Человек, которого не было - Монтегю Ивен - Страница 7

• Предыдущая
• 7/21
• Следующая

Вопросы личного характера, которые поднимаются в письме, очень убедительно — доказывают, почему оно не могло быть отправлено с официальной почтой.

На мой взгляд, было упущено лишь два момента. Первый — не назывался объект, по которому мы якобы намеревались нанести удар в западной части Средиземного моря. Но Комитет начальников штабов отказался санкционировать какое бы то ни было упоминание о Сардинии. По его мнению, это слишком ясно укажет на Сицилию, если немцы поймут наш обман. Однако, когда премьер-министр вполне реалистически оценил всю ситуацию, мне удалось вставить шутливое упоминание о Сардинии в другое письмо, которое мы подготовили от имени лорда Луиса Маунтбэттена и которое, мы это увидим дальше, имело немалую ценность.

Второй момент менее серьезен. Я хотел включить в письмо какую-нибудь деталь, которая бы соответствовала мышлению немца, отвечала бы тем мыслям, которые у него уже возникали. Человек среднего ума, полагал я, скорее поверит в подлинность документа, если в нем есть что-то уже известное ему. На мой взгляд, самым лучшим и безвредным было включить в письмо шутку над генералом Монтгомери на уровне тяжеловатого немецкого юмора. Я предложил, чтобы сэр Арчибальд опросил генерала Александера: «Что случилось с Монти? Вот уже неделя, как он не издал ни одного приказа». Незадолго до этого генерал Монтгомери издал целую серию приказов с целью вдохновить войска, чем вызвал довольно злые насмешки в различных кругах. Однако по причинам, которые я так и не смог понять, Комитет начальников штабов категорически запретил эту шутку. Признаюсь, она была глупой и отказ от нее не имел значения, но я уверен, что немцы оценили бы ее.

Письмо сэра Арчибальда напечатали на его бланке. Обращение «Дорогой Алекс» и подпись он поставил сам, и письмо было вложено в обычный двойной конверт.

Итак, «важное письмо» готово!

Готовя документ, названный нами «важным письмом», мы много думали и о «человеке», который повезет его. Ведь контрразведчик в Берлине прежде всего захочет узнать, каким образом письмо попало в Уэльву? Правда, письма такого рода не полагается пересылать по почте. Обычно они доставляются адресату специально выделенным офицером, но тем не менее немецкий контрразведчик непременно спросит: «А его в самом деле вез офицер? Он был похож на настоящего офицера?»

Поэтому мертвое тело должно было быть телом офицера, причем армейского офицера. Мы рассуждали так: во-первых, он вез письмо от заместителя начальника имперского генерального штаба командующему группы армий и, во-вторых, сухопутные войска военного времени являлись самым крупным видом вооруженных сил. Однако через некоторое время мы решили отказаться от «зачисления» его в армию. На это имелся целый ряд причин, но основная была связана с обменом донесениями и рапортами между соответствующими атташе в Мадриде и нами, в Лондоне, после того, как тело прибьет к испанскому берегу. Обычно телеграммы и другие сообщения приходили в специальный отдел армейского штаба и затем автоматически передавались в отделы, имеющие отношение к этим сообщениям. В результате телеграмму, сообщающую о том, что на испанском берегу найдено мертвое тело, перешлют в соответствующие отделы и автоматически передадут целому ряду людей; точно так же любые другие донесения по этому вопросу попадут к тем же людям. При системе, существующей в Адмиралтействе, я мог с помощью начальника разведывательного управления устроить так, чтобы подобная передача документов не состоялась и все сведения, имеющие отношение к нашей операции, поступали только ко мне. Такая договоренность не вызвала бы никаких комментариев, тогда как при системе, действующей в военном министерстве, организовать пересылку донесений к нам было довольно сложно.

Поэтому мы решили, что тело «поступит» не в армию, а в военно-морские силы. И сразу же перед нами встали новые проблемы. Не просто было сделать его морским офицером. В то время как армейский офицер мог отправиться из Лондона в штаб в Северную Африку в обычной полевой форме, морской офицер обязан надеть выходную форму, которая шьется по мерке и должна сидеть на офицере безупречно. Значит, необходимо найти закройщика, который снимет мерку с нашего трупа и оденет его! Представив себе столь страшную картину, мы тотчас отказались от этой идеи.

Была еще одна возможность оставить «офицера» под контролем Адмиралтейства — «зачислить» его в морскую пехоту. Это облегчало проблему с формой, но создавало ряд других.

Во-первых, если армия в военное время настолько многочисленна, что армейские офицеры не выразят удивления, услышав о незнакомом офицере своей части, то королевская морская пехота — небольшой корпус, и даже в военное время его офицеры знали друг друга или по крайней мере слышали друг о друге.

Во-вторых, армейские офицеры не имеют при себе удостоверения с фотографией, когда едут за границу, а офицеры морской пехоты непременно берут его с собой. Между тем родственники умершего не смогли представить нам фотографию, которая бы подходила для удостоверения личности.

Мы довольно долго обсуждали эти проблемы. Все отлично понимали, что малочисленность офицерского состава в морской пехоте грозит нам неприятными последствиями. Допустим, испанцы отошлют тело для похорон в Гибралтар, и тогда опасность разглашения тайны (по сравнению с тем, если бы «погибший» был армейским офицером) возрастет во много раз. Тем не менее, учитывая расстояние между Уэльвой и Гибралтаром, мы решили рискнуть. Мы надеялись также справиться с трудностью, возникшей из-за фотографии. Но никто не предполагал, сколько хлопот это будет стоить.

Сначала мы попробовали сфотографировать труп. Полная неудача ! Люди часто говорят, критикуя фотографию: «Я здесь похож на покойника!» Такое замечание, возможно, неоправданно, но я хотел бы посмотреть, как вам удастся сфотографировать покойника так, чтобы он выглядел живым! Невозможно описать, каким безнадежно мертвым выглядел этот человек на фотографии.

Начались лихорадочные поиски «двойника» или просто человека, который хоть отдаленно походил бы на нашего офицера. Нельзя оказать, что у нашего молодого человека была крайне своеобразная внешность, но тем не менее мы никак не могли найти подходящего человека. Целыми днями ходили мы по улицам, невежливо всматриваясь в лица прохожих.

Наконец, я решил попросить одного молодого офицера из военно-морского разведывательного управления надеть тужурку и позволить нам сфотографировать его. (Не помню уже, какой предлог я придумал для этого.) Результат, как и следовало ожидать, получился не очень хороший, но мы единодушно решили, что сходства достаточно, если учесть, какими скверными обычно бывают фотографии такого рода. Однако чувство неудовлетворения не покидало нас.

Счастье улыбнулось совсем неожиданно: на одном заседании, где обсуждались вопросы, не имеющие отношения к нашей операции, я вдруг увидел напротив себя человека, который мог бы быть близнецом нашего покойника. Мы быстро уговорили его сняться, и препятствие с фотографией было преодолено.

Теперь оставалось имя и звание. Я понимал, что младшему офицеру вряд ли доверят такое письмо, но сделать его офицером очень высокого ранга мы не могли по нескольким причинам. Самая главная из них — человек был слишком молод, чтобы достичь высокого звания, если только он не обладал выдающимися способностями. Но тогда его коллеги-офицеры наверняка слышали бы о нем. Поэтому я решил сделать его капитаном с временным званием майора. Затем я сел за списки личного состава военно-морских сил. Я тщательно изучил все списки офицеров морской пехоты и нашел сравнительно небольшую группу капитанов и майоров, носящих фамилию Мартин. Мне казалось, что наличие такой группы людей — преимущество. Если смерть «майора Мартина» вызовет разговоры в какой-нибудь кают-компании, то всегда есть надежда, что присутствующие не знают всех Мартинов в морской пехоте. Возможно, это ничего не давало — в конце концов, все эти Мартины могли быть братьями, — но мы проявили дополнительную предосторожность на случай пусть даже небольшого риска. А риск в выборе имени, разумеется, был. К фамилии я добавил обычное имя Уильям, и наш покойник, с ведома командующего морской пехотой, который зачислил его в списки офицеров корпуса, стал капитаном с временным званием майора Уильямом Мартином из королевской морской пехоты. И наконец, я принял необходимые меры предосторожности на случай, если в штаб командующего морской пехотой поступят какие-нибудь запросы.

• Предыдущая
• 7/21
• Следующая