Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна - Страница 83

• Предыдущая
• 83/95
• Следующая

Венсан мельком подумал, что рябая баба и пьянчужка Гвидо были правы: и впрямь странно, что для казни выбрали самый милосердный ее вид. Лучше могло быть только отсечение головы, но Николь – простолюдинка, ей нечего рассчитывать на это.

Скамьи заполнялись быстро. Когда все рассядутся, граф подаст знак к началу казни, а Венсан до сих пор не придумал ничего, чтобы остановить этот кошмар. Лекарь взглянул на Пьера и сразу отвел глаза. Сила его ненависти была такова, что Медведь со своим звериным нюхом мог учуять ее даже на изрядном расстоянии.

На помост взобрался какой-то человек и, подойдя к виселице, проверил, хорошо ли закреплен столб. Толпа встретила его радостными выкриками, и Венсан понял, что видит палача. Тому подали веревку, и палач на глазах у всех закрутил на конце ее петлю быстро и ловко, точно фокусник перед ребятишками на воскресной ярмарке. Казалось, он вот-вот ткнет пальцем в кого-нибудь из зрителей: «Не хотите ли проверить на себе, месье? Только чтобы убедиться, что здесь нет никакого обмана! А вы, мадам? Выходите, не стесняйтесь!»

Второй конец веревки перебросили через перекладину и закрепили.

Теперь все было готово.

Венсан зашипел от бессилия сквозь стиснутые зубы. Нет, ему ничего не остается, кроме как обвинить Пьера Рю на глазах у всего народа. Самое обидное, что ни к чему это не приведет, вот разве только по окончании краткой беседы с графом его самого вздернут рядом с Птичкой, ибо никаких подтверждений своим словам он не представит. Кому больше поверят, лекарю-затворнику, всего год как живущему при замке, или всеми уважаемому начальнику охраны, много лет доказывавшему свою преданность семейству Вержи?

Граф подозвал Медведя и что-то сказал ему на ухо. Пьер Рю выпрямился и кивнул одному из стражников.

Венсан похолодел. «Начинается».

Он был близок к отчаянию. Господи, за этим ты освободил меня? Чтобы, едва выбравшись на свет, я увидел гибель единственного человека, которого желал бы спасти из этого проклятого места?!

Как Николь перед угрозой гибели Матье не сумела сохранить безразличие, так Венсан враз потерял с таким трудом обретенное смирение. Если бы мысли его стали слышны стоящим рядом, они бежали бы в ужасе от тех богохульств, которые лекарь обрушивал на небеса.

Но небо было глухо к его проклятиям.

Волнение на площади стремительно нарастало. Казалось, даже древним стенам передалась дрожь, охватившая толпу. Люди плотнее смыкали ряды, три сотни вздохов сливались в учащенное дыхание, три сотни глоток напряглись, готовые исторгнуть дружный вопль. Никто не был больше сам по себе – каждый стал частью единого целого, и это пьянило сильнее, чем предстоящая казнь.

«Ведут! – раздалось возле ворот. – Уже близко!» С важным видом вперед выступил отец Годфри, сжимая в коротких ручках распятие и молитвенник. Венсан испытал горячее желание свернуть жирному лицемеру шею и тем самым отсрочить повешение.

А потом он увидел Николь.

Девочка шла в окружении четырех стражей, еще трое расталкивали толпу перед ней. Люди, несколько мгновений назад готовые взреветь при виде убийцы, отчего-то безмолвствовали.

– Дрянь! – неуверенно крикнул сзади ломкий юношеский голос.

Но его не поддержали. Многоглавая гидра, только что желавшая рвать, убивать и приносить в жертву, вновь распалась на отдельных людей, каждый из которых думал свое и чувствовал свое.

– Господи, дитя ведь совсем… – тихо охнула какая-то женщина за спиной Венсана.

– А рожа-то злодейская, – гнусаво пробубнили рядом, и лекарь узнал голос Хромого Ганса.

Прочие молчали. Молчал и ошеломленный Венсан.

В его памяти Николь сохранилась улыбчивой девочкой, легкой, быстрой и словно бы светящейся. Конечно, глупо ждать веселья от той, кого ведут к петле. Венсан понимал, что увидит ее другой.

Но он и представить не мог, насколько.

К помосту приближалась девушка в грязно-белой рубахе, с короткими черными кудрями над исцарапанным лбом. Темные глаза смотрели на людей прямо и бесстрашно, и выражение их не изменилось, когда Николь перевела взгляд на виселицу. Только губы изогнулись в слабой презрительной насмешке, с которой нельзя было представить прежнюю Птичку.

Ему показалось, что она стала выше ростом, хотя он понимал, что это невозможно. Черты лица заострились, как будто создатель перерисовал его заново, стерев детскую припухлость губ и щек и замалевав глубокой синевой провалы под скулами. Что должно было случиться с ней, ужаснулся Венсан, чтобы за прошедшие дни она прожила несколько лет?

Провожаемая молчанием, Николь дошла до помоста и остановилась перед ступеньками, ведущими к виселице. Гнилое яблоко, пущенное рукой Хромого Ганса, ударило ее в спину.

– Гори в аду! – крикнул он.

Девушка не вздрогнула и не обернулась. Мокрый след от яблока остался на рубахе между лопаток.

Палач подвел ее к столбу, с которого свисала веревка. К ним спешил, путаясь в подоле рясы, отец Годфри, но когда он что-то сказал Николь, та не ответила. Палач, нахмурившись, повторил вопрос. Николь отрицательно качнула головой, не разжимая губ.

– Она отказывается от молитвы, – объявил палач. Отец Годфри, очень недовольный, спустился с помоста и просеменил мимо Венсана, не узнав его. Проследив за ним взглядом, лекарь заметил в глубине за помостом высокую фигуру старшего конюха.

Пьер Рю поднялся со своего места. Наступила тишина.

– Девица Николь Огюстен, – объявил он, и его зычный голос раскатился по площади, заставив притихнуть даже слабые шепотки, – за учиненные преступления ты приговариваешься к смертной казни. Убийца Алисы де Вержи и дочери ее Элен, нам известно, что ты действовала по воле и наущению ведьмы, и потому суд проявляет снисхождение. Ты будешь повешена, а тело твое рассечено и выставлено на позорных столбах. Девица Огюстен, желаешь ли ты перед смертью очистить душу молитвой?

Николь улыбнулась.

– Она не желает, – сообщил палач.

– Девица Огюстен, желаешь ли ты напоследок покаяться в своих прегрешениях перед богом и людьми?

Венсан совсем забыл об этой формуле. Милосердный суд давал преступнику возможность хоть немного очистить совесть. Или, если взглянуть с другой стороны, предоставлял пищу не только глазам собравшихся, но и их умам. Большинству проповедников не приходилось и мечтать о внимании, с каким толпа слушала приговоренного, будь он даже самым жалким злодеем, способным лишь блеять и икать на пороге смерти.

Вопреки ожиданиям, Николь кивнула, явно собираясь что-то сказать. «Если она попросит прощения у графа или Беатрис, все кончено», – мелькнуло в голове Венсана, а в следующий миг он громко крикнул:

– Нет, не желает!

Все взгляды устремились на него. Венсан скинул капюшон, шагнул вперед, и в грудь ему уперлась дюжина пик.

Он успел заметить, что на лице начальника охраны отразилось удивление, правда, меньшее, чем ожидал Венсан. Пьер нахмурился, хотел что-то сказать, но маркиз де Мортемар опередил его.

– Как ты смеешь нарушать ход казни, мерзавец? – пророкотал он.

Пьер Рю быстро направился к лекарю.

– Ваша светлость, Николь Огюстен не убийца, – так же громко заявил Венсан. Он знал, что жив лишь до тех пор, пока его слушают, и успел выкрикнуть до того, как Пьер Рю добежал до него: – Графиня и ее дочь были отравлены моим ядом!

Толпа за его спиной ахнула. Люди отхлынули назад, и вокруг Венсана тотчас образовался пустой круг.

Возникло замешательство. С одной стороны к лекарю пробивался Медведь, отшвыривая всех, кто попадался на пути, с другой торопилась стража.

Солдаты успели первыми. Прежде, чем Пьер добрался до Венсана, они окружили его и взяли в кольцо.

– Ведите сюда! – крикнул Гуго де Вержи. В толпе мелькнуло разъяренное лицо начальника охраны, а издалека до лекаря донесся захлебывающийся от радости голос трехпалого пьянчужки, громко твердившего, что это его приятель. «Теперь старик сможет сшибать в трактирах по кружке пива за свои россказни», – подумал Венсан.

• Предыдущая
• 83/95
• Следующая