Изумрудные глаза - Моран Дэниел - Страница 20
- Предыдущая
- 20/93
- Следующая
Почти полчаса они простояли на автостоянке возле небоскреба Кауфмана, не в силах выехать на проезжую часть. Путь преграждали притиснувшиеся друг к другу аэрокары. Затем долго маялись в пробке, образовавшейся на выезде на шоссе, ведущее за город. Все это время Малко вглядывался в экран, на котором то и дело мелькали сообщения транспортной полиции, предупреждавшей о заторах и о возможных маршрутах объездов то и дело возникающих пробок. Наземный уровень машины забили напрочь, движение с двенадцатиполосного шоссе было перенацелено на Сорок вторую улицу. На пяти подземных уровнях, предназначенных для автомобильного движения, положение складывалось немногим лучше. Транспортная полиция предлагала пользоваться другими уровнями.
И все равно поток машин двигался не быстрее пешеходов.
Так, метр за метром они добрались до надземных уровней, сеть которых была менее забита. Малко, выругавшись, передал управление аэрокаром автомату. Тут же на панели высветилась надпись «AUTO», рулевое колесо на миг замерло, затем начало вращаться само по себе. Автопилот, подчинявшийся указаниям системы, управлявшей движением на шоссе, конечно, выберет не самый короткий маршрут – по земле куда быстрее, – но что оставалось делать? Надо же каким-то образом преодолеть четыре километра, отделявшие небоскреб Кауфмана от Комплекса Чандлера. Малко с недовольным выражением на лице откинулся к спинке сиденья, сложил руки на груди. Его старенький «кадиллак» модели сорок седьмого года скоро вполз на один из самых верхних уровней, здесь дело пошло веселее, если не считать, что при подъезде к дому им снова придется перебираться на один из наземных уровней.
Карл, прикорнувший на заднем сиденье, чуть похрапывал во сне. Дженни устроилась впереди, рядом с Кал-хари. Ее кожаный пиджак слегка поблескивал в полумраке салона. Она подняла воротник, а руки засунула поглубже в карманы. Глаза девушки были устремлены на что-то несуществующее, может и на забитое машинами шоссе. Малко, освободившись от хлопот, связанных с вождением, наконец расслабился, с хрустом потянулся. Он нажал кнопку, сиденье задвигалось, чтобы поудобнее распределить вес. Когда спинка замерла так, что ему стал виден профиль Дженни, он отпустил кнопку.
– Ущипнул? – поинтересовался он.
– Два раза.
Малко потянулся к девушке и убрал прядь черных волос, закрывавших ее лицо. Она вздрогнула, однако не отодвинулась.
– Прости и еще раз прости.
Зная, что это бесполезно, он все же попытался успокоить девушку, отыскать какой-нибудь смысл, ради которого стоило стерпеть приставания этого бабника.
– Я предупреждал его, чтобы не давал воли рукам. К сожалению, некоторые полагают, что им все дозволено. Сандоваль – латинос, они жить без этого не могут.
– Он все знает, – прошептала девушка.
– Ты о чем?
– О Сандовале. Он все знает о нас. – Она вытащила из кармана правую руку. – Мы его заинтриговали, и он постарался заранее выведать о нас все, что возможно.
В этот момент слева и сзади возник мчавшийся на огромной скорости аэрокар. За ним, словно приклеенная, гналась машина дорожной службы транскона, осыпая проезжую часть дробящимся радужным светом и воем полицейской сирены. Малко на мгновение отвлекся и прикинул, сумеют ли полицейские догнать любителя гонять на предельных скоростях. Свет полицейской мигалки угас. Он вновь вопросительно посмотрел на Дженни, пожал плечами, потом сказал:
– Конечно, он и должен был изучить все, что писали о нас все эти годы, просмотреть все рассекреченные материалы.
– Если бы только рассекреченные материалы, – усмехнулась Дженни, – но и закрытые тоже. А это возможно, только если имеешь хороших друзей в верхушке миротворцев.
– Какая в том беда, – пожал плечами полковник. – Меня другое беспокоит... – Он многозначительно кивнул в сторону посапывавшего на заднем сиденье Карла. – В последнее время он ведет себя слишком нервно. Постоянно замкнут, часто отмалчивается. Что с ним, Дженни?
– Я не знаю, – принялась оправдываться девушка. – Я вовсе не хотела читать его мысли. Это случилось неожиданно. Мне кажется, он болен, Малко. Его состояние вполне схоже с тем припадком, какой испытал миротворец, однажды пытавшийся изнасиловать меня. Все в нем бьет ключом – страдание, любовь, неукротимое желание подмять под себя ситуацию, какое-то необъяснимое стремление умереть. Точнее, испытать смерть, как он привык испытывать все на свете. Насладиться ею. И при этом какая-то странная отчужденность, я бы даже сказала, холодность. Полная каша в голове. Когда он отправился на разговор с Карсоном, меня будто током ударило. А до того знаешь что случилось?
– Это касается Сандоваля? Он догадался? – Малко кивком указал на Карла.
– Боже сохрани, нет, конечно! – Дженни неожиданно засмеялась, резко, даже несколько вызывающе, закрыв глаза, бросила осторожный ментальный взгляд в сторону Карла. Пробежала по его сознанию. Когда продолжила разговор, в ее голосе звучало отчаяние:
– Большую часть разговора с гостями он попросту не замечал меня. Затем я почувствовала, что Карл поставил защиту. Я обратилась к нему за помощью, а он закрылся! Понимаешь, я едва удержалась от того, чтобы не причинить боль Сандовалю, чтобы тот не совал руки, куда его не просят, а Карл закрылся. Значит, я ему безразлична? – Она заплакала. – Тебе известно, что прошлую ночь он провел у доктора Монтинье? Даже не позвонил. Он сторонится меня, у него в голове только страх, он почему-то очень боится навредить мне. Я умею снимать навязчивые состояния, поднимать настроение, однако он ни разу не попросил меня об этом. Он почему-то не доверяет мне. Это просто невыносимо.
– Как он может довериться тебе, когда сам себе не доверяет? Да и в случае с Сандовалем это я запретил ему ввязываться, – попытался успокоить ее Мал ко.
Он погладил ее по щеке. Дженни взяла его руку, прижалась к ней. Взгляд ее при этом по-прежнему был направлен вдаль – на обгоняющие и обгоняемые машины, на ломаный профиль Нью-Йорка, на потускневшее вечернее небо. Она поежилась. Мал ко молчал, зная, что в такие минуты ее лучше не трогать. Скоро слезы ее иссякли, дыхание стало ровнее. Когда она заговорила, в голосе слышалась дремота.
– Он чувствует себя обиженным на весь мир. Я не понимаю, в чем причина. Обида, как огромное темное пятно, застит ему глаза. Все, что есть вокруг радостного, светлого, он игнорирует. Он не замечает детей, не видит, как они прелестны, сколько удовольствия возиться с ними.
Дженни еще теснее прижалась к ладони Малко.
– У него в душе такой разлад! – вздохнула девушка. – И он никого близко к себе не подпускает.
– Да, – кивнул Малко. – Так и есть.
– Но почему?!
– Это, девочка, долгая история.
– Ты – единственный человек в мире, отваживающийся называть меня девочкой, – неожиданно засмеялась Дженни.
Малко улыбнулся:
– Почему бы тебе не поспать немножко? Найдется и для тебя волшебный принц. Я разбужу, когда мы будем подъезжать к дому. Родному дому...
– Звучит неплохо, – зевнула Дженни.
Она тут же закрыла глаза, свернулась клубочком на соседнем сиденье. Кресло слегка задвигалось, чтобы поудобнее вместить ее. Не выпуская руку Малко, она протяжно, с томительным наслаждением повторила:
– Родной дом. Какое замечательное слово. Знаешь, мне кажется, что наши дети еще не очень понимают, что это такое. Возможно, просто потому, что у них никогда его не было?
– Может, и так. – Малко высвободил руку и погладил Дженни по голове.
– Боже, что они сделали с ним... – уже засыпая, прошептала она.
Мгновением позже она задышала ровно, глубоко.
– Тебе и знать об этом не надо. – Он покачал головой. Уже совсем стемнело. Машина упорно мчалась вперед, мотор работал мерно, равнодушно.
Домой они добрались только в девятом часу вечера.
Комплекс Чандлера представлял собой громадное, броское, окрашенное в светлые тона здание. Его каркас и стены, этажные перекрытия и архитектурные детали– все в целом являлось единым монокристаллом, чьи нити были скручены особым образом. Комплекс занимал около полуакра городской земли. Ф. К. Чандлер выстроил его чуть более десяти лет назад в псевдоитальянском свободном стиле, модном в двадцатые годы. Земля, на которой возвышалось это фигурное, в три яруса сооружение, находилась в самом центре прежнего делового центра Нью-Йорка. Теперь о тех временах остались одни воспоминания. Во время войны с помощью тактического ядерного оружия с Уолл-стрит было покончено раз и навсегда. На том месте, где раньше возвышались небоскребы, вмещавшие в себя конторы самых знаменитых в мире банков, где располагалась Нью-Йоркская биржа, Карнеги-холл, Бруклинский мост, раскинулся один из самых престижных и дорогих жилых районов города. Цены на жилье в этом районе оставались самыми высокими в мире. Чандлер владел в городе и его окрестностях четырьмя такими же большими зданиями, как Комплекс, вздымавшийся в небо тремя отдельными корпусами. Их изогнутая небрежность, обманчивая оторванность от грунта придавали всему сооружению воздушную легкость. Казалось, ветру под силу унести его. Однако Комплекс тремя подземными этажами был крепко связан с землей, так что в здании вполне могло разместиться вдвое больше телепатов, чем колония питомцев Монтинье, обитавшая в нем в 2062 году.
- Предыдущая
- 20/93
- Следующая
