Архимед Вовки Грушина - Сотник Юрий Вячеславович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/17
• Следующая

Мария Михайловна устало проговорила:

— Ну, граждане, у кого там есть еще бутылки? Сдавайте скорее — и спать.

— Сейчас. У меня есть, — совсем не сердито сказал мужской голос, предлагавший отвести ребят в милицию.

Прошло минут пятнадцать. Мария Михайловна стояла с ребятами на самой нижней площадке и кричала:

— Граждане! Граждане! Будем организованными. Нельзя же мальчишкам по всем этажам бегать. Несите сами сюда!

По всей огромной лестнице вспыхивали и гасли спички, мигали огоньки свечей, и в их слабом, дрожащем свете двигались темные фигуры. Все несли бутылки на нижнюю площадку, где стояли двое ребят.

Маленькие и большие бутылки от вина и от лимонада, от пива и от соуса «кабуль» слабо цокали донышками о кафельный пол, и число их росло и росло.

Миша и Лева, изумленные, молчаливые, стояли и глядели на притекавшее из тридцати шести квартир богатство. Они стояли совершенно неподвижно, и только Миша шевелил губами, считая новые бутылки благоговейным шопотом:

— Сто двадцать восемь… Сто тридцать одна… Сто сорок…

Но они еще больше удивились, когда открылась дверь первой квартиры и из нее вышла длинная фигура в накинутом на плечи черном пальто. Это был седой гражданин в очках, обозвавший их хулиганами. Он подошел к ребятам, держа в одной руке бутылку, а в другой зажженную свечу, посмотрел на них, склонил голову набок и спросил:

— Позвольте… Молодые люди, а где вы будете ночевать?

— У меня можно, — сказал один из жильцов.

— Гм… У вас? А то, знаете, пожалуй, ко мне… У меня два дивана… электрический чайник…

И, медленно нагнувшись, гражданин поставил на пол бутылку с надписью «Боржом».

В эту дождливую ночь совсем близко от городка ухали орудия. Немцы были в двенадцати километрах.

С маленькой станции только что ушел последний эшелон, увозивший в тыл женщин, стариков и детей. Коротко постукивая, прошли теплушки, в которых плакали младенцы, проползли длинные пассажирские вагоны с чуть заметным светом в замаскированных окнах, процокала открытая платформа с зенитным пулеметом и красноармейцами. Эшелон исчез в темноте. Шум его колес постепенно затих. На опустевшей станции осталось только несколько железнодорожников, часовые на перроне и среди путей, да двое мальчишек лет по одиннадцати, притаившиеся под башней водокачки.

Один из них — черноглазый, круглощекий, в длинном пальто с поднятым воротником, обмотанным шарфом, в меховой шапке, другой — худенький, юркий, в коротком черном бушлатике и в черной кепке.

Они долго стояли молча возле мокрой стены, прислушиваясь к шагам часового на перроне и к гулким выстрелам орудий. Потом черноглазый прошептал, чуть шевеля пухлыми губами:

— Слава! Слава!

— Ну?

— Слава, ты куда записку сунул?

— К маме в укладку с постелью.

— К моей маме?

— Нет, к моей. Стой тихо. Услышат!

Они помолчали. Через минуту опять послышался шопот:

— Слава! А, Слава!

— Чего тебе?

— Слава, что ты написал в записке?

— «Что, что»! Написал: «Дорогие мама, бабушка и Вера Дмитриевна! Мы убежали с поезда. Мы хотим грудью защищать город от фрицев. Пожалуйста, не волнуйтесь и не беспокойтесь». Ну, и все. Стой тихо и ничего не говори! Понял?

— Понял.

В молчании прошло несколько минут. Шаги удалявшегося по перрону часового слышались все слабей. Когда они затихли, Слава отошел от стены и осмотрелся, придерживая за лямки рюкзак.

— Мишка! Пошли!

Его приятель подошел к нему с большим, туго набитым портфелем. Оба крадучись прошли через калитку в деревянной ограде станции, секунду помедлили и бросились бежать в дождь, в темноту.

На привокзальной площади они никого не встретили и дальше пошли шагом, держась поближе к заборам и стенам домов. Одна из калош у Славы то и дело соскакивала. Тяжелый портфель бил Мишу по ногам. Оба промокли от дождя и вспотели, но шли не останавливаясь, отчаянно торопились.

Городок, такой знакомый днем, казался теперь чужим и страшным. Ни одного человека не было на улице. Ни одно окно не пропускало света. Даже собаки, обычно лаявшие в каждом дворе, теперь молчали. Только изредка в темных парадных домов покрупней или под арками, ворот краснели огоньки папиросок. Это дежурные жильцы стояли на своих постах. Заметив их, ребята или пускались бегом, или же шли крадучись, чуть дыша.

Так они добрались до центра городка. Впереди, пересекая улицу, прогромыхали не то танки, не то тягачи и свернули в темный переулок. Потом торопливо, почти бегом, навстречу ребятам прошел взвод красноармейцев. Мальчики спрятались от них в щель между киосками, где когда-то шла торговля, морсом и табаком. Они задержались там, чтобы немного отдохнуть.

— Слава! — тихо позвал Миша.

— Что?

— Слава, а ты написал в записке, что мы теперь, может быть, совсем погибнем?

Слава рассердился:

— Ты… ты, Мишка, совсем как маленький! У человека голова прямо болит от заботы, а он со своими дурацкими вопросами! Ну зачем я им буду это писать? Чтоб они поумирали, со страху? Да?

Миша не ответил. Он опустился на корточки и некоторое время молчал, смыгая носом. Затем опять зашептал, еще тише:

— Слава!

— Опять!

— Слава, честное слово, это последний вопрос… Слава, от какой заботы у тебя болит голова?

— От какой? А вот от какой: нам надо пробраться на передовую так, чтоб не попасться патрулю. Как найти эту самую передовую? Куда нам пойти? Ты об этом подумал?

— Я не думал об этом, но, по-моему, Слава, где пушки стреляют, там и передовая.

Мальчики отправились дальше. Еще несколько раз они прятались, услышав, как шлепают по лужам тяжелые сапоги патрульных, и только через час выбрались на окраину городка.

Здесь было особенно пустынно и неприютно.

Грохот орудий раздавался намного сильней. Слава остановился на перекрестке немощеных улиц и спросил:

— Где ж теперь стреляют? Куда итти?

Мальчики топтались на месте, растерянно поворачиваясь во все стороны. Грохот, тяжелое буханье слышались теперь не только спереди, но и справа, и слева, и позади.

— Слава! Чего это? Слышишь?

Какой-то странный шипящий свист, то нарастая, то затихая, шел сверху, с мигающего неба. Слава подставил левое ухо под дождь, чтобы прислушаться, но тут вдруг раздался не свист, а вой, в темных окнах домов блеснул свет, и через секунду земля дрогнула от мощного удара.

— Слава! Знаешь чего? — прокричал Миша. — Слава, это, наверное, немцы из дальнобойных стреляют. Слава!..

— Ну… Ну и что же, что стреляют? Ты только… ты только не трусь, пожалуйста… Ничего тут такого нет, что стреляют.

— Слава, я не трушу… только знаешь чего, Слава… Зачем мы здесь стоим? Уж итти, так итти. А, Слава?

Оба торопливо зашагали, с трудом удерживаясь, чтобы не бежать.

— Обстрел — как обстрел. Обыкновенное дело! — говорил Слава.

— Ага! Обыкновенное дело, — соглашался другой, слегка подпрыгивая при каждом новом ударе.

Вдруг Слава заметил, что его товарищ исчез.

— Мишка! Ты где? Ты чего?..

— Слава! Знаешь… странная вещь! — донеслось из темноты. — Уронил портфель и не могу найти.

Слава остановился.

— Ну! Нашел?

— Нет. Слава… Странная вещь!

— Нашел? — послышалось через секунду.

— Не!.. Вот ведь! Странная вещь!.. Слава, ты здесь? Слава!

Наконец Миша нашел портфель в большой луже и присоединился к товарищу. Но тут у Славы соскочила калоша. Он нагнулся, чтобы надеть ее. Вдруг яркий столб света поднялся из-за ближайшего дома, и раздался такой грохот, что у Миши сердце чуть не выскочило. Зазвенели стекла. Где-то громко закричала женщина. Через секунду приятели уже мчались по лужам: один с портфелем, другой с калошей в руке.

• Предыдущая
• 13/17
• Следующая