Побег обреченных - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/78
• Следующая

Задавшийся день остался в прошлом. Нынешний грозил быть куда как суровее.

Но Юра не унывал. Да и как унывать, когда в каждом рукаве по поллитре отборного озверина!

Выйдя на магистральную улицу, он сориентировался в ночном пространстве города и не спеша побрел домой.

Досада, конечно, была.

«А может, я избегнул СПИДа? – утешал он себя. – Ведь эти современные женщины…»

Он оглянулся: за спиной слышался какой-то ритмичный шорох, похожий на осторожные шаги и легкое сопение…

За Юрой следовал бездомный здоровенный пес, внешне смахивающий на свирепую кавказскую овчарку.

«Кажется… я попал!» – подумал Юра не без содрогания.

Замерев, произнес заискивающе, трудно ворочая языком:

– Что, песик? Бомжуем?

Собака доверчиво ткнулась в дрогнувшие Юрины колени лобастой неприкаянной головой.

– Сидеть… – неуверенно скомандовал Юра. Пес неторопливо исполнил команду.

«Ученый…»

– Ну, рядом давай, – произнес Шмакин, отправляясь в дальнейший путь.

Собака шаг в шаг последовала за обретенным хозяином.

Дойдя до знакомого скверика, Юра уселся на заветное бревнышко и достал из рукава бутылку.

Пес, зевая, улегся возле его ног.

Идти домой Шмакину не хотелось.

Пелена городского смога, развеянная усилием стихии, открыла небо в сиянии звезд; ночная тишина засыпающего города баюкала слух, стояло безветрие, и легкий морозец только бодрил, не докучая обычной студеной промозглостью сырой весенней ночи.

Путаные мысли посещали Шмакина, не обретая завершенности в парализующей его сознание эйфории, заключавшей в себе, вероятно, и главный смысл такого же путаного Юриного бытия.

Проведя плановую встречу с одним из агентов, живших поблизости от Ракитина, затянувшуюся до полуночи, Николай Власов, спустившись к машине, подумал, что, вероятно, имеет смысл проведать ребят из наружки, дежуривших возле дома незадачливого подполковника.

Власов полагал, что его личное присутствие, во-первых, подбодрит подчиненных, а во-вторых, лишний раз подчеркнет неусыпный контроль за их действиями начальника, способствуя таким образом укреплению дисциплины и вообще бдительности.

Два прапорщика, сидевшие в зашторенном микроавтобусе, готовились к поздней трапезе: на одном из сидений была расстелена газетка со снедью, стояли граненые стаканы, а значит, как понял Власов, где-то таилась категорически исключенная служебными правилами водчонка, испить которой после напряженного дня ему бы явно не помешало.

– Ну, как наш клиент? – вопросил Николай у служивых.

– Вроде как на боковую откинулся… – донесся ответ.

– Ничего интересного?

– Абсолютно!

– Ну, тогда разливайте, – заключил Николай.

– Ммм…

– Не слышали боевого приказа?

– Есть, товарищ подполковник!

Была выпита одна бутылка, затем вторая; Власовым овладела приятная расслабленность, и, откинувшись на сиденье в пелене щипавшего глаза табачного чада, он не без удовольствия прислушивался к байкам, которые безостановочно травили в полумраке салона весельчаки-прапора.

– Ну, чего? Врежем еще? – предложил один из них. – А, Николай Васильевич? Дайте ключи от вашей машины, мы вмиг сгоняем. У метро палатки круглосуточно отоваривают…

Власов посмотрел на часы. Пора было ехать домой, но, с другой стороны, не хотелось… Опять кислая физиономия жены, упреки по поводу запашка… Вернется попозже, когда благоверная отойдет ко сну, так оно лучше будет.

Он вытащил из бумажника деньги. Сказал:

– Сок купите, ребята, жажда заела. И ключи – вот. Сцепление не рвите, диск слабенький, еле дышит…

Оставшись в салоне, он прислушался к мертвой тишине в динамиках аппаратуры акустического контроля. Ракитин наверняка спал.

Машину, оборудованную спецтехникой, использовали, в общем-то, для подстраховки, поскольку квартира круглосуточно прослушивалась сидевшими на Лубянке операторами.

Внезапно захотелось помочиться.

Открыв дверцу «рафика», он вышел в непроглядную ночную темень, обогнул голую поросль боярышника, расстегнул брюки, но тут в затуманенный алкоголем мозг ударил бичом зловещий полушепот, донесшийся из беспросветного мрака:

– С-стоять, с-сука!

Власов оторопело замер, соображая, что оставил в машине оружие.

Замельтешили мысли о происках хитроумных врагов… Неужели его подловили тепленьким?

– Лежать, с-сука, а то ур-рою… – последовало грозное распоряжение.

Пришлось подчиниться.

Изнемогая от бессильной ненависти и унижения, Николай с расстегнутыми штанами осторожно встал на колени, чувствуя, как от соприкосновения с почвой брюки мгновенно напитываются какой-то мерзейшей сыростью, а затем лег в холодную жижу размокшей земли. В нос ударил зловонный запашок: видимо, жильцы дома выгуливали здесь своих четвероногих питомцев…

– Вот так, – одобрил голос, а затем на какой-то взвинченной ноте, исключающей любые пререкания, продолжил: – А теперь ползи! Слух пропал?! Или не учили тебя, сволочь легавую?! Ползи, говорят!

Сцепив зубы, Власов пополз по морозной жиже, думая: «Точно, отследили… Но кто? Дадут вот сейчас по балде ломом…»

– О, хорошо ползешь, вишь, какой умник, – с издевочкой поощрил голос его усердие.

Неожиданно Власов уперся головой в какой-то лохматый темный ком и, обмерев испуганно трепыхнувшимся сердцем, в следующий миг почувствовал на лице жаркую влагу шершаво лизнувшего его в нос собачьего языка…

Незнакомый голос произнес с какой-то недоуменной на сей раз интонацией:

– Э, мужик, ты чего это, а? Бухой, да? Встать-то можешь?

Николай медленно поднялся на ноги, различая перед собой большую собаку и какого-то патлатого нетрезвого малого, в ком не без удивления распознал соседа Ракитина.

Тут-то дошло, кому предназначались все эти безапелляционные команды…

– Часы потерял, – застегивая штаны, сипло поведал Власов ночному дрессировщику бездомных собак.

– Нашел?

– Угу, – отозвался Власов угрюмо.

– Тогда бывай, кореш! – Юра неверной походкой направился к подъезду. Следом за ним потрусил и пес.

Отдуваясь от ярости и напрасно пытаясь стряхнуть с одежды липкую едкую грязь, Власов ввалился в «рафик» и, только достав из-под сиденья наручную сумочку с документами и пистолетом, несколько поостыл… Затем матюгнулся беспомощно, осознав, что так и не сумел справить нужду. Впрочем, позыв сам собою прошел.

В освещенном усилиями наружки, потратившейся на лампочки, зеве подъезда на лестничной площадке перед лифтами виднелся покачивающийся Юра, что-то выговаривающий виляющей хвостом собаке; после двери лифта растворились, пес шустро нырнул в кабину, и Шмакин, растерянно раскрывший рот, замахал руками, призывая его, решившего, видимо, разделить с ним кров, обратно, однако в следующую секунду двери сомкнулись, и, судя по Юриным глазам, постепенно воздеваемым к потолку, собака поехала на верхние этажи без надлежащего сопровождения.

Дверца «рафика» растворилась.

– Ну, как тут? – полюбопытствовал один из прапорщиков. – Без чрезвычайных происшествий?

– Наливай, – процедил Власов сквозь зубы, глядя на растерянно топчущегося у лифта Шмакина.

Глотнул водки, запил ее апельсиновым соком, приникнув губами к небрежно надорванному уголку пакета и ощущая потекшую по подбородку приторную струйку.

Между тем двери лифта раскрылись, гневно шевельнулись губы Юры, отчитывающего возвратившегося пса-путешественника, не желавшего выходить наружу; после Шмакин, вероятно, уловив движение смыкающихся створок, ринулся, распихивая их локтями, внутрь кабины, и лифт снова тронулся в вышину.

– Чего это он? – спросил Власова второй прапорщик.

– Собаку привел, – кратко пояснил Николай.

– О, чудик…

– Еще какой! – злобно подтвердил Власов.

Включилась аппаратура.

В динамике послышался щелчок замка, затем прозвучал удрученный голос Шмакина:

– Ну, понравился я тебе, сука ты такая!.. А ну, брысь! От-т… ведь…

• Предыдущая
• 41/78
• Следующая