроме вопроса о теократии.

Вскоре после Июльской революции (в сентябре 1830 г.) Ламартин оставляет дипломатическую карьеру (в 1823–1829 гг. он служил секретарем посольства в Неаполе и во Флоренции, после чего ему был предложен пост главного секретаря министерства иностранных дел, от которого он отказался, потому что не сочувствовал реакционной политике кабинета Полиньяка), так как дальнейшую жизнь намерен связать с парламентской деятельностью. Его первая избирательная кампания состоится лишь в следующем году, но уже теперь в своих стихах Ламартин говорит как человек, мыслящий категориями государственного, общенационального уровня. В ответ на споры, разгоревшиеся вокруг суда над министрами Карла X, он пишет оду «К народу» (ноябрь 1830 г.). Полемизируя с теми, кто требует самых жестоких мер, он пытается доказать, что осуждение на смертную казнь по политическим мотивам всегда несправедливо. Обращая свои стихи к народу, он ищет средство сделать их более понятными и доступными для читателей, чтобы получить непосредственный эффект от этого вмешательства поэзии в общественные дела. В последний момент перед опубликованием своего стихотворения Ламартин отказывается назвать его одой, так как это «не в духе времени», и возмущается глупостью издателя, украсившего этот призыв к народу изображением распятия[372].

Ламартин приходит к выводу о несоответствии традиционных форм поэзии «духу времени». И если совсем недавно он считал, что «время поэзии прошло»[373], и намеревался отложить в сторону лиру, чтобы подняться на парламентскую трибуну, то теперь он убежден, что необходимо отказаться от старых форм, а не от поэзии вообще. Ода «К народу» была первым поиском новых средств в поэзии.

Намерение Ламартина стать депутатом вызвало многочисленные насмешки и возражения. В июле 1831 года в очередном номере «Немезиды» — периодической сатиры, издававшейся с марта 1831 года регулярно раз в неделю, — О.-М. Бартелеми и Ж. Мери говорят о бессмысленности надежд Ламартина на успех:

(Но если в награду за свои благочестивые гимны ты хочешь сегодня получить голоса людей Июля, то это уж слишком… Еще свежи в памяти твои недавние произведения, льстивые гимны Бональду и ангельские витания над Реймским алтарем, низкопоклонство твоих стихов, посвященных законным монархам, бедствиям царственных мучеников и твоему повелителю Дофину.)

Через несколько дней, в газете «Avenir» от 20 июля, Ламартин публикует свой «Ответ „Немезиде“», который привлекает внимание не только как полемический выпад против недоброжелателей, но прежде всего как декларация новых принципов творчества:

(Позор тому, кто может петь, когда Рим объят пожаром!) — говорит он, имея в виду поэзию, слишком отвлеченную от проблем и волнений повседневной жизни. Именно так он оценивает свое предыдущее творчество, которое больше его не удовлетворяет. Пришло время расстаться с музой прежних лет:

(Я требовал от моей лиры только песен, вздохов о призрачном и гимнов, прославляющих Бога.)

По существу, «Ответ „Немезиде“», так же как и ода «К народу», — это произведения, по быстроте реакции, конкретности и актуальности проблем приближающиеся к тому виду творчества, который, по мнению Ламартина, с неизбежностью должен возобладать над всеми другими. «С сегодняшнего дня возможен лишь один вид печатного слова: газета», — утверждает он в статье «О рациональной политике». Пресса возобладает над книгой, если писателям и поэтам не удастся преодолеть медлительность традиционных форм литературы, не отвечающих новому ритму жизни.

В конце 1831 года Ламартин пишет оду «Революции», в которой резюмирует свое восприятие современности как результата длительного исторического процесса и двух революций — 1789 и 1830 годов. В его концепции доминирует мысль о будущем: