Битва колдуньи. Сага о мечах - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 4

– И ты появилась, госпожа Белые Руки! – завидев сводную сестру, язвительно окликнула ее Хёрдис. – Неужели ты собралась на китовую охоту? Смотри, как бы тебе не испачкать свое нарядное платье!

Ингвиль посмотрела на нее, но ничего не ответила. Она привыкла, что от Хёрдис не дождешься доброго слова, но сама отличалась спокойным нравом и никогда не вздорила со злючкой, хотя поводов к тому было множество.

Толпа работников с хёвдингом во главе уже выходила из ворот усадьбы, счастливый Хар бежал впереди, показывая дорогу. Ингвиль вдруг потянуло вслед за всеми. Она бросила взгляд на Хёрдис, но та уже отвернулась, делая вид, что вся эта суета ни чуточки ее не занимает.

Ну и пусть. Махнув на нее рукой, Ингвиль заторопилась за отцом.

Поспешные сборы оправдали себя – соседи не успели обнаружить кита и люди из Страндхейма оказались единственными обладателями славной добычи. Работники разделывали тушу и укладывали мясо и жир в бочонки и корыта, а хирдманы с самим хозяином наблюдали за ними. Эта предосторожность, пожалуй, была излишней: раз уж Фрейвид Огниво поспел к добыче первым, едва ли кто-то из соседей попытается оспорить ее. Этот человек почти единовластно повелевал западной четвертью страны, и на тинге его слово было решающим – благодаря как властной уверенности, так и многочисленной толпе дружины, работников и сторонников.

Конечно, Ингвиль на разделке туши было нечего делать: она только хотела убедиться, что кит на отмели один и Хёрдис опять что-то выдумала. Поглядев немного на работу, она решила пройтись вдоль берега.

Неподалеку от отмели стоял продолговатый черный камень чуть выше человеческого роста. Про него говорили, что это темный альв, окаменевший от солнечных лучей, и за неимением поблизости настоящего святилища к этому камню в дни праздников приносили жертвы. Еще он служил одним из двух Смотрельных камней, младшим из пары. Если встать возле него и смотреть на восток, то вдали, на соседнем береговом выступе, увидишь черное пятно стоячего валуна – второго, старшего Смотрельного камня. Когда солнце взойдет точно над ним, значит, настал день Середины Лета.

И день этот был уже недалек.

Ингвиль любила эту пару стоячих камней и часто приходила к ним. Для нее они воплощали точки опоры во времени, текущем незаметно и непрерывно. Сами боги поставили их здесь, чтобы люди не потерялись во времени и пространстве. Стоячие камни отмеряют бурное течение лет, следят, как все меняется вокруг них, но сами остаются неизменными. Возле них царит неподвижная вечность, а беспокойно бегущее время остается за незримыми воротами, очерченными прохладной тенью. Камни молчат, но они все видят, все слышат и запоминают. Навсегда, пока стоит мир. Каждый из священных камней казался Ингвиль тайным входом в особое пространство, и плотность их была в ее глазах только хитро спрятанной пустотой прохода. Гладкая черная поверхность таила под собой иной мир, и у Ингвиль всегда замирало сердце, когда она прикасалась к камню, – как знать, не откроется ли ей однажды дорога в неведомое?

Подойдя к младшему камню, Ингвиль приветливо погладила его черный бок, нагретый солнечным теплом. Ведь говорят же, что каждая человеческая душа живет сначала в камне, потом в растении, потом в животном, пока наконец не переселяется в человека, чтобы оттуда, после нескольких жизней, перейти еще выше – в такие дали, о которых имеют представление только боги. При виде черной глыбы ей всегда приходило в голову, что и ее собственная душа когда-то жила в таком же камне. А может, и сейчас в нем действительно живет душа, ждущая нового воплощения. В детстве Ингвиль всегда здоровалась с камнем и с замиранием сердца ждала, что он ответит. Голос у него, должно быть, низкий, гулкий… Взрослой девушке разговаривать с камнем вслух было неловко, но Ингвиль мысленно произнесла, улыбаясь и снова чувствуя себя маленькой: «Здравствуй, камень!» Да и разве не была она ребенком по сравнению с ним?

Солнечный луч, упавший меж сосновых ветвей, ласково скользнул по ее маленькой руке, чуть тронутой первым легким загаром, заблестел на светлых золотистых волосах. Черты лица Ингвиль были правильными и мягкими, но красоту портило замкнутое высокомерное выражение, из-за чего девушка казалась угрюмой. В округе дочь Фрейвида хёвдинга считали гордячкой, хотя все признавали, что гордиться собой у нее есть все основания. На самом деле она была скорее застенчивой и никому не доверяла по-настоящему. В этом она была истинной дочерью своего отца, который тоже никому не доверял. Но сердце у Ингвиль было доброе, она мечтала о семье, как всякая девушка, но никто из тех женихов, кто сватался к дочери Фрейвида хёвдинга, не нравился ей. Чего же она хотела? О своих мечтах она никогда не болтала с другими девушками, и поэтому ее считали холодной. Однако несмотря на эту сдержанность, в ней чувствовалась большая внутренняя сила, и даже Хёрдис в глубине души уважала сводную сестру.

Сзади послышались торопливые шаги, скрип мелких камешков под чьими-то башмаками. Обернувшись, Ингвиль увидела Виги – сына конунга квиттов Стюра. Он воспитывался в доме Фрейвида[7], но прошлой зимой ему исполнилось семнадцать лет, и отец вот-вот должен был вызвать его к себе, в усадьбу Конунгагорд, что на озере Фрейра.

А Виги совсем не хотелось покидать семью, в которой он прожил восемь лет, со времени смерти матери, и к которой привык больше, чем к собственному отцу и мачехе. Срок отъезда еще не был назначен, но гонцов от конунга ждали, и Виги ходил с таким унылым видом, словно ему предстояло уехать из родной семьи в чужую, а не наоборот. Но свои страдания Виги тщательно скрывал от посторонних глаз – Фрейвид сумел внушить ему, что мужчине, а тем более конунгу, не пристало слабодушие.

– Вот ты где! – воскликнул Виги, подойдя к Ингвиль и как бы случайно накрыв ладонью ее руку, лежавшую на камне. – Я так и знал, что ты пошла сюда!

Ингвиль улыбнулась и убрала руку. Она ничуть не сомневалась, что Виги искал ее. Поиски не составляли ему труда, поскольку все ее любимые местечки он знал наперечет. Стройный худощавый Виги возвышался над ней больше чем на голову. Его продолговатое лицо с тонким носом и узкими зеленоватыми глазами еще хранило почти детскую свежесть и нежность кожи, но развитые плечи и сильные руки говорили о том, что он не зря провел эти годы у своего воспитателя и вполне готов встать на носу собственного боевого корабля.

– Посмотри! – Ингвиль показала на небо. – Видишь, солнце уже не так далеко от старшего камня. До Середины Лета осталось меньше месяца.

Виги с обидой нахмурился.

– Зачем ты так говоришь? – упрекнул он Ингвиль. – Как будто радуешься, что я скоро уеду от вас!

– А ты разве не радуешься, Виги ярл?[8] Подумай, меньше месяца пройдет, как у тебя будет своя дружина, боевой корабль с позолоченным штевнем, красивый парус… Помнишь парус, тот, красно-синий, что я ткала зимой? Отец решил подарить его тебе на удачу. Ты поплывешь в чужие страны, победишь там врагов, добудешь много богатства и славы. И со временем тебя станут называть Виги конунг. Разве ты не рад?

– Я-то рад, – уныло ответил Виги, которому внушили, что именно об этом он и должен мечтать. – Но я бы хотел, честно говоря, получить иной подарок… кроме паруса… Более драгоценный и желанный для меня, – несколько неловко закончил он.

– Вот уж не знаю, что еще мы могли бы тебе предложить! – Ингвиль развела руками, хотя на самом деле догадывалась, что он имеет в виду.

Да и трудно было бы не догадаться. Они восемь лет прожили в одном доме, а скрывать свои истинные чувства Виги умел гораздо хуже, чем бы ему хотелось.

– А тебе совсем не жаль со мной расставаться? – спросил он, стараясь с высоты своего роста заглянуть ей в глаза.

– Ты так говоришь, как будто собираешься в первом же походе завоевать какую-нибудь далекую землю и остаться там навсегда! – Ингвиль усмехнулась, отведя глаза. – Мы же расстаемся не навек. Ты будешь приезжать к нам в гости, и на тингах мы не раз увидимся. Отец же говорил, что всегда рад тебе, что для тебя и твоих людей в любое время найдется место в нашем доме, и здесь, и в Кремнистом Склоне. На осенний тинг мы обязательно поедем. Так что мы даже не успеем как следует соскучиться, как снова увидимся на Остром мысу.