Падение «Вавилона» - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 78

• Предыдущая
• 78/88
• Следующая

— Я не думаю, — ответил я, — что с моей стороны будет честно подпрыгивать сейчас от переполняющего меня восторга. А отношения у нас, как понимаю, искренние… Зачем же их портить двуличием? Сделали мы противную и грязную работу, ну да и ладно. Давай выпьем! — Я наполнил бокалы.

— Ну… что ж, — произнес Олег с некоторой запинкой, — такая точка зрения меня тоже устраивает. Без эмоций — оно даже и лучше. Но все-таки просьба: пободрее, пожалуйста, пооптимистичнее… Ага?

— Насчет оптимизма — это ты напрасно, — возразил я. — Этого добра навалом. Его вообще необходим огромный запас, чтобы находиться в такой компании, как наша.

Звонок Ингред застал меня в тот момент, когда в кабинете старичка

Курта я экзаменовался по вопросам обнаружения в различного рода помещениях и в автомобилях средств звукового и визуального контроля.

Звонок прервал взволнованный комментарий преподавателя к моему ответу — на его взгляд, поверхностно раскрывающему тему монтажа в грубо побеленном потолке узко направленных стационарных световодов.

— Завтра утром я вылетаю из Берлина, — сказала Ингред.

— Куда? — удивился я.

— В Нью-Йорк, так что предупреди своих девочек в течение десяти дней тебя не беспокоить…

— Знала бы ты этих девочек, — процедил я, взирая на морщинистую физиономию профессора шпионских наук, крайне раздосадованного вынужденной паузой в своем вдохновенном монологе и замершего выжидающе в любимом кресле-кончалке.

— Ты… меня, надеюсь, встретишь? — спросила Ингред с каким— то настороженным недоверием.

— Чего бы это ни стоило, — заверил ее я.

Все… Теперь мне было не до Курта, не до технических средств подслушивания и подглядывания, не до чего; я торопился в Нью-Йорк и мной владело радостное щенячье возбуждение.

В аэропорту я был единственным из встречающих, кто держал в руках цветы — огромный букет роз.

И вот она, идущая сквозь как бы распавшуюся в стороны толпу через зал аэропорта, превратившегося в моих глазах в блекло— смазанный фон…

Это было одно из тех мгновений жизни, какие, наверное, кратко высветляют ее потаенный смысл… А может, иллюзию смысла. Все равно.

Вскоре «беретта» уносила нас в Куинс.

Каким-то незаметным образом минув прихожую, мы сразу очутились в спальне, в спешке покидав одежду по сторонам, и относительно ясное осознание мира и себя в нем пришло к нам, полагаю, часа через два…

После душа, обмотавшись полотенцем, она подошла к окну и, оглядев сияющую рекламным заревом улочку, очертанную стремительным серебристым болидом пролетавшего поезда с алыми глазами сигнальных огней, выдохнула:

— Боже… и почему я не приехала сюда раньше!

— И почему же? — Я обнял ее, дурея от восторга, нежности и обретения той, кого любил единственно и безоглядно.

— Потому что людям свойственно ошибаться… — Обернувшись, она ткнулась мне лицом в грудь, я почувствовал влагу ее губ у себя на соске, и по спине моей побежал сладкий мурашечный холодок.

— Ингред… — сказал я. — Может, нам пора окончательно объединить места своего проживания и вообще… давай-ка собирайся замуж, дорогая.

— Ты знаешь, что мне предложили мои шефы? — произнесла она вместо ответа.

— Пока нет…

— Очень хорошую должность в отделении нашего банка в Нью— Йорке.

— Соглашайся! — решительно заявил я.

— Посмотрю… — ответила она. — На твое поведение.

Последующая неделя пронеслась как в угаре. Гулянья по Манхэттену, бродвейские театры, ресторанчики китайского квартала, экскурсия к руинам Южного Бронкса, поездка на глубоководную рыбалку, путешествие в Пенсильванию, в страну средневековых сектантов…

Возвращаясь оттуда, я был остановлен полицейской машиной с предъявлением мне обвинения в превышении скорости. Полицейский, забрав мои документы, отправился в свою черно-белую колымагу, дабы проверить их по компьютеру. Это был довольно-таки щекотливый момент…

Закусив губу, я мрачно размышлял, что вот сейчас все и закончится: меня обвинят в использовании чужого имени, поддлке водительского удостоверения и, заковав в железо, с позором отправят в тюремную клетку…

Полицейский вышел из своего автомобиля и, подойдя ко мне, протянул документы. Сказал:

— Тикет[12] на пятьдесят пять долларов, мистер Генри Райт. — И, положив на капот рабочий планшет, выписал мне бумагу с обвинительным заключением.

— Огромное спасибо, — поблагодарил его я, выруливая с обочины. Затем покосился на Ингред.

Лицо ее было угрюмо-сосредоточенным.

— Ерунда, — сказал я. — Не расстраивайся… Ты что, испугалась?

— По-моему, испугался ты, — ответила она. — Дай мне, пожалуйста, посмотреть на твою водительскую лицензию, Генри Райт.

— В ней нет ничего интересного…

— Для тебя, вероятно, да. Но вот для меня…

Говорят, что правда всегда выплывает на поверхность. Порой, замечу, как утопленница.

— Ознакомьтесь. — Я протянул ей пластиковую карточку со своей физиономией.

Она изучала ее долго — с минуту, наверное.

— Значит, ты хочешь все знать? — спросил я.

— Да, Толья… Или Генри?

— Толья, Толья…

И я рассказал ей все. По порядку. Естественно, не упомянув о сегодняшнем сотрудничестве с Олегом.

Она не задала ни одного вопроса, и домой мы приехали, обоюдно подавленные и отчужденные.

— Ингред… — попытался я взять некую задушевную ноту уже ночью, когда укладывались спать.

— Не надо ничего говорить, — отрезала она. — Прошу тебя: помолчи.

И я заткнулся.

Она проснулась рано и немедленно принялась укладывать свой чемодан.

Я отупело наблюдал за ее действиями, не в силах остановить ее и испытывая какую-то беспомощную досаду вперемешку с отрешенным безучастием к происходящему.

— Ты проводишь меня хотя бы до такси? — спросила она.

— Куда ты собралась?

— В аэропорт. Через два часа ближайший рейс.

— Зачем такси? Я тебя отвезу.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Мистер Генри Райт, — кивнул я.

— Вот именно.

— Ты хорошо обо всем подумала?

— Я. Очень. Хорошо. Обо всем. Подумала.

Тренькнул мой сотовый телефон.

— Как проходит медовый месяц? — весело спросил Олег. — Радуемся жизни?

— Аж сатанею, — сказал я. — От восторга.

— Извини, но завтра у тебя — рабочий день, — вздохнул он. — Причем начинается он с пяти часов утра.

— Значит, будем работать.

— Встречаемся на Кингз хайвей, 1912. Запомнил?

— Форма одежды?

— Какая угодно. Хотя… Нет, все-таки пиджачок, брючки… Работенка, замечу, легкая. Представительского характера.

— Понял.

Мне было все равно, какого характера предстоит работенка. Мне было абсолютно все равно…

— Когда навестишь Берлин, можешь забрать у меня свои револьверы, — произнесла Ингред, застегивая шубку.

— Спасибо за приглашение, — проронил я, поднимая ее чемодан.

На протяжении всей дороги в аэропорт мы не произнесли ни слова.

Я запарковал машину на стоянке и уже собирался отнести ко входу в терминал ее чемодан, но тут подкатил носильщик, и Ингред, отстранив меня, указала ему на багаж.

Черный сутулый парень в форменном кителе вскинул чемодан на тележку.

— Прощай, Толья-Генри, — грустно улыбнулась Ингред, протянув машинально руку к моей щеке, но тут же, словно опомнившись, судорожно ее отдернув.

— И все-таки… почему? — с трудом произнес я.

— Мне просто нужен другой муж, — сказала она. — Я увлеклась, извини. — И, круто повернувшись, пошла к стеклянным дверям.

Я стоял у своей «беретты», пусто глядя ей вслед.

— Are you okay, mister?

Я потерянно обернулся по сторонам. У соседней машины возле родителей, укладывающих сумки в багажник, стояла черненькая девчонка лет шести и, облизывая леденец на палочке, с настороженным сочувствием смотрела на мою прокисшую, видимо, донельзя физиономию.

Я позволил себе нарушить американскую традицию стандартного ответа.

• Предыдущая
• 78/88
• Следующая