Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/95
• Следующая

– Тогда зачем мне возвращаться?! – кричит Венсан, и его крик заглушает даже рычание толпы. – Зачем, раз я не могу спасать их?

Монах качает головой.

– Я уже говорил тебе. Ты никогда не спасаешь других. Что бы ты ни делал, ты всегда спасаешь только себя.

Он отступает, подбирая подол волочащейся мятой сутаны, идет вверх, к узкому окошку под потолком и пропадает из виду. Лишь тогда Венсан, растерянно глядящий ему вслед, вспоминает, что старик умер год назад, заразившись во время эпидемии.

В узком окне, где скрылся монах, ни сияния звезды, ни темной синевы неба – лишь беспросветная чернота, словно их завалило землей в этом проклятом богом подвале, и все они давным-давно в аду, да только не догадываются об этом.

– Мы все в аду, – вслух повторяет он, и окровавленный мальчишка из последних сил рвется прочь, но слабеет и падает на колени.

В несколько шагов Венсан преодолевает разделяющее их расстояние, осторожно поднимает его и несет к лестнице. Сначала парень вырывается, затем изумленно стихает. В окне под потолком по-прежнему не видно ни зги. Толпа молчит, толпа тяжело дышит, но никто не смеет преградить им путь. До двери далеко, и больше всего Венсан боится, что, распахнув ее, окажется в этом же подвале, за которым будет бесконечная череда таких же дверей и мертвое небо в окне – небо без звезд.

Ад от рая отличается не тем, что в первом тебя ждут муки, а в другом счастье, думает он, чувствуя, как вздымается и опадает грудь мальчишки. Просто из ада нельзя выбраться. А если даже из очень паршивого места можно выбраться, то это не ад.

И когда он наконец добирается до самого верха, выбивает дверь и вываливается наружу в облаке вонючих испарений, небо обрушивается на него и швыряет в глаза пригоршни острых, как лед, звезд. От их сияния хочется зажмуриться, и Венсан смыкает веки и стоит, покачиваясь под испуганное хныканье мальчишки.

Первое, что он видит, открыв глаза, – сгнившие доски, которыми забито подвальное окно. «Мой ад был всего лишь подвалом, окно в котором заколочено гнилыми досками».

– Что ты смеешься? – хрипит мальчишка. – Мне больно!

В монастыре паренька вылечили. А месяц спустя он был зарезан в портовом кабаке, где спьяну сцепился с моряком из-за дешевой шлюхи.

Ты всегда спасаешь только себя, что бы ты ни делал, кого бы ни тащил на руках по скрипучей шаткой лестнице, над кем бы ни просиживал ночами без сна, чем бы ни жертвовал – ты всегда спасаешь только себя.

Монах добродушно засмеялся сверху, со звезд, и от его смеха Венсан проснулся…

Он по-прежнему был один.

По колодцу расползался сумрак. Пятно света потускнело, как затертая монета.

Тело одеревенело и отказывалось подчиняться. Мало-помалу, растирая руки и ноги, Венсан вернул им подвижность и смог выползти на середину колодца.

У него зуб на зуб не попадал от холода, а суставы ныли, как у дряхлого старца. Он с трудом заставил себя выпрямиться и зашагал по кругу, разгоняя кровь.

Итак, он проспал несколько часов. За это время даже самый медлительный слуга успел бы привести к нему Пьера.

Неужели с человеком, выследившим лекаря, на обратном пути что-то произошло? Или в замке новая беда, и Медведю не до пленника?

А может, начальник охраны просто хочет вдоволь поиздеваться над ним! К чему торопиться? Он появится завтра, когда Венсан окончательно ослабеет от холода и голода, и сполна насладится его унижением.

– Пожалуй, третье, – пробормотал Венсан.

Но сдаваться было нельзя, и лекарь все кружил, кружил, кружил, изматывая себя, пока не почувствовал, что еще немного – и упадет без сил. Тогда он лег и провалился в тяжелую дремоту.

Возвращение из забытья было мучительным. Венсан изо всех сил цеплялся за остатки сна, но холод безжалостно развеял их.

Как же хочется пить!

Венсан потрогал языком губы и сморщился, нащупав кровоточащие трещинки. Свет опять просачивался сверху – снаружи взошло солнце.

– Э-эй! – вскочив, сипло выкрикнул лекарь.

И еще немного погодя:

– Есть кто?

Он ждал появления Медведя почти с надеждой, но начальник охраны не отозвался.

«Никто не придет».

Эта мысль, которую Венсан усиленно заглушал, обрушилась на него, точно съехавший с крыши снежный пласт, и погребла под собой. Некоторое время он стоял, ничего не соображая. «Никто не придет, – колотилось в голове, – никто не придет». Его бросило в холодный пот.

Никто не придет.

Он сполз по стене.

«Говоришь, не боишься смерти? – вкрадчиво спросил невидимый Пьер Рю. – О, нет! Ты не боишься быть убитым! Это разные вещи, мой дорогой Бонне».

В этот миг Венсану открылась настоящая пропасть, в которую столкнул его Медведь.

Сидя в каменном мешке, голодный, замерзший, мучимый усиливающейся жаждой, Венсан запоздало прозрел. Начальник охраны вовсе не собирался убивать его в замке! От мертвого лекаря могли быть неприятности, но от пропавшего лекаря нет ничего, кроме пользы.

Он представил Медведя, взволнованно доносящего графу де Вержи: «Лекарь собирался отравить меня, ваша милость! Мои люди пытались схватить его, но он скрылся в подземельях».

Десять свидетелей подтвердят, что Бонне выпрыгнул из окна комнаты Пьера Рю и сбежал. И пока Венсан медленно умирает в ловушке, начальник охраны обстряпает свои дела без всяких помех.

– Ха-ха-ха!

У Венсана хватило сил рассмеяться. Святой Рохус, какой же он дурак! В подземном лабиринте его провели, как мальчишку. Медведь усыпил его бдительность, приказав небольшой группе удаляться прочь, размахивая факелами, а сам отправил за лекарем бесшумного, как кошка, воина. И тот с честью справился с заданием.

«Я буду умирать здесь мучительно и долго. Два дня? Три? На сколько меня хватит без воды?»

Венсан Бонне мало чего боялся, но сейчас его охватил страх. Похоже, фортуна напоследок отвесила ему крепкую оплеуху. Хотел умереть как герой, бесстрашно скалясь в лицо противнику? Так получи медленное угасание в сером сумраке, выедающем из тебя все человеческое.

Он не сможет даже убить себя! Здесь нет крюка, чтобы повеситься, и невозможно разбежаться, чтобы разбить голову о камень. Смерть для него уже выбрана.

– Медведь! – заорал Венсан, не в силах больше сдерживаться. – Пьер, сукин ты сын!

Подземелье отвечало насмешливым эхом.

– Иди сюда, ублюдок! Убийца!

Венсан надрывался до тех пор, пока окончательно не сорвал горло. Когда с его губ стал срываться лишь хрип, похожий на обессилевшее бормотание выжившего из ума старика, он умолк.

Святой Рохус, как же хочется пить…

Где-то над ним в кухонных подвалах повара отхлебывают молодое вино, смачно крякают, вытирают губы. Кто-то отламывает на ходу теплую хлебную корку, обмакивает в масло, оставшееся на сковороде после жареного мяса, пропитавшееся его соками и ароматами. А потом жадно откусывает от ломтя, и сок течет прозрачной струйкой по подбородку…

Венсан облизнул губы. Черт с ним, с вином, ему хватило бы и глотка воды.

До чего близок край колодца! Кажется, разбегись получше – и достанешь. Сколько пленников до него прыгали, расшибались и снова в отчаянии бросались на неприступную стену?

Вот чем страшна его темница! Она оставляет иллюзию надежды. Будь стены выше в десять раз, он не пытался бы раз за разом вскарабкаться по ним, а смиренно принял бы свой жребий. Но их высота заставляет надеяться на спасение.

Нет ничего хуже ложной надежды.

И света, из дара оборачивающегося проклятием.

Окажись пленник в кромешной тьме – и он вскоре сойдет с ума. Темнота растворяет страдания, и сам растворяешься вслед за ними, сливаешься душой с мраком.

Но свет… свет не дает сбежать даже в глубину собственного разума. И ожидание смерти от этого стократ мучительней.

Венсан закрыл глаза, и перед ним замелькали образы людей, которых он знал когда-то. Монахи, жена, его первые больные…

• Предыдущая
• 65/95
• Следующая