Монастырь - Вагант Игорь - Страница 42
- Предыдущая
- 42/95
- Следующая
Хм, забавно, мекнуло у Эллы в голове. Учитывая то, о чем толковал Хедин, ему тоже не помешает озаботиться поиском какой-нибудь дивчины голубых кровей.
– …и воссядет он на трон небесный по правую руку от покровителя своего и защитника Инэ, брата-сына Великого Судии, и по левую от доблестных своих предков, и до скончания времен будет пировать с ними в чертогах Алькира…
Элла слегка вздрогнул. За всеми этими раздумьями торжественное шествие закончилось, и под сводами Храма Равновесия уже плыла заупокойная речь магистра Хэвейда.
Собравшиеся стояли, склонив головы, а перед постаментом, на котором в гробу лежало тело Идриса Леолина, рядком выстроились несколько человек: сир Кевлаверок, хоругвеносец усопшего короля, сир Ги Эреман, казначей, Яго Овейн, конюший, и еще кое-какие чины помельче. Дождавшись заключительных слов магистра Хэвейда, они одновременно подняли свои жезлы и бросили их к основанию постамента.
– Мы лишились своего господина, – громко и одышливо возвестил сир Кевлаверок, – и труды наши на благо короля и королевства завершены.
Они так же одновременно поклонились и, не поднимая взгляда, сделали шаг назад. «Много, без сомнения, было трудов», – подумал Элла. На его памяти хоругвеносец ни разу не выполнял своих прямых обязанностей – вести войска в бой, зато вполне мог потягаться с покойным хозяином по части размеров туши. Сир Кевлаверок отличался невероятной толщиной, его подбородок жирными волнами накатывался на грудь, а лысина блестела каплями пота, отражая огоньки всех трехсот свечей.
По храму пронесся невнятный шепоток. Люди поглядывали друг на друга, пожимая плечами.
Элла знал об этой церемонии все. После слов хоругвеносца должен был выступить новый король и предложить потерявшим свои должности поднять жезлы, либо объявить о назначении новых людей.
Братья переглянулись. Все, кроме одного. Сигеберт стоял, гордо задрав подбородок, и смотрел прямо перед собой. Магистр Хэвейд едва заметно кивнул, и Сигеберт сделал шаг вперед. В руках монаха показался внушительных размеров свиток с сургучовой печатью.
– Своей последней волей, – принялся зачитывать Хэвейд, – я, Идрис Леолин, милостью богов король всея Корнваллиса, герцог Когар и Эервен, маркграф Беруин, граф Арно и Кловиса, барон Глоу, и прочая и прочая, хранитель Черного Жезла, повелеваю: мой сын Сигеберт объявляется единственным законным государем всея Корнваллиса. Его старший брат Теодрик…
– Что!? – вопль Теодрика громыхнул подобно рыку раненого медведя. – Что это значит!?
Беорн стоял, открыв рот и выпучив глаза.
Шепот в храме достиг уровня гула.
– Его старший брат Теодрик, – повторил Хэвейд еще громче, – получает герцогство Когар и место в Совете, Беорн – графство Кловис и должность королевского сотрапезника, Элла получает баронство Глоу и должность наместника короля в Черных горах. Составлено и подписано мною собственноручно тринадцатого числа…
Теодрик изо всей силы ударил кулаком по каменной колонне. Ни слова не говоря, он развернулся и широким шагом зашагал к выходу, не обращая внимания на кровь, капающую с разбитых пальцев.
* * *
Сир Кевлаверок лишился жезла.
Его глаза смотрели растерянно, а толстые пальцы нервно теребили роскошный расшитый драгоценностями пояс. На боку у бывшего хоругвеносца висел кинжал в ножнах, так же чрезмерно украшенных золотыми аляповатостями, как и вся его одежда. Пожалуй, подумал Элла, этот боров даже не сможет дотянуться до рукояти, чтобы выхватить клинок.
Сир Кевлаверок неловко дернул головой; складки кожи на его подбородке затряслись студнем – по всей видимости, это означало поклон.
– Ваша милость, – просипел он, – мне передали…
– Да, да. – Элла неопределенно повел рукой. – Заходите. Благодарю, что откликнулись на мою просьбу. Я хотел поговорить с вами.
Было уже далеко за полночь. В опочивальне принца тихо и уютно потрескивали в камине дрова – Элла очень ценил удобства, и почти с презрением вспоминал о Теодрике и Беорне, которым, кажется, все равно, где спать, и что есть.
Покои располагались в восточном крыле замка Лонливен, в бревенчатом двухэтажном срубе с витиеватой резьбой. Островерхая черепичная крыша поддерживалась стропилами из деревянных балок толщиной с человеческую ногу, которые тянулись вверх и, скрещиваясь, оканчивались мордами чудовищ. Нижние залы предназначались для прислуги, кладовых и кухни, а вот верхние целиком занимал Элла: в его распоряжении находился холл для приема гостей, спальня и обширный кабинет с самым настоящим письменным столом и двумя десятками книг.
Сир Кевлаверок сделал шаг вперед, нерешительно глянув на огромный ковер, расстеленный на полу. Это был единственный ковер во всем Лонливене, и Элле доставляло удовольствие смотреть на лица нечастых посетителей: в большинстве случаев гости просто не могли поверить, что на эту роскошь можно наступать ногами. На кораблях Морского народа ковер привезли в Анеурин, а уже оттуда доставили в Лонхенбург: с длинным ворсом, темно-красный, весь в ярких цветах и изображениях диковинных тварей, выглядывавших из причудливого орнамента.
Пыхтя от натуги, сир Кевлаверок бочком пробрался по самому краю ковра, с тоской остановив взор на резном кресле, одном из двух в опочивальне. Кресло было большим, но все же недостаточно вместительным для жирных ягодиц хоругвеносца.
– Пожалуйте, – произнес Элла, сделав вид, что не заметил моральных мучений своего гостя. Сам он с комфортом устроился во втором кресле, удобно положив ногу на ногу.
– Да, да, – прокряхтел толстяк, втискивая свой необъятный зад между подлокотников.
– Красивый у вас кинжал, – несколько невпопад сказал Элла, – можно посмотреть?
– Да, да, – снова пробормотал сир Кевлаверок, – пожалуйста.
Ему действительно потребовалось некоторое время, чтобы, неловко извернувшись, дотянуться до эфеса.
Кинжал отличался изысканной красотой, но выглядел так, будто его никогда не пускали в дело. С матово поблескивающим лезвием, украшенным замысловатой резьбой, костяной рукоятью и яблоком, в котором сверкал крупный изумруд.
– Это из Восточной Империи, – словно извиняясь, пояснил сир Кевлаверок, – прекрасная сталь, у нас таких не делают.
– Откуда он у вас?
– Это – подарок вашего покойного отца, да примет Инэ его душу. – Толстяк удрученно вздохнул.
Элла задумчиво покрутил кинжал в руках. Затем снял с пальца кольцо, положил его на край инкрустированного перламутром столика и, резко взмахнув, рубанул клинком. Кольцо звякнуло и распалось на две половинки; столешница отозвалась глухим стуком. Сир Кевлаверок вздрогнул.
– Действительно, прекрасная сталь, – спокойно заметил Элла, мельком глянув на заточку. – Сир, насколько мне известно, вы давно были дружны с отцом?
– О, да, с юношеских лет. Когда-то мне посчастливилось спасти его Величеству жизнь…
– Неужели? – Элла приподнял бровь.
– Да… на охоте. Вепрь – огромный зверь, ваша милость – повалил короля вместе с лошадью и, если бы мне не сопутствовала удача, не исключено, что сегодня, – толстяк тяжко вздохнул, – я был бы лишен удовольствия разговаривать с его сыном.
Элла усмехнулся.
– Забавно. Получается, я должен благодарить вас за свою жизнь.
– О, нет, – сир Кевлаверок смешался, – я не это имел в виду…
– Неважно. Скажите-ка мне вот что. Вы, как я знаю, много времени проводили с отцом. При том образе жизни, который вел его величество, – Элла покусал губу, – трудно надолго сохранить здоровье, вы не находите?
– Да. – Толстяк удрученно развел руками. – Я говорил ему об этом много раз. Но вы знаете, с каким недоверием король относился к лекарям. Он заглушал боль вином…
– Боль?
– Да. В последнее время он чувствовал сильные рези в животе.
– Это для меня новость. Он жаловался на что-то еще?
– О, ваша милость… не знаю, что сказать. Король никогда не жаловался. Он лишь сильно ругался и требовал вина. Насколько я мог заметить, его беспокоила грудь. И, – толстяк на мгновение задумался, – свет. Он закрывал ставни, так как от света у него текли слезы.
- Предыдущая
- 42/95
- Следующая
