Пока не сказано прощай . Год жизни с радостью - Уиттер Брет - Страница 36

• Предыдущая
• 36/62
• Следующая

В начале нашей поездки мы угощались мезе у острой на язычок Нади. Трапеза состояла из даров моря — моллюсков, икры, осьминогов, морских ежей, филе разных рыб, больших и маленьких, и все это приносили на белых тарелочках и ставили на льняную скатерть. Восторг!

Под конец в маленькой таверне, с затянутыми домотканой шерстяной материей стенами и темно-коричневыми столами, мы угощались незабываемым мясным мезе в компании всего семейства Суллы. Это был ее подарок нам, хотя она сама давно уже не ест мяса.

Сначала подали перепелиные яйца с маринованными артишоками, тушеные грибы, теплую питу с хумусом и пряной капонатой.

Затем последовало одно мясное блюдо за другим: сувлаки, жареные цыплята, свинина во всех видах, ягненок в соусе из толченой мяты. Пирог со шпинатом. Мусака с поджаристой корочкой из чабера с сыром. Кускус с бульоном. Овощи.

И десерты. Слойки с корицей и сыром, сдобные пирожки с медом и молотыми фисташками.

Мы смаковали каждое блюдо. Каждую добавку. Каждый кусочек. Мы говорили, смеялись, и так проходили часы.

Наконец мы вышли на улицу, где нас ждал еще кофе и по наперсточку крепкого вина на посошок. Ночное небо было ясным. Мир — близким и теплым. Меж нами не было никаких теней.

Маня что-то сказала Нэнси по поводу нашей с ней дружбы.

— Никогда уже в моей жизни не будет ничего подобного, — плача, ответила Нэнси.

Авраам, не понимавший всей серьезности моих проблем со здоровьем, пристал с расспросами. Я плакала, когда отвечала ему, что это, может быть, БАС, смертный приговор.

— Но… — промямлила я, — что бы ни случилось, я все равно счастлива. Счастлива, что повстречала всех вас. И еще я могу сказать моим детям: «Ваши гены не приговорят вас к страданию». А еще я знаю, что часть меня произошла от замечательного человека. И замечательного народа.

Я рассказала им про моих приемных родителей. Которые многим пожертвовали ради меня. Желали мне только добра, поддерживали во всем и сделали тем, кто я есть.

Я сказала, что счастливее меня нет никого на свете.

И я в самом деле так чувствовала.

Может быть, я и умирала, но в тот вечер — на той террасе, после того обеда, с теми людьми — я жила полной, прекрасной жизнью.

Я приехала к ним чужим человеком, а уезжала, оставляя позади новую семью.

Я ничего не боялась.

Была бесстрашна.

Домой я привезла с собой эти чувства, антикварный браслет, подарок Суллы, — точно такой я бы выбрала сама — и две драгоценные реликвии, найденные на теле Паноса после смерти: его четки и медальон с изображением святого Андрея.

Медальон я оправила в оникс. И часто ношу его на цепочке, поближе к сердцу.

Два года спустя память о поездке на Кипр еще жила в моем сердце. Среди новых родственников я не нашла ответов на вопросы, зато обрела покой. Я чувствовала, что меня приняли там такой, какая я есть, а это случалось со мной не часто.

И хотя я так и не познакомилась с Паносом, это все равно была земля моих предков. Мой второй дом.

Я хотела вернуться. Взять с собой Джона, познакомить его со всеми, услышать от него самого, что он все понимает.

Мне хотелось поблагодарить Суллу и ее семью.

Завершить дело, которое я начала, и больше узнать о человеке, который был моим кровным отцом.

Я хотела вернуться весной. Круиз со Стефани пришелся на март. Лето я берегла для детей. Значит, на Кипр оставалось всего два месяца.

А потом у Нади, моей взрывной кузины, обнаружили рак, и она стала проходить химиотерапию. Затем Сулле потребовалась операция на позвоночнике, за которой последовал длительный процесс выздоровления. Поездку пришлось бы отложить до июня.

Ничего страшного. У меня еще было время.

И одно дело, которое я должна была сделать для Суллы, прежде чем вернуться.

Добыть для нее подарок, такой же дорогой, как все ее дары мне.

На Кипре мне стало ясно, что семья Паноса не любила Барбару, ту американскую женщину, на которой женился, а потом развелся, а потом снова женился Панос. И развелся опять.

Барбара была «избалованной американской принцессой», как называли они ее. Она устраивала скандалы в ресторанах — шепотом. Отказывалась принимать участие в важных для Паноса делах, когда злилась на него, и так далее.

Каждый раз, когда кто-нибудь из них произносил ее имя — всегда со вздохом, — они делали это так: БАР-ба-ра.

— БАР-ба-ра была трудной! — сказал Авраам, крутя пальцем у виска.

Последнее оскорбление Барбара нанесла тем, что отказалась выполнить просьбу Суллы — привезти на Кипр на похороны Паноса их семейную Библию.

— Если вдруг встретишь ее и увидишь у нее ту Библию — хватай ее! — сказала мне Сулла, отчасти в шутку.

Но я не забыла эти слова. И приняла решение во что бы то ни стало раздобыть ее для Суллы.

А заодно познакомиться с БАР-ба-рой. Панос ведь женился и разводился с ней дважды, так? Это меня заинтриговало. Сильная у них, как видно, была любовь.

Поэтому я написала БАР-ба-ре в Джексонвилл, Флорида, где они с Паносом жили в последнее время. Письмо вернулось нераспечатанным. Тупик. Мне нужна была помощь.

И тут я вспомнила про Пэта Маккенну. Пэт — известный по всей стране детектив, проводил расследования в интересах защиты в процессах по делам О. Дж. Симпсона и Кейси Энтони, обвинявшихся в убийстве, и Уильяма Кеннеди Смита, обвиненного в изнасиловании.

Я познакомилась с Пэтом лет на десять раньше, когда работала по делу, не получившему такой широкой огласки. Одна мамаша здесь у нас, в Вест-Палм-Бич, оставила своего спящего малыша одного дома, а сама побежала на соседнюю фешенебельную Уорт-авеню покупать себе подарок.

Двухлетний малыш проснулся и пошел купаться в бассейне во дворе дома, где, конечно, и утонул. Журналисты пригвоздили мать к позорному столбу главным образом из-за характера ее покупки.

Я сама мать и думаю, что не важно, ради чего женщина оставила ребенка одного: чтобы купить чемодан от Луи Вюиттона или пакет молока. Она оставила ребенка. В этом ее преступление.

Когда процесс завершился, Пэт поблагодарил меня за честность.

С тех пор мы с Пэтом почти не встречались. Но в «Фейсбуке» мы друзья, и я послала ему частное сообщение.

Я долго думала над тем, сколько драматизма мне следует вложить в просьбу, и наконец решила: «А почему бы и нет? Как есть, так и есть».

И написала: «Дорогой Пэт, хочу нанять тебя для поисков одного человека. Это предсмертная просьба…»

На следующий день он возник у меня на пороге и предложил свои услуги бесплатно. Позже он сказал мне, что «предсмертную просьбу» даже не заметил. Просто хотел помочь мне всем, чем мог.

Надо сказать, что Пэт — душка. Его главный сыщицкий навык состоит в умении говорить с людьми. Он бы и кошку уговорил выйти из ящика, полного мышей. А еще он самый большой сквернослов и матерщинник из всех, кого я знаю.

«Я как раз сидел голыми яйцами прямо на асфальте!» — говорил он, объясняя, до какой степени у него не было денег в тот момент, когда один таблоид предложил ему миллион баксов за секретные подробности дела Симпсона.

Пэт отклонил предложение.

Он с глубоким презрением говорит о людях, которые высказывают свое мнение о Кейси Энтони, сидя дома перед компьютерами в грязном нижнем белье. Только описывает он их куда жестче.

Да, Пэт ужасно груб.

— Я либо заговорю ее, либо застращаю, — заверил меня Пэт, когда я рассказала ему о Барбаре. — Замучается у меня землю жрать, если не отдаст тебе эту чертову Библию!

И все же он ужасно мил.

Когда он звонил БАР-ба-ре впервые — ее поиск по базе данных занял у него минут пять, — то отошел от меня подальше, чтобы сохранить спокойствие и не заплакать, объясняя ей, в каком я состоянии.

Барбара со своей стороны не имела ни малейшего понятия о моем существовании.

И конечно, она ему не поверила.

• Предыдущая
• 36/62
• Следующая