Наследие последнего тамплиера. Кольцо - Молист Хорхе - Страница 9

• Предыдущая
• 9/75
• Следующая

— Да, сокровище. Но это уже настоящее, — подтвердил Луис так тихо, что я едва поняла его. — Однако до первого июня мы ничего не узнаем.

Я немного подумала. Перебрав свои детские воспоминания о моем собеседнике, я тут же отвергла историю с сокровищем. Луис всегда был мальчиком доверчивым и склонным к фантазиям. Но я понимала, что он не ответил на вопрос, живо интересовавший меня.

— Луис?

— Что? — Он снова заговорил обычным голосом.

— Как ты узнал номер моего телефона?

— Легко. — Луис усмехнулся. — Нотариус — друг нашей семьи. А твой адрес вовсе не засекречен. Он нанял человека, чтобы тот отыскал тебя в Нью-Йорке. Похоже, эти места притягивают к себе всех людей по фамилии Вильсон…

Повесив трубку после разговора с Луисом, я сразу же позвонила отцу:

— Дэдди, извини, что разбудила… да, картина, которую мне прислал Энрик в подарок на Пасху. Да, та самая, с Девой Марией. Пожалуйста, отнеси ее сегодня же в банк. И пусть она хранится там в сейфе…

«Сокровище, — думала я, все еще стоя у телефона. — Черт побери, настоящее сокровище! — Потом недоверчиво покачала головой. — Дудки! Мы уже взрослые… хотя Луис, похоже, почти не изменился. Навсегда останется недостаточно взрослым для своего возраста. Маленький дурачок!»

Надев спортивную одежду (Майк — сугубо мужскую, я — слегка кокетливую), мы бегали более получаса, и мне стало трудно выдерживать заданный им темп. Оставалось либо попросить его сбавить темп, либо отстать. Но я не хотела просить Майка о передышке. Ему же нравится показывать, что он сильнее. При этом он выпячивает грудь и высокомерно смотрит на меня. А мне нравится повторять, что я более рассудительна, поэтому время от времени я разыгрываю какую-либо сцену.

Сцена с подвернувшейся лодыжкой — классическая. Я делаю вид, что мне больно, и лицо Майка выражает озабоченность. Я жалуюсь, и он поворачивается, словно хочет сказать: «Опять то же самое», но все же приходит на помощь. Майк массирует мне ногу, я опираюсь на него и порой не могу сдержать улыбки, когда он нагибается, чтобы приподнять лодыжку, и не видит моего лица.

— Тебе больно? — встревоженно спрашивает Майк, не подозревая о том, что я едва сдерживаю смех.

— Немножко, — отвечаю я таким тоном, который внушает сострадание, — но ты очень успокаиваешь боль. Это удивительно.

Если же сдержать улыбку все-таки не удается, то я говорю, что мне щекотно. Иногда, переведя дух, я делаю стремительный бросок, и тогда отстает Майк.

В таких случаях он, смеясь, сетует на то, что я обманываю его, а я все отрицаю. Порой я симулирую учащенное сердцебиение и проблемы с дыханием.

В этот день все было иначе.

— Майк, — крикнула я, когда он, не замечая меня, опередил меня на несколько метров. Обычно он оправдывается тем, что ему нужен более энергичный темп, чем тот, который задаю ему я.

— Что? — ответил он, не сбавляя темпа.

— Я уезжаю.

— Что значит «уезжаю»? — Он остановился, чтобы подождать меня, и посмотрел на часы. — Но мы бегаем немногим более получаса. Я только начал разогреваться.

— Я уезжаю в Барселону.

— Да, мы поедем в Барселону, но до отъезда остается еще несколько недель.

— Нет, Майк. В Барселону еду я. Одна.

— Одна? Но ведь мы договорились, что я составлю тебе компанию!

— Я передумала.

— Но мы уже приготовили все, чтобы ехать вместе! Это стало бы для нас чем-то вроде предварительного медового месяца. — А теперь ты сообщаешь мне, что собираешься ехать одна!

— Послушай меня, — взмолилась я. — Пойми. Эта поездка уже много раз срывалась. Это своего рода путешествие в мое прошлое — на встречу с собой. Я должна сделать это одна. Многое непонятно для меня: отношение к этому моей матери, смерть моего крестного. Там я могу столкнуться с неприятными неожиданностями.

— Вот потому-то я и должен поехать с тобой.

— Нет, мне следует все взять на себя. Я много думала об этом и приняла решение. Послушай, Майк, быть вместе — восхитительно, и для меня нет ничего более привлекательного, но ради того, чтобы наша любовь длилась вечно, нам нужно с уважением относиться к взаимным потребностям. Бывает, что хочется остаться наедине с самим собой.

— Не понимаю тебя. — Майк нахмурился и скрестил руки, — ты никак не можешь назначить день нашей свадьбы, а теперь вдруг заявляешь, что намерена отправиться в Барселону одна, хотя договаривались мы совсем о другом. Что с тобой происходит? Ты еще любишь меня?

— Конечно, люблю, милый. — Я обняла Майка за шею, собираясь поцеловать. Он был напряжен. Новость не нравилась ему. — Люблю ли? Люблю безумно! Но эту поездку я должна совершить одна… — И я поцеловала его еще раз. Его напряжение начинало спадать. — Обещаю, что как только вернусь, мы назначим день свадьбы. — Идет?

Майк что-то проворчал, и я поняла, что в очередной раз одержала победу.

— Какое красивое кольцо, сеньорита, — заговорил со мной человек, сидевший рядом в салоне повышенной комфортности. — По-моему, оно очень старое.

Я уже обратила внимание на этого привлекательного мужчину лет тридцати пяти. На его пальцах не было перстней. Это означало, что он не обручен или скрывает это. В манжетах его белой сорочки с расстегнутым воротом красовались скромные золотые запонки, а на запястье — ничем не примечательные часы. Странная комбинация простоты и роскоши.

Я догадалась: он выжидает удобного момента, чтобы заговорить со мной, и не собиралась облегчать ему его задачу. Сначала глядела в иллюминатор, потом сосредоточилась на чтении журнала. Я полагала, что он заговорит за ужином, и не ошиблась. Мне хотелось закончить трапезу в медленном темпе и ответить ему серьезно и по-английски.

— Извините? — переспросила я, хотя прекрасно поняла его с первого раза.

— Вы говорите по-испански? — Казалось, мужчина, настойчиво предлагал перейти на кастильское наречие. — Я сказал, что у вас два красивых кольца. — Я заметила, что он слегка изменил первоначальную фразу. — И кольцо с рубином имеет старинный вид.

— Большое спасибо. Да, оно старинное.

— Средние века, — кивнул он.

— Откуда вы знаете? — Мое любопытство возобладало над желанием продемонстрировать безразличие, которого следует ожидать от обрученной женщины, о чем свидетельствовало мое первое кольцо.

Мужчина улыбнулся:

— Это моя работа, сеньорита. Я антиквар.

— Это кольцо попало ко мне странным образом. — Все мои барьеры внезапно рухнули, и я почувствовала себя как пациентка, рассказывающая врачу о своих болезнях и ожидающая услышать утешительный диагноз. — Так вы считаете, что кольцо старинное?

Мужчина порылся в элегантном кожаном чемоданчике, стоявшем у его ног, вынул из коробочки лупу — такую же, как у часовщика.

— Позвольте? — Он протянул руку.

Я сняла кольцо и дала его соседу. Скрупулезно осмотрев его сверху и с обратной стороны, он что-то заметил. Потом посмотрел камень на просвет, после чего спроецировал красный крест на скатерть.

— Поразительно! — Мужчина не мог оторвать взгляда от изображения. — Эта вещь уникальна.

— Да?

— Уверен, это ювелирное изделие действительно старинное, думаю, ему не менее семисот лет. Хорошо продав его, вы получите целое состояние. Если же вам удастся узнать историю кольца, цена увеличится во много раз.

— Мне неизвестна история этого кольца, но, возможно, я узнаю о нем больше в Барселоне.

Я вспомнила картину на деревянной доске и перстень на руке Девы Марии, но из осторожности не упомянула об этом.

— Знаете возможности этого уникального кольца?

— Какие? — Я предвидела его ответ.

— Крест, который проецируется сквозь рубин.

— Это красиво, правда?

— Это нечто большее, чем красота. Это расплющенный крест.

— Что?! — удивилась я.

— Расплющенный крест, — улыбнулся он, глядя на меня. Сосед был хорош собой, и я отдавала себе отчет в том, что переспрашиваю его второй или третий раз. Он уже, наверное, заподозрил, что я либо туга на ухо, либо не слишком сообразительна. — Расплющенным называют крест, — продолжал он, — такой формы, как крест на вашем кольце, — это крест тамплиеров.

• Предыдущая
• 9/75
• Следующая