Лесные сказки и были (сборник) - Бианки Виталий Валентинович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая
Ничего не натаскал Сыч, стал так в дупле жить: на своих пёрышках.
Год живёт, другой живёт – крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про дупло Белка. Прискакала. Видит – дуб, в дубу – дырка с собачью голову. Спрашивает:
– Терем-теремок, кто в тереме живёт?
– Жил Дятел пёстрый – нос вострый, жил Скворец – первый в роще певец, теперь я живу – Сыч. Попадёшь мне в когти – не хнычь. А ты кто?
– Я белка – по веткам скакалка, по дуплам сиделка. У меня зубы долги, востры, как иголки. Ступай из терема вон, пока цел!
Испугался Сыч Белки, улетел.
Натаскала Белка моху, стала в дупле жить.
Год живёт, другой живёт – крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про то дупло Куница. Прибежала, видит – дуб, в дубу – дыра с человечью голову. Спрашивает:
– Терем-теремок, кто в тереме живёт?
– Жил Дятел пёстрый – нос вострый, жил Скворец – первый в роще певец, жил Сыч – попадёшь ему в когти – не хнычь, теперь я живу – Белка – по веткам скакалка, по дуплам сиделка. А ты кто?
– Я Куница – всех малых зверей убийца. Я страшней Хоря, со мной не спорь зря. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Белка Куницы, ускакала.
Ничего не натаскала Куница, стала так в дупле жить: на своей шёрстке.
Год живёт, другой живёт – крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнали про то дупло пчёлы. Прилетели. Видят – дуб, в дубу – дыра с лошадиную голову. Кружат, жужжат, спрашивают:
– Терем-теремок, кто в тереме живёт?
– Жил Дятел пёстрый – нос вострый, жил Скворец – первый в роще певец, жил Сыч – попадёшь к нему в когти – не хнычь, жила Белка – по веткам скакалка, по дуплам сиделка, теперь я живу – Куница – всех малых зверей убийца. А вы кто?
– Мы пчелиный рой – друг за дружку горой. Кружим, жужжим, жалим, грозим большим и малым. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Куница пчёл, убежала.
Натаскали пчёлы воску, стали в дупле жить. Год живут, другой живут – крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнал про то дупло Медведь. Пришёл. Видит – дуб, в дубу – дырища с целое окнище. Спрашивает:
– Терем-теремок, кто в тереме живёт?
– Жил Дятел пёстрый – нос вострый, жил Скворец – первый в роще певец, жил Сыч – попадёшь ему в когти – не хнычь, жила Белка – по веткам скакалка, по дуплам сиделка, жила Куница – всех малых зверей убийца, теперь мы живём – пчелиный рой – друг за дружку горой. А ты кто?
– А я Медведь, Мишка, – вашему терему крышка!
Влез на дуб, просунул голову в дупло да как нажал!
Дуб-то пополам и расселся, а из него – считай-ка, сколько лет копилось:
шерсти,
да сена,
да воску,
да моху,
да пуху,
да перьев,
да пыли,да пх-х-х!..
Теремка-то и не стало.
ГДЕ РАКИ ЗИМУЮТ
В кухне на табуретке стояла плоская корзина, на плите – кастрюля, на столе – большое белое блюдо. В корзине были чёрные раки, в кастрюле был кипяток с укропом и солью, а на блюде ничего не было.
Вошла хозяйка и начала:
раз – опустила руку в корзину и схватила чёрного рака поперёк спины;
два – кинула рака в кастрюлю, подождала, пока он сварится, и —
три – переложила красного рака ложкой из кастрюли на блюдо.
И пошло, и пошло.
Раз – чёрный рак, схваченный поперёк спины, сердито шевелил усами, раскрывал клешни и щёлкал хвостом;
два – рак окунался в кипяток, переставал шевелиться и краснел;
три – красный рак ложился на блюдо, лежал неподвижно, и от него шёл пар.
Раз-два-три, раз-два-три – в корзине оставалось всё меньше чёрных раков, кипяток в кастрюле кипел и булькал, а на белом блюде росла гора красных раков.
И вот остался в корзине один, последний рак.
Раз – и хозяйка схватила его пальцами поперёк спины. В это время ей крикнули что-то из столовой.
– Несу, несу! Последний! – ответила хозяйка и спутала – два! – кинула чёрного рака на блюдо, подождала немножко, подцепила ложкой с блюда красного рака и – три! – опустила его в кипяток.
Красному раку было всё равно, где лежать: в горячей кастрюле или на прохладном блюде. Чёрному раку совсем не хотелось в кастрюлю, не хотелось ему лежать и на блюде. Больше всего на свете ему хотелось туда, где раки зимуют.
И, долго не раздумывая, он начал своё путешествие: задом-задом, на попятный двор.
Он наткнулся на гору неподвижных красных раков и забился под них.
Хозяйка украсила блюдо укропом и подала на стол.
Белое блюдо с красными раками и зелёным укропом было красиво. Раки были вкусные. Гости были голодны. Хозяйка была занята. И никто не заметил, как чёрный рак перевалился с блюда на стол и задом-задом подполз под тарелку, задом-задом добрался до самого края стола.
А под столом сидел котёнок и ждал, не перепадёт ли ему что-нибудь с хозяйского стола.
Вдруг – бац! – треснулся перед ним кто-то чёрный, усатый.
Котёнок не знал, что это рак, думал – большой чёрный таракан, – и толкнул его носом.
Рак попятился.
Котёнок тронул его лапкой.
Рак поднял клешню.
Котёнок решил, что с ним дело иметь не стоит, обернулся и мазнул его хвостом.
А рак – хвать! – и зажал ему клешнёй кончик хвоста.
Что тут с котёнком стало! Мяу! – он скакнул на стул. – Мяу! – со стула на стол. – Мяу! – со стола на подоконник. – Мяу! – и выскочил на двор.
– Держи, держи, бешеный! – кричали гости.
Но котёнок вихрем помчал через двор, взлетел на забор, понёсся по саду. В саду был пруд, и котёнок, верно, свалился бы в воду, если б рак не разжал клешни и не отпустил хвоста.
Котёнок повернул назад и галопом поскакал домой.
Пруд был маленький, весь зарос травой и тиной. Жили в нём ленивые хвостатые тритоны, да карасики, да улитки. Житьё у них было скучное – всегда всё одно и то же. Тритоны плавали вверх и вниз, карасики плавали взад-вперёд, улитки ползали по траве: один день наверх ползут, другой – вниз спускаются.
Вдруг всплеснула вода и чьё-то чёрное тело, пуская пузыри, опустилось на дно.
Сейчас же все собрались на него поглядеть: приплыли тритоны, прибежали карасики, поползли вниз улитки.
И верно – было на что поглядеть: чёрный был весь в панцире– от кончиков усов до кончика хвоста. Гладкие латы охватывали его грудь и спину. Из-под твёрдого забрала на тоненьких стебельках высовывались два неподвижных глаза. Длинные прямые усы торчали вперёд как пики. Четыре пары тонких ног были как вилочки, две клешни – как две зубастые пасти.
Никто из прудовых жителей ещё ни разу в жизни не видал рака, и все из любопытства лезли поближе к нему. Рак шевельнулся – все испугались и отодвинулись подальше. Рак поднял переднюю ножку, ухватил вилкой свой глаз, вытянул стебелёк и давай чистить.
Это было так удивительно, что все опять полезли на рака, а один карасик даже наткнулся на его усы.
Рраз! – рак схватил его клешнёй, и глупый карасик разлетелся пополам.
Всполошились карасики, разбежались – кто куда. А голодный рак спокойно принялся за еду.
Сытно зажил рак в пруду. Целыми днями он отдыхал в тине. Ночами бродил, ощупывал усами дно и траву, хватал клешнями тихоходов-улиток.
Тритоны и карасики боялись теперь его и близко не подпускали к себе. Да ему достаточно было и улиток: он съедал их вместе с домиками, и панцирь его только креп от такой пищи.
Но вода в пруду была гнилая, затхлая. И его по-прежнему тянуло туда, где раки зимуют.
Раз вечером начался дождь. Он лил всю ночь, и к утру вода в пруду поднялась, вышла из берегов. Струя подхватила рака и понесла его прочь из пруда, ткнула в какой-то пень, подхватила опять и бросила в канаву.
Рак обрадовался, расправил широкий хвост, захлопал им по воде и задом-задом, как ползал, поплыл.
Но дождь кончился, канава обмелела – плыть стало неудобно. Рак пополз.
Полз он долго. Днём отдыхал, а ночью снова отправлялся в путь. Первая канава свернула во вторую, вторая – в третью, третья – в четвёртую, а он всё пятился-пятился, полз-полз, – и всё никак не мог никуда приползти, выбраться из ста канав.
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая
