Естественные (ЛП) - Барнс Дженнифер Линн - Страница 39

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая

В ее глаза появился одержимый блеск, как у невесты или у беременной женщины, с переполняющим счастьем.

— Ты была моей, Кэсси. Ты принадлежала мне. Я думала, что дождусь, пока ты повзрослеешь, пока ты будешь готова, но ты готова сейчас.

Она грубо поставила Женевьев на колени. Девушка рухнула на них, ее тело тряслось, ее ужас висел в воздухе. Локк заметила то, что я смотрю на Женевьев и улыбнулась.

— Я привела ее для тебя.

Пистолет все еще в ее правой руке, Локк держит нож в левой, зажав рукоятку в кулаке. Ее взгляд полон надежды, уязвимости, голода.

Ты чего-то хочешь от меня.

Локк не хочет убивать меня — или может, хочет, но ей нужно больше. Она хочет, чтобы я взяла нож. Она хочет, чтобы я перерезала глотку Женевьев. Она хочет, чтобы я была ее протеже во всех смыслах.

— Возьми нож.

Я взяла нож. Я взглянула на пистолет, который все еще был в ее руке, направленный на мою голову.

— Неужели это так необходимо? — спросила я, пытаясь вести себя так, как будто мысль ударить эту беззащитную девочку на полу ножом не вызывает у меня тошноту. — Если я собираюсь седлать это, то сделаю по-своему.

Я говорила на ее языке, говоря ей то, что она хотела услышать: что я была как она, что мы были похожи, что я понимала, что это связано со злостью, контролем и властью решать, кто умрет, а кто выживет. Медленно, Локк опустила пистолет, но не убрала его. Я сократила расстояние между нами, гадая, смогу ли я ударить ее ножом, прежде чем она выстрелит.

Она была сильнее меня. Она была натренирована. Она была убийцей.

Оттягивая время, я села на колени рядом с Женевьев. Я наклонилась, поднеся губы к ее уху, позволяя моему лицу принять такое же безумное выражение, как и у Локк. Затем, сделав голос настолько низким, чтобы его могла услышать только Женевьев, я прошептала ей:

— Я не сделаю тебе больно. Я вытащу тебя отсюда.

Женевьев взглянула вверх, ее тело все еще было скрючено на полу. Она вскочила и схватила меня за воротник рубашки.

— Убей меня, — умоляла она, ее голос был хриплым, а губы потрескались. — Убей ты меня, прежде чем она сделает это.

Я сидела с ней, застыв, и Локк не медлила. Только что она смотрела на меня как учитель, наблюдающий за своим лучшим учеником, а теперь как злое, дикое животное. Она набросилась на Женевьев, переворачивая девочку на спину, толкая ее на пол, обхватив руками шею.

— Ты, не смей прикасаться к Кэсси, — сказала она, переходя на крик, ее лицо прямо напротив Женевьев, и девушке некуда отвернуться. — У тебя. Нет. Права. Решать.

Мой разум начал действовать. Я должна стащить ее с Женевьев. Я должна остановить ее. Я должна…

В одно мгновение Локк была на Женевьев, а в следующее она вырвала нож из моих рук.

— Ты не можешь сделать это, — выкрикнула она. — Ты ничего не можешь сделать правильно.

Женевьев открыла рот. Локк ударила ее ножом в бок. Я обещала защитить Женевьев, а теперь…

Теперь была только кровь.

Глава 37

Локк встала. Она пнула тело Женевьев, как будто девушка уже была мертва, даже, несмотря на скулящие и тихие звуки, которые говорили мне, что она еще жива.

Забытый пистолет Локк был на полу, но то, как она держала нож, пока шла на меня, сказало мне, что я не в большей безопасности, чем была минуту назад.

Она собиралась ударить меня.

Она собиралась порезать меня.

Она собиралась убить меня.

— Ты лгунья, — сказала она. — Ты не можешь сделать этого. Ты вообще хотела этого? А?

Теперь она кричала. Я сделала шаг назад. Я раскрыла рот, чтобы сказать ей то, что она хочет услышать, сказать, что я хотела этого, потянуть время, но она даже не дала мне шанса. Смотря на меня поверх лезвия, она сделала еще шаг ко мне.

— Предполагалось, что ты убьешь ее, — сказала она. — Я привела ее для тебя.

— Мне жаль…

— Сожаления тут не помогут! Лорелай тоже было жаль. Ей было жаль, но ей надо было уйти, и она оставила меня там одну, — голос Локк дрогнул, но ярость все еще была слышна в каждом слове. — Ты должна была убить девчонку. Это все для нас, Кэсси. Ты. И я. Но ты ушла!

Она говорила уже не со мной. Она видела не меня, когда ее большие глаза встретились с моими. Лезвие в ее руке сверкало. Кровь капала на пол. У меня есть две секунды, может три.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я ушла? — спросила я, надеясь, что мои слова прорвутся сквозь туман в ее голове, вернут ее сюда. — Откуда ушла?

Локк остановилась. Она колебалась. Она посмотрела на меня. Она увидела меня. Она взяла себя в руки, и ее голосом, все еще полным яда, она продолжила.

— Лорелай ушла. Ей было восемнадцать, а мне двенадцать. Она должна была защищать меня. Она должна была следить за мной. В ночь, когда папочка ушел, а монстр вышел чтобы поиграть, она разозлила его. Она намеренно разозлила его, поэтому он ударил ее вместо меня. Она сказала, что не позволит ничему случиться со мной. — Локк остановилась. — Она солгала.

Мы знали, что Н. О. зациклен на моей маме. Мы только не знали почему.

— Она была моей сестрой, и она оставила меня там. Она знала, каким он стал, когда мамочка ушла. Она знала, что он сделает со мной, если она уйдет, но все равно сделала это. Из-за тебя. Потому что папочка был прав, и Лорелай была маленькой шлюшкой. Она делала плохие вещи, и когда я выяснила, что она беременна от этого парня…

Локк вся погрузилась в воспоминания. Я взглянула на пистолет на полу, гадая, успею ли я схватить его вовремя.

— Я думала, что папочка убьет ее, когда узнает об этом. Я не должна была знать, но выяснила это, и он тоже, и он даже не злился! Он не перерезал ей глотку, он не срезал ее милое личико, чтобы парни больше не хотели ее. Она была беременна, и он был счастлив. А затем она ушла. Посреди ночи. Она разбудила меня, поцеловала, и сказала, что уходит. Она сказала, что никогда не вернется, что не вырастит ребенка в этом доме, что наш папочка никогда не притронется к тебе. — Пальцы Локк — пальцы моей тети — крепче сжали рукоять лезвия. Ее рука тряслась. — Я умоляла ее взять меня с собой, но она сказала, что не может. Что он пойдет за нами. Что у нее нет права забрать меня. Что это будет слишком сложно. Она оставила меня посреди этой гнили, и когда она ушла, единственной, кого можно было наказать, стала я.

Не делай ничего такого, о чем я заставлю тебя пожалеть.

Ты только навредишь себе.

Я не позволю тебе хныкать на полу как те жалкие шлюшки.

Моя мама никогда не рассказывала о своей семье. Она никогда не упоминала жестокого отца или ушедшую мать. Она никогда не упоминала младшую сестру, но теперь я могла увидеть их семью целиком: синяки, страдания, террор, папочку-монстра, младшую сестру, которую она не могла спасти, и ребенка, которого могла.

— Когда люди спрашивают меня, почему я делаю то, что делаю, — сказала женщина, которая была той младшей сестрой, — я отвечаю им, что пошла в ФБР, потому что тот, кого я любила, был убит. В конце концов, я выбралась из этого дома. Я пошла в колледж, и годами искала мою старшую сестру. Сначала я просто хотела найти ее. Я просто хотела быть с ней — и с тобой. Если бы она взяла меня вместе с тобой, я могла бы помочь! Ты бы полюбила меня. Я бы полюбила тебя, — голос Локк смягчился, и я поняла, что это был сценарий, проигрывающийся в ее голове, разыгрывающийся в этой дыре. Она думала о моей маме, и она думала обо мне, даже когда еще не встретила, до того, как узнала мое имя.

— Она не должна была оставлять тебя там, — осмелилась я произнести слова, потому что они казались правдивыми. Локк была просто ребенком, когда моя мама ушла, и она даже никогда не оглядывалась. Она вырастила меня в разъездах, перебираясь из одного города в другой, не позволяя выяснить, что у нее была семья, также как она никогда не упоминала моего отца.

Всю мою жизнь она бежала от чего-то, и я даже не знала этого.

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая