Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/95
- Следующая
И коням передалось состояние всадников. Они хрипели, рвались вперед. Их уже не нужно было погонять. Кони неслись так, будто единственным смыслом их жизни было догнать золотистую лошадь, сияющую в лунном свете.
И понемногу расстояние до Птички начало сокращаться. До этого преследователи понукали своих коней, но теперь все замолчали. Только дробный топот копыт нарушал ночную тишину. Отряд настигал Николь.
Обернувшись, девочка увидела, как близки ее враги, и вскрикнула от неожиданности.
В тот же миг Птичка, испугавшись сухой ветки на дороге, резко вскинулась и подалась вбок. Николь удержалась каким-то чудом. Лошадь встала на дыбы, молотя передними копытами воздух. Девочка закричала, и в ответ раздалось звонкое ржание перепуганной кобылы.
Рядом отозвался Озорник. Он наконец-то вырвался вперед. И конь, и наездник видели, как близка их добыча, это придало им сил.
Николь теперь отделяло от преследователей не больше сотни шагов. Драгоценное время было потеряно.
– Беги! – вскричала она, и перепуганная лошадь внезапно подчинилась ее приказу.
Но вместо того, чтобы вернуться на дорогу, Птичка пустилась в сторону леса. Миг – и она уже мчалась среди деревьев, не разбирая пути.
После недолгого замешательства Жермен повернул туда же. Остальные последовали за младшим конюхом, но теперь бег их коней стал куда осторожнее. В темноте, того и гляди, копыто провалится в яму или нору, или подвернется под ногу лошади коряга… Никому не хотелось остаться в этом лесу с переломанной шеей.
– Видишь ее? – крикнул конюх, обращаясь к Андрэ.
– Слышу, – коротко отозвался тот, прислушиваясь к треску сухих сучьев. – Туда!
Николь держалась из последних сил. Птичка больше не подчинялась ни окрикам, ни тычкам, и после нескольких попыток остановить лошадь девочка смирилась с беспомощностью. «Не упасть-не упасть-не упасть», – как заклинание твердила она в такт галопу.
Но теперь к ее врагам добавился лес.
Древняя чаща разгневалась от непрошеного вторжения. Из черной глубины она обрушила сотни игл, гномьими стрелами впивавшихся в кожу, исхлестала чужаков жгучими побегами, шипящими, как змеи. Дубы возникали из темноты, распахнув корявые ветви в смертельном объятии. Каждый миг Николь ждала, что ее размозжит о ствол.
Плечо от тряски вновь начало кровоточить. Во время бешеной скачки на дороге Николь совсем забыла про свою рану, но теперь не могла думать ни о чем другом.
– Птичка, стой! – простонала она.
Бесполезно.
– Да поворачивай же!
Николь попыталась свернуть лошадь с выбранного пути. Но та упорно стремилась в самую чащу леса.
Огромное искореженное дерево промелькнуло в стороне, протягивая к ней скрюченные лапы, точно восставший из могилы мертвец, и девочка внезапно догадалась, куда мчит ее взбесившаяся лошадь. Черный лес! Они все ближе и ближе к кладбищу Левен!
От ужаса Николь похолодела.
– Не смей!
Лошадь все же немного замедлила свой безумный бег, но не встала, а принялась кружить среди деревьев. Вокруг них заплясали в оголтелом хороводе кривые стволы, замелькали косматые кусты, словно распущенные волосы злобных ведьм. Вырви-трава вскидывала вверх свои тонкие плети, секла Николь по голым ногам.
Трава-то и помогла ей.
В отчаянии вспоминая все, что слышала от конюхов, Николь отчетливо представила вечерний луг, травяные нити, стелющиеся под ногами. Ей припомнился негромкий голос Жермена: «Не дергай повод, малютка. Хорошо выезженная лошадь послушается тебя и без уздечки».
Это было славное время, когда толстяк учил местную ребятню ездить верхом. По вечерам, на закате они собирались на лугу, и старенькая Верба послушно катала детей.
К Николь Жермен проявлял особое внимание. Подсаживал ее, когда она пыталась вскарабкаться на лошадь. Своими руками вставлял ее ногу в стремя. Николь гордилась его вниманием – не каждой девчонке младший конюх графа оказывает столько почтения.
На третий день Жермен улучил момент, когда рядом никого не было, и предложил поучить ее одну, без Тома, Матье и прочей мелюзги. Польщенная Николь непременно согласилась бы, но их разговор был прерван самым грубым образом. На лугу появился дядюшка.
Мальчишки рассыпались в разные стороны. Жермен исчез еще раньше, едва лишь заметил вдали прямую, как оглобля, фигуру старшего конюха. Одна Николь осталась вместе с Вербой, глупо улыбаясь и надеясь, что Гастон похвалит ее за старания.
На людях старший конюх всегда был сдержан, да и дома с племянницей не слишком многословен, но в тот раз он отвел душу. Обозвал Николь и дурой, и бараньей задницей, и тупой курицей. Николь крепилась-крепилась, но в конце концов расплакалась. Она не понимала, отчего так ругается Гастон. А тот, прокричав напоследок: «Спуталась, дрянь, с похотливым козлом!», занес руку для удара. Но не ударил: выругался страшно и так стегнул Вербу, что бедная старушка взвилась от боли.
Николь была уверена, что забыла все, чему учил ее Жермен. Но теперь его голос зазвучал в ее голове.
«Представь, что ты выпустила повод. Это худшее, что ты можешь сделать. Все же и такое случается, особенно с неопытными наездниками.
Падать на полном скаку – опасное дело, малютка. Да и на рыси мало приятного. Хочешь остановить лошадь – отклонись назад. Откинься как можно дальше, словно собираешься лечь на ее круп».
Самое трудное – выпустить шею кобылы. Разожмешь руки, слетишь – и прощай, Николь Огюстен. Хорошо, если умрешь на месте. А ну как сломаешь хребет или ноги?
Николь сглотнула. Она не будет думать об этом. Но как же страшно…
«Святой Франциск, помоги мне!»
Девочка выпустила гриву из онемевших пальцев. Сжала ноги до боли в бедрах. Зажмурилась – и откинулась назад.
Птичка встала как вкопанная, и Николь, совершенно не ожидавшая этого, покачнулась и съехала вниз. Чтобы подняться, она схватилась за ногу лошади, и вдруг пальцы ее нащупали плотный комок под кожей, где должна была быть подпруга. Девочка ахнула и отдернула руку, но было поздно: кобыла взвилась от боли, протяжно заржала и сорвалась с места.
Не успела Николь крикнуть «Птичка!», лошадь пропала. Только хруст веток затихал вдали.
Девочка перевела дух и огляделась.
Зловещая чаща осталась далеко в стороне. Лес вокруг дышал волшебством, и тремя красками был расцвечен он: черной, серебряной и золотой. Трава светилась, присыпанная серебряными искрами. Над головой шумела облитая лунным золотом листва. Черные стволы уходили высоко вверх и загадочно шумели, словно звали по дороге к луне.
Прекрасный, мрачный, таинственный лес. И самый жуткий из всех окрестных лесов.
Николь сделала несколько шагов, выискивая просвет между деревьями, но темнота слева ничем не отличалась от темноты справа.
Опустившись на колени, девочка уткнулась в росистую траву. Разве ей под силу выбраться отсюда? Запах крови привлечет хищников, а она слишком устала, чтобы забраться на дерево.
Да и без хищников Черный лес полон опасностей. По ночам из-под корней бьют ледяные родники и выносят на поверхность подземных эльфов с темной кожей и волосами белыми, как пух аиста. До утра они танцуют на мерцающих полянах, приманивают заблудившихся путников песнями, чтобы лишить их рассудка и обратить в своих слуг.
Но лучше уж прислуживать эльфам, чем встретиться с пастырем волков! Его логово под елью, ветви которой грязны и мохнаты, как паучьи лапы. Случалось, охотники находили то, что осталось от заблудившихся в Черном лесу: обглоданные дочиста кости, сложенные горкой.
От пастыря можно сбежать, если спалить на его глазах клок волчьей шерсти. Но как уйти от болотнянника? Услышишь булькающие стоны со всех сторон – значит, вот-вот под ногами завьется спасительная тропа. Да только она ведет прямиком в его трясину, где из-под мутной воды белеют безглазые лица утопленников.
Куда ни беги, повсюду смерть, и лики ее один страшнее другого.
- Предыдущая
- 17/95
- Следующая
