Призраки приходят в дождь - Усачева Елена Александровна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/30
• Следующая

— Лисичкин! Знаешь, чем все это закончится?

Санёк знал, поэтому молча встал и скромно вытер перепачканную в соусе руку о штаны.

Они замерли напротив него. Вся в белом — Алиса. В глазах ярость, на лице презрение. Макушкой маячит около ее плеча Илья. Раздосадован. А что такого произошло? Ничего. Живем! Вадя жмется к девчонкам. На скуле хороший синяк и ссадина. Правильно, может, начнет думать, прежде чем глупости ляпать. Шишкина впереди планеты всей. Рядом все еще ее соперница Дашка Абрамова. Анель и Кристи в сторонке.

Посмотрел Санёк на всех и захотелось ему закрыть глаза — до того ему эти лица надоели.

— Домой поедем, — буркнул он, потому как домой вдруг страшно захотелось.

И тут Шишкина фыркнула. Громко так и демонстративно. Мол, кто-то поедет, а кто-то здесь останется.

— Или не поедем, — легко согласился Санёк. — Пока непонятно.

— Что непонятно? — взвилась Алиса. — А я тебе объясню! Взрослым себя почувствовал? Хочешь показать, какой ты крутой? Что окружающие для тебя ничто? Разочарую! Все, что ты вытворяешь — детский сад! Ты младенчик в подгузничках, потому что чудишь всем назло. Взрослый отвечает за свои поступки. А ты просто мелкий пакостник. Работать с тобой неинтересно. И даже разговаривать с тобой мне сейчас неинтересно. Ясли не танцуют. И сегодня на репетиции я тебя видеть не хочу. Делай что хочешь!

Алиса направились к выходу. Девчонки потянулись за ней в кильватере. Вадя грустно покачал головой: мол, я тебе говорил, дай взрослым все решить. Шишкина наградила его внимательным взглядом и многозначительно приподняла бровь. Санёк отвернулся. Он бы сейчас с удовольствием опять куда-нибудь ушел, но голос Ильи остановил его.

— Ну, и что ты собираешься делать?

— Мир спасать, — буркнул Санёк.

— А если без шуточек?

— И без шуточек — спасать.

— Ты все про свой зонт? — Илья вздохнул. — Ты чего на Слепцова полез?

— Он обижаться на меня не хотел. А мне очень нужна была его обида.

— Сань, нарываешься, — предупредил Илья, грустно глядя на подопечного. — У тебя сейчас обид будет выше крыши. И моя ляжет последней.

Санёк глянул себе под ноги. Обиды представились плоскими безжизненными тенями. И вот ложатся они друг на друга, ложатся, стараются, но высоты у стопки никакой. Но тут сверху опускаются обиды Алисы в виде тяжелой гири, прошибают собой стопку чужих обид, асфальт, землю, камни и долетают до центра планеты, где тают в обжигающей магме. Аут. Конец света.

— Что произошло? — проявил назойливость Илья и встал так, что Санькиным воображаемым обидам падать уже было некуда.

И Санёк сдался. Кто-то все равно должен знать «что произошло». На всякий случай. Чтобы потом не гадать и не придумывать лишнее.

— Этот барсук предложил отдать зонт Алисе, чтобы она сама уже разбиралась с проклятием.

Илья напрягся челюстями, сощурил глаза. Новость ему не понравилась.

— А с ним один человек разобраться не сможет, — торопился объяснять Санёк. — Оно как бы на всех.

— Проклятие? — уточнил Илья. — Того деда, что был позавчера в лапшичной? — Руководитель чуть склонился к Саньку, словно хотел принюхаться или коснуться губами лба. — Я говорил с Каору. Он сказал, что надо уважительно ко всем относиться, вот и не будет всякое казаться.

Санёк закивал, соглашаясь. Такое объяснение было очень удобным. Легче заявить: «Бред!» — чем принять существование водяного призрака, луча смерти и Черного Альпиниста. Потому что с этим потом надо будет что-то делать. А раз нет — значит, и делать ничего не надо.

Санёк попятился, но за спиной его неожиданно оказался гнутый ствол хвойного насаждения. Как предупреждение, что бежать некуда.

Санёк смотрел на Илью, такого, по мнению Вади, взрослого, и понимал, что как раз взрослые ничего сделать не могут. Ни отец со своими советами, ни руководитель со своей уверенностью, что все хорошо.

Он сделает все сам.

Налетевший ветер обдал лицо парким жаром. В нем послышался знакомый гнилостный запах. Санёк усмехнулся. А вот и нет! А вот и не дождетесь!

— Нет так нет, — соврал Санёк. — Я чего? Я не против.

— Тогда пошли обедать. Доберемся до дома и немного порепетируем. Вы тут какие-то засидевшиеся. То все как чертики прыгали от радости, что выиграли конкурс и поехали в Японию, а то кукситесь. Все в порядке! Живем! Подумаешь, жарко! Завтра вот в Асакусу какую-то пойдем. — Илья на секунду прервал свой спитч о счастливой жизни и с вернувшейся тревогой глянул на Санька. — Или ты уже наелся?

— Можно и еще что-нибудь поесть.

Догонять остальных не пришлось. Алиса, демонстративно постукивая мыском туфельки, держала всю группу перед выходом. По идее Саньку должно было стать в этот момент стыдно. Не становилось. Ему было по барабану. Хорошее чувство. Правильное.

Алиса изображала на лице обиду. Вадя тоже. Шишкина так сразу две обиды — за себя и за соседку. Анель смотрела с тихим сожалением. Ей всегда и всех было жалко.

Каору шел впереди. За ним тесной группкой остальные. Санёк плелся в хвосте. Проклятие отделило его от своих, сделало как будто немного другим. Каждый в беде барахтается как может. Как в танце. У тебя либо получается, либо нет. Только у тебя. Никто не поможет.

Но помимо танца были остальные. Если один танцует плохо, вся программа катится к черту. Споткнется солист — собьется подтанцовка. Нарушит рисунок задний ряд — первый потеряет внимание зрителей. Они не одиночки. Они все вместе.

А вот японцы могут быть каждый сам. Вроде и вместе, но все же по отдельности. Проклятие и пытается их всех наказать по отдельности. Если зонт вернется и вновь надо будет решать, кому передать его, — каждый станет бороться за себя. А они должны остаться едины. Чтобы танец прошел успешно. Чтобы рисунок не сбился.

Санёк остановился.

Перед ним маячили спины девчонок. Но вот их загородили спины тех, кто обогнал застывшего Санька. Девчонок стало почти не видно. Но тут из-за черных спин, словно белый камешек в темных водах сумеречной реки, появилась Анель. Она оглянулась, сбила шаг, и ее теперь тоже стали обгонять.

Нет, не быть им по одному. Они вместе. И никакое японское проклятие этому не помешает.

После обеда Вадя демонстративно отправился пить чай с девчонками. Анель захватила из дома маленький чайничек, накупила сладостей. Вадю звали с Саньком. Даже не так. Анелька звала Санька, а Вадя вылез вперед со своим согласием.

Санёк ничего не сказал. Он как будто был за, но никуда идти не собирался.

Уже ставший родным номер встретил его идеальной убранностью и двумя зонтами. Черная ручка, прозрачный полиэтилен купола — около двери в ванную. Маленький зеленый с райскими птицами — на его кровати.

Вернулся. Побывал в чьих-то руках и вернулся. Шелковая ткань заметно попачкалась, словно его возили долго по лужам.

— Кто же тебя брал? — пробормотал Санёк, усаживаясь рядом. — Кому ты не понравился? Или дух сам решил тебя вернуть?

Сам зонт отвечать наотрез отказывался, молчал. Райские птицы поворачивались спиной. Тогда Санёк полез в Интернет, чтобы сделать то, что, по-хорошему, должен был сделать дома. Прочитать про Японию. С первой же ссылки он попал на таблицу эпох.

— Божественный век, — бормотал он, пальцем прогоняя картинку вверх. — Древний период… Политические реформы.

Вспомнилась коза или козел, который уже читал ему лекцию об этом. До какой эпохи он дошел? Что-то блеял о политике изоляции.

Изоляции…

Санёк с ногами забрался на кровать.

Харакири. Самураи. Романтический век рыцарства. Замелькали картинки. И вдруг — фотография. Знакомое лицо. Юкио Мисима. Известный писатель. Романы… пьесы… рассказы… Занимался бодибилдингом, в совершенстве владел мечом.

Ударило в груди сердце.

Попытался подговорить военных устроить переворот, призывал вернуться к исконным японским традициям. Когда его не послушались, провел ритуал харакири… Договорился с друзьями, что, если не умрет сразу, ему отрубят голову. Отрубить получилось не с первого раза, потом друг…

• Предыдущая
• 26/30
• Следующая