Андрейка - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/30
• Следующая

Гляжу на будущность с боязнью,

Гляжу на прошлое с тоской.

И, как преступник перед казнью,

Ищу кругом души родной...

Они двинулись вниз, к выходу. Андрейка продекламировал взахлеб «Прощай, немытая Россия» и рассказал Уинстону, что последнюю строку, оказывается, подделали.

— Даю руку на отсечение, подделали! Или отыскали черновой вариант, угодный власти... Мы учили в школе по старому изданию «И ты, послушный им народ». А в массовом издании 57-го года что? «И ты, им преданный народ... »

Не дослушав Андрейку, Уинстон кинулся к двери, бросив на бегу:

— Я ж говорил, ты пушкинсон! — У дверей обернулся. — Тут своих пушкинсонов, как песка морского. Тарелки моют...

8. На озере Каша

На другой день, в жизни случаются и не такие совпадения, полиция нагрянула в школу и арестовала всех воров, которые обчистили школьные кабинеты. Всех до одного взяли. Пять цветных с Ямайки провели в наручниках к полицейским машинам и увезли.

Андрейка не видел, как их вели, и вообще не придал этому никакого значения, и очень удивился, когда в коридоре школы его догнал учитель математики Майкл Робинсон и сказал, чтоб он не выходил из школы. Ни в коем случае. «Вместе поедем!»

За окном сгустились сумерки, но все же была видна при свете дальних фонарей группа взрослых парней «цвета ночи», как называла цветных Лизетт; они топтались, поджидая кого-то... У одного из них была бейсбольная бита.

К ним направился учитель математики. Он говорил с ними четверть часа, не меньше, затем вернулся и сказал, вздохнув облегченно:

— Убедил, кажется...

— В чем? Что случилось?!

— Вы не поняли, Эндрю? Вся школа знает, что вами занялась полиция. Увозили куда-то, привозили... Словом, в школе решили, что именно вы выдали жуликов. Выдали хозяина «безымянного локера». Больше некому! Сейчас вас ждали их родные и близкие и просто добровольцы. Даже Гила притащили, нашего бейсбольного чемпиона...

— И вам... вам удалось убедить их, что я ...

— Ну, во-первых, Эндрю, почти все они кончили нашу школу. Или не кончили. Половина из них — бывшие баскетболисты, которых тренировал я или мистер Даглас. Но главное, вами и жульем занималась разная полиция. Вами — Королевская конная. Ворами — наш шериф... Как только они это уяснили, тут же ушли: политическая полиция никогда их своим вниманием не удостаивала.

Ночь была теплой и влажной. Воздух струился, становясь удушающе плотным, почти видимым, словно Торонто опустился на дно океана.

— Между прочим, вы спасли мне жизнь, мистер Майкл Робинсон. Не знаю даже, как благодарить.

— Благодарить еще рано. Битва русских с татарами на Калке, как известно, закончилась победой русских. Об этом написано во всех учебниках... Но слышали ли вы, Эндрю, что через два года хан Батый вернулся и сжег Москву? В отместку.

Андрейка остановился, глотнул сырой воздух широко раскрытым ртом, вытер рукавом влажное лицо: дно океана — это все–таки дно океана...

— Знаете что, — сказал мистер Робинсон, садясь в свой черный, голубеющий при лунном свете, «бьюик». — Сегодня вам, пожалуй, не стоит спешить в этот свой «музыкальный ящик». Береженого Бог бережет, у вас так тоже говорят? Садитесь рядом. Поживете у меня дня три, до конца недели. Дом у меня пустой, братья разъехались по свету... В субботу отправимся на дачу. Возьмем удочки, о'кей?

Три дня подряд Андрейка после школы отправлялся к учителю, который жил со старенькой матерью в двухэтажном доме. Дом стоял на краю города, и окна выходили на зеленую траву и огород, в котором копалась мать мистера Майкла. Нужды в огороде не было, но мать Майкла не могла жить без огорода, который был у нее на всех континентах.

Майкл Робинсон, оказалось, вел странную жизнь. Не возвращался домой ранее двух–трех часов ночи. Однажды пришел с каким-то пожилым черным в спортивной с мятым козырьком каскетке. В пятницу он позвонил из больницы, сказал, что в него стреляли, но обошлось, кость не задета.

Андрейка ждал его часов до трех, потом заснул, сидя в кресле.

— Что стряслось? — воскликнул Андрейка, когда хлопнула входная дверь.

— Эндрю, дорогой, поговорим обо всем на рыбалке, — сказал Майкл, чуть морщась и поддерживая здоровой рукой перевязанную... — Рыба, как наш телезритель, лучше всего клюет на пиф–паф и вообще на всякие полицейские истории.

Утром учитель кинул Андрейке футболку с короткими рукавами, истертые «по моде» джинсы; правда, джинсы пришлось подворачивать на полметра, не менее. Достал новенькие кеды. Подойдут?.. Прекрасно, она себе другие купит...

«Кто «она?» — хотел спросить Андрейка, но не спросил. Неэтично.

«Она» явилась тут же, мисс Анодополис, темпераментная гречанка с волосами, распущенными до пояса, которая преподавала в школе английский для школьников–иммигрантов. Так как имя Анодополис слишком длинно, ее называли мисс Эй, по первой букве ее фамилии, и она к этому привыкла.

Андрейка посещал ее занятия полгода, и ему нравилось сидеть в классе, где каждый ученик был с иного континента. Испанцы, мексиканцы, шведы, китайцы: каждый — с другого конца мира.

Он любил эти уроки, но не любил мисс Эй, которая говорила на оксфордском английском и не упускала случая поиронизировать над иммигрантами, которым язык не давался. И более того, носила прическу «под директрису», волосы на одно ухо. «Приспособленка», — сказал Андрейка самому себе со свойственной русским иммигрантам определенностью.

А Майкл Робинсон с мисс Эй!.. спит в обнимку?

Мир непонятен...

Покрутились по душному городу, свернули на скоростную трассу, идущую строго на север. Часа не прошло, а уж все вокруг стало по-канадски огромно, порой необозримо. Поля фермеров, конные выпасы, опять торонтский «Диснейленд», который, говорили, объезжают на специальных автобусиках. Машина вдруг начала сползать на соседнюю линию, и Майкл Робинсон воскликнул встревожено: «Эна, ты что?»

Оказывается, мисс Анодополис на мгновение вздремнула за рулем. Счастье, что на соседней полосе не было машины. Учитель отсадил мисс Эй назад; сказал Эндрю вполголоса, что мисс Эни скоротала ночь в больнице, куда его доставили. Сел за руль сам, Эндрю посадил рядом. Километров через шестьдесят промчали город под названием Бэрри. Андрейка заерзал, стал озираться, словно искал кого-то. Вздохнул горестно.

Мистер Робинсон спросил Андрейку, знает ли он дорожные знаки... Эндрю только вздохнул.

Мистер Робинсон потеснился, придерживая раненую руку здоровой рукой, сказал: «Дерзай!»

Сразу после города Бэрри съехали на боковую дорогу. Одна линия туда, вторая — обратно. Навстречу мчал, погромыхивая, «слон» — грузовик с прицепом, размером с четырехосный вагон железной дороги. Фары включены. Гудок басовитый, пароходный.

Андрейка сбавил скорость и попятился ближе к обочине.

— Недоучен... — сказал Майкл Робинсон. — Кто давал уроки? Тот же Барри?

Хотелось доказать Андрейке, что доучен он, вполне, а все равно, когда гремел навстречу «слон» да еще гудел в свой пароходный гудок, так хотелось от него попятиться.

Убрались с дороги, запрыгав на скалистых выступах, проснулась мисс Эй, которая спала на заднем сиденье, свернувшись калачиком.

Подъехали к озеру, название на карте Каша. Русская каша?..

Учитель засмеялся. Не Каша, а Кэшэ. Рядом французская Канада.

— А где же дача?

— Никакой дачи нет, — сказал учитель. — Это я все выдумал.

Мисс Эй засмеялась. Они вытащили из багажника чемоданы и, бросив машину, даже не заперев дверцы, направились к ветхой дощатой пристани, где висел над водой на железных подкосах белый глиссер. Учитель вытащил ключ, открыл пульт управления, поколдовал там, и белый глиссер медленно, на стальных канатах, опустился в воду. Сел, как лебедь, бесшумно.

Лебедь рванул и в мгновение ока домчал до небольшого скалистого острова, на котором возвышалась среди мачтовых сосен и густого кустарника одна–единственная дача. Даже не дача — городской дом из белого кирпича с огромными слепящими на солнце окнами.

• Предыдущая
• 23/30
• Следующая