Лодка на аллеях парка - Монсон Пер - Страница 15

• Предыдущая
• 15/22
• Следующая

Особый случай — когда соотносят себя с собой же, при этом приходится оперировать понятиями, не вытекающими непосредственно из «объективного наблюдения», и нужно стремиться понять их значение. Следовательно, исследователь должен занимать активную позицию, создавать свое собственное понимание в себе самом. Таким образом, данный тип познания содержит в себе изрядную долю субъективности, даже если исследователь об этом не знает и считает мир вполне определенным, предполагая, что он всегда должен воздействовать на наблюдателя именно так.

Такой взгляд на проблему приобретает особую важность, когда мы приступаем к изучению общества. То, что при более абстрактном подходе представлялось в виде объективной картины, теперь, на более низком уровне абстракции, может выглядеть как рисунок, созданный людьми и благодаря им наполненный смыслом. Изучить эту картину означает попытаться извлечь ее первоначальное содержание. Без понимания этих первичных значений невозможно понять человеческие действия и поступки, создающие социальный рисунок.

То, что люди действуют и обнаруживают при этом не только объективно обусловленное поведение, наверное, важнейший отправной пункт в искусстве понимания общества. Когда люди поступают тем или иным образом, в их «потоке поведения» зачастую присутствует символический смысл. Одно и то же действие, например приветствие при встрече, в различных культурах может выражаться совершенно разными поступками. Соответственно, представители различных культур могут выражать абсолютно разные понятия с помощью совершенно одинаковых жестов, и в некоторых случаях это приводит к веренице недоразумений при подобных встречах.

Интерес к «социальным фактам» сдвигается, в связи с этим, от «объективно объясняемого» к «субъективно понимаемому». Причем субъективность присутствует здесь двояким образом: частично — в самом исследователе, частично — в объектах, в людях, которых он изучает. Вопрос о том, каким образом можно состыковать эти две субъективности, является важнейшей методологической проблемой данного направления.

Весьма сложен вопрос об отношении субъективности к нашей собственной экзистенции. Французский философ XVII века Декарт утверждал, что осознание нашего собственного существования является отправным пунктом всего познания. Для того чтобы обнаружить надежную основу процесса познания, Декарт решил подвергнуть сомнению абсолютно все; однако он нашел нечто, в чем не смог усомниться. Единственное, что не подлежит сомнению, полагал он, это то, что он думал, даже если и сомневался при этом. Поэтому сам процесс мышления был равнозначен факту его существования. Он полагал, что его знаменитая формула «Cogito, ergo sum» (мыслю, следовательно, существую) является исходным субъективным (пунктом) всей теории познания.

При этом, однако, он не решил вопрос о значении человеческого существования. Эта тема стала основой развития традиции экзистенциалистской философии, начиная с религиозного учения, основанного в XIX веке датским пастором Кьеркегором, и вплоть до современного атеистического французского экзистенциализма, важнейшим представителем которого был Сартр. Большая часть этой традиции является чисто философской, т.е. исследователи абстрагируются от общества как области анализа человеческой экзистенции. В сущности, экзистенциализм может считаться гораздо более абстрактным, чем структурная социология. Тем не менее в сочетании с близкими по направленности философскими воззрениями он является основой учения о «социальном бытии», ставшего важной ветвью современной социологии, прежде всего в Европе. Исходный пункт этого направления — человеческая субъективность, а основная проблема — возникновение и сохранение человеческой социальности. Социальность, однако, не абстрактное понятие, находящееся над людьми или вне людей. Она существует в людях и между людьми. Социальность — это разделенная субъективность, это интерсубъективный феномен.

Понимание человека, таким образом, может осуществляться, по крайней мере, на трех уровнях. На первом из них можно попробовать «нанести на карту» условия и понятия человеческой экзистенции, не зависящие, собственно говоря, от общества. На следующем уровне можно попытаться понять конкретного человека и его поступки, рассматривая их в данном случае как осмысленную деятельность. Чтобы разобраться в человеческих поступках, необходимо уяснить, какие мотивы скрываются за ними. И только на третьем уровне можно предпринять попытку понять, каким образом некоторое количество человеческих экзистенций, суммируясь, создает социальный феномен, который действительно можно рассматривать как нечто «объективное». При этом нужно осмыслить, каким образом субъективность людей в процессе их деятельности становится объективной и создает «инерционное поле деятельности». Важно, однако, помнить, что и общество по своей сути также не является чем-то объективным. Основу его создают интерсубъсктивныс договоренности между людьми, считающими социум (осознанно или неосознанно) «настоящим» только в силу своей «природной предрасположенности». Поэтому слово «объективность» редко применяется в данном социологическом направлении. При изучении общества с подобных позиций чаще говорят об «интерсубъективных» феноменах.

Первые два уровня анализа вряд ли имеют отношение к кругу социологических проблем. Они скорее относятся к сфере философии или психологии. Третий же уровень, базирующийся на двух предшествующих, добавляет в рассматриваемые вопросы социальное измерение. Здесь редко можно найти отправной пункт для изучения отдельного индивида: анализируемая единица, «диада», как правило, включает в себя по меньшей мере две персоны. Можно сказать, что люди создают друг друга, что без «тебя» не существует «меня», а без интерсубъективности не будет объективности. Поэтому с точки зрения социологии человеческого существования интерсубъективное предшествует объективному. Аналогично не может быть исходным пунктом «общество» без «человека». Познание общества должно происходить через человека, а не познание человека через общество.

Каким же образом можно изучать общество как результат человеческой социальности? Здесь важно осознать, что данная традиция не стремится отыскать какие-то фундаментальные законы, описывающие функционирование общества или назначение социальной структуры. Вместо этого интересуются расшифровкой, истолкованием социального содержания, которое наполняет социальную структуру. Поэтому истолкование — это всегда взаимодействие того, что расшифровывается, с тем, кто это делает (в данном случае — с исследователем); для подобных толкований разработан ряд фундаментальных методов. В этих методах, представляющих собой способ связи (в широком смысле) исследователя с объектом, не менее важны новизна, оригинальность, богатство фантазии в толковании реальной жизни других людей, чем математический и статистический анализ большого количества данных. Социология здесь граничит не только с философией и психологией, но и с литературой и искусством.

В самой традиции заложено, что при первом знакомстве с проблемой можно действовать «ненаучно» и давать место «субъективному произволу». При этом, поскольку не принято верить в существование объективных методов и использование объективных законов, уместно скорее рассуждать о степени новизны, присущей данному истолкованию. Аналогичным образом в герменевтике (учении о толковании различных явлений и понятий; термин «герменевтика» восходит к имени Гермеса — вестника богов в греческой мифологии) описываются несколько правил, в соответствии с которыми должно строиться объяснение. Проследив за фактическим ходом процесса объяснения, можно заметить, что объяснение всегда основывается на тех или иных видах предварительного понимания объекта и что объяснение всегда колеблется между пониманием целого и значениями частностей (так называемый герменевтический круг; поскольку это колебание дает возможность нового знания, т.е. более углубленного понимания, его можно назвать герменевтической спиралью). Здесь уместно сравнение со складыванием картинки-головоломки, разрезанной на кусочки произвольной формы. Поначалу имеется множество изолированных фрагментов, форму и цвет которых мы пытаемся уяснить. Затем, когда общий рисунок головоломки начинает проясняться, становится понятным назначение фрагментов в связи с их местом в целой картине, и впоследствии, когда рисунок станет совершенно ясен, будет видно, где какой фрагмент должен находиться. Аналогичным образом можно сказан,, что хорошее разъяснение чего-либо — это истолкование, которое может соединить множество отдельных деталей в понимаемое целое. Однако для общественного феномена зачастую существует более чем одно объяснение, и в таком случае, очевидно, истолкование должно затрагивать взаимосвязи большинства составляющих его элементов, чтобы можно было достичь более углубленного понимания данного феномена. Впрочем, не существует объективного критерия, по которому можно было бы оценить, какое из объяснений — самое лучшее.

• Предыдущая
• 15/22
• Следующая