Важный разговор [Повести, рассказы] - Печерский Николай Павлович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/57
• Следующая

Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля, — и золотого, льющегося из-за леска света, и пронзительной небесной голубизны, и седой, лохматой от дождя травы.

И радости тоже. Она несла Ваняту на своих невидимых крыльях — сильных, порывистых, легких.

За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся мак, стояла в красной косынке какая-то девушка.

— Это наша Нюська, — сказала Марфенька и улыбнулась так широко и радостно, что вмиг исчезли с ее щек круглые ямочки.

— Какая Нюська? — спросил Ванята.

— Агроном. В этом году институт окончила. Теперь она Анна Николаевна. Такая стала — даже трактористы боятся!

Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.

— Я ей вот как завидую, Нюське…

— Почему?

— Знает она все. И вообще красавица. Ты кому-нибудь завидуешь?

— Я никому не завидую, — сказал Ванята.

Марфенька рассмеялась.

— Вре-ошь!

— Вот еще…

Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды живучие, как пырей, людские слабости, и сказала:

— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую. Даже Ване Сотнику…

— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?

— Не знаю. Я не умею объяснять…

Марфенька прикусила губу, подумала минуту и спросила:

— Ты «Чапаева» видел?

— Ну да, — сказал Ванята.

— Я тоже видела. Несколько раз. На коне. А бурка, как туча…

Ванята пожал плечами.

— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?

— Нет, он не Чапаев, — задумчиво сказала Марфенька. — Сотник — он другой. Он…

Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.

— Ты чего нахмурился? — спросила она. — Обиделся, что я про Сотника так говорю?

Спросила, но ответа не ждала. Только смотрела вдаль и улыбалась. Видимо, и сама точно не знала всего, что связано с мальчишкой в синем простом комбинезоне.

Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравнением. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.

Ничего выдающегося в Нюське, то есть в Анне Николаевне, Ванята не заметил. Марфенька просто-напросто увлеклась. И Сотника расписала вон как, и братьев Пыховых. Ну — рыжие, ну — едят живую рыбу. Что тут особенного? Кое-кто червей трескает, и то ничего — живет!

Анна Николаевна была в серой блузке и синих матерчатых брюках, измазанных землей на коленках. У дерева, ревниво поглядывая на хозяйку, стоял рослый гнедой конь.

Сначала Нюся рассказала про свеклу и живущую в ней сахарозу, потом склонилась над пышным, зеленовато-бурым кустом, показала, сколько надо выдергивать из него ростков, а сколько оставлять, чтобы поле принесло хороший урожай, а корни были крупными и тяжелыми, как слитки.

— Понятно? — спросила она. — Ну, тогда приступайте. Только смотрите у меня… без брака!

Минута — и уже пляшет под Нюсей резвый, шальной конь, просит большой быстрой дороги. Только тут Ванята понял, что сам залюбовался Нюсей, а может, и позавидовал ей, как завидует Марфенька. Видимо, другой человек может понравиться тебе лишь тогда, когда перестаешь думать о самом себе.

Ребята подвертывали рукава, становились возле своих рядков. Ваняте не приходилось раньше полоть свеклу. Один раз он вместе с классом обрывал в колхозном саду яблоки, в другой — сажал вдоль большака тополя и гибкие, упрямые липы. Вот, пожалуй, и все… Но там — совсем иначе: поработал час другой, и шабаш. Не было там ни угрюмого бригадира Сотника, ни девчонки, похожей на гриб подберезовик, которая смотрит на тебя и думает: «Сейчас мы проверим, какой ты есть на самом деле, Ванята Пузырев!»

Ванята твердо решил, что не ударит лицом в грязь, выжмет сразу третью скорость и обставит всех козюркинских ребят. Пускай тогда чешут затылки и сами решают — шатун он или свойский боевой парень, с которым можно по-настоящему дружить, работать и вообще…

Ванята стал против густой, уходящей вдаль свекольной строчки, наклонился и начал один за другим выдергивать из земли хрупкие, с розовой неокрепшей ножкой ростки.

По свекольному полю недавно прошел трактор с культиватором на прицепе. Все поле было разлиновано, как тетрадка по арифметике. В каждом квадрате рос пышный кудрявый букет. В этом букете надо было оставить по два-три стебелька — самых живучих и надежных. И тогда они не станут глушить друг друга, всласть будут пить обоими корешками терпкие соки земли, припасать к осени сладкий белый сахар.

Сначала у Ваняты все шло отлично. Влажные, пахнущие землей ростки так и летели в стороны. А ну еще раз! Еще раз! Нажми, Ванята!

И вот уже осталась позади Марфенька, мельтешили вдалеке Сотник и братья Пыховы.

Нажми, Ванята!

Вскоре Ванята стал понемногу сдавать. Устали с непривычки руки, заломило в спине; перед глазами завертелись, запрыгали радужные и ядовито-зеленые круги. Как-то совсем незаметно обошла Ваняту Марфенька, вырвался вперед Ваня Сотник, пыхтели рядом с ним братья Пыховы. Даже правнук деда Егора Сашка Трунов был впереди Ваняты, оглядывался в его сторону и нахально показывал язык.

В душе Ваняты закипело все от негодования и обиды. Не глядя, сколько попадало под руку и сколько оставалось в свекольном гнезде, он дергал стебельки, швырял их вбок, через голову и вообще куда придется.

Нажми, Ванята, нажми!

За низенькой лесной полоской, по ту сторону поля, мелькнула красная косынка. Это возвращалась из тракторной бригады агроном Анна Николаевна.

Косынка-маковка катилась над острым лесным гребешком, исчезала на миг и появлялась снова.

Анна Николаевна вынырнула наконец из гущи деревьев на обочину. Спрыгнула с коня, привязала повод к ветке и пошла вдоль свекольных рядков. Изредка она наклонялась, выщипывала какую-то травинку и продолжала путь.

Но вдруг она остановилась, взмахнула над головою рукой.

— Бригади-ир! Э-э, бригади-ир!

Ваня Сотник разогнулся, вытер лоб согнутой рукой.

— Чего там еще? Тоже выдумали!

— Тебе, что ли, кричу?

Сотник отряхнул руки, переступая через рядки, неохотно пошел к агроному.

Все подняли головы, смотрели в ту сторону. Что случилось там?

Сердце Ваняты сжалось. Он догадался, почему сердится и размахивает руками возле Сашкиного рядка Анна Николаевна. Сашка халтурил так же, как и он. Не случайно он обставил всех и уже добрался почти до самого края поля.

Сейчас ударит, загремит во всю силу гром и над его головой. Анна Николаевна ни за что не простит ему этого. Подойдет к его рядку, взмахнет рукой и крикнет:

«Эге, брат! И ты такой, как Сашка! А ну вали отсюда, шатун!»

Анна Николаевна что-то спрашивала Сашку. Он оправдывался, показывал пальцем на забинтованную щеку. Сотник стоял рядом, слушал. Продолжалось это недолго. Анна Николаевна прогнала Сашку с поля, а сама пошла вместе с Сотником по рядкам — по тем, где работала Марфенька, где пыхтели, не разгибая спины, рыжие братья Пыховы.

Вот она задержалась на минутку возле Ванятиного рядка, наклонилась к земле. Ванята обмер. Он пропал! Погиб навеки!

Анна Николаевна между тем растерла что-то в пальцах, как растирают томительно-сладкий чабрец, понюхала и обернулась к Сотнику.

«Нет, не заметила!» — мелькнуло в голове Ваняты. Это ему только показалось!

Но о чем же они тогда говорят там — Сотник и Анна Николаевна? Почему не уходят с его рядка?

Ванята весь взмок, будто выбрался из горячей, дымной бани. По щеке побежала и скатилась за воротник тонкая холодная струйка пота.

Анна Николаевна и Сотник поговорили еще немного и ушли, поглядывая по сторонам на рядки других ребят.

• Предыдущая
• 11/57
• Следующая