Клуб Колумбов - Бианки Виталий Валентинович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/30
• Следующая

— Белка такая.

— Что, я не знаю, думаешь, что белки рыжие летом бывают! — рассердилась Ми. — Разыгрываешь! И хвост не такой.

Хвост действительно был не такой пушистый, как у белки, но в общем-то зверёк походил на белку — зимнюю, когда они серые бывают.

Не успел Вовк ответить, как зверёк добежал до конца ветки и метнулся в воздух. Он широко растопырил лапки и плавно пронёсся через полянку до высокого осинового пня. Приземлился на его стволе в самом низу, — летя через поляну, он потерял, конечно, высоту, — и сейчас же винтом, винтом вокруг ствола побежал вверх. Тут только я увидела на пне круглую чёрную дырку. Это было дупло, и зверёк исчез в нём.

— Я же тебе говорю, — уже не шёпотом сказал Вовк, — что особенная такая белка — летающая. Так и называется: летяга, полетуха. Понимаешь: это целое открытие! Редкий у нас туземец. Давай платок.

— Я думала, — рассказывала Ми, — он с ума сошёл от радости. Сдёрнул у меня с головы платок и побежал на поляну. Я испугалась и пустилась за ним: мало ли что человек может натворить в таком состоянии!

Вовк полез на высокий пень. Я стояла внизу и видела, как из дупла высунулась усатая мордочка с большущими задумчивыми глазами. Повертела круглой головой и втянулась обратно.

Вовк долез до дупла, держась ногами и одной рукой за ствол, другой скомкал мой зелёный штапельный платочек — хорошо, что он не мнётся! — и заткнул им дырку. Потом быстро соскользнул вниз и гордо объявил, с трудом переводя дыхание:

— Ну, теперь попалась! Будет сидеть тут, пока мы не сбегаем за нашими. Помчали!

Запыхавшись, мы примчались в Лысово, но никого там не застали, кроме Пафа и случайно задержавшегося Анда. Паф, конечно, отказался пойти помочь нам: у него же своей работы полно, а Анд, конечно, пошёл.

Прибежали назад на полянку. Смотрим, — мой платок по-прежнему торчит из дупла. Я обрадовалась: боялась, что белочка его сгрызёт.

Мы с Андом остались внизу, а Вовк полез, вытащил из дырки платок, приставил к ней прихваченный из дому мешок. Тут Анд принялся колотить сучком по стволу. По их расчёту, оглушённый зверёк должен был выскочить из дупла и попасть в подставленный мешок.

Но зверёк не давал о себе знать.

Ещё постучали. Никого! Тогда Вовк говорит:

— Слушай, Ми, — наверняка у тебя есть карманное зеркальце. Дай мне, — погляжу, где она там прячется, — глубоко ли дупло?

А Анд ему:

— Стой! Я всегда беру в лес зеркальце, насаженное на ручку. Это моё изобретение: глядеть, что в гнёздах у дуплогнездиков.

И он протянул Вовку маленькое круглое зеркальце на палочке.

Вовк убрал мешок и ввёл зеркальце в дупло.

— Никого! — смущённо сказал он. — Что за чертовщина! — И соскользнул на землю.

Анд расхохотался: уж очень был у Вовка глупый вид.

— Тоже мне!.. — разозлился Вовк. — А ты понимаешь, как она оттуда исчезла? Чтобы вылезти, она должна была вытолкнуть платок.

— Тонкая мысль! — насмешливо сказал Анд.

— А ты объясни, попробуй! — налетел на него Вовк и так сердито поглядел при этом на меня, будто я была виновата в том, что летяга исчезла.

— Очень просто: недомыслие, — спокойно сказал Анд. — Держи зеркальце и лезь опять к дуплу.

Вовк плюнул со злости, но послушал Анда.

— Ну? — спросил он, снова тщательно осмотрев дупло. — Никаких больше дырок в нём нет. Я ещё тогда осмотрел ствол кругом.

— А ты поверни зеркальце вверх, — сказал Анд.

Вовк повернул.

— Ах ты, штука какая! — удивился Вовк и стремительно прикатил вниз. — Кто ж его знал, что всё дерево внутри пустое!

— А как же бы иначе оно обломалось выше дупла? — сказал Анд. — Соображать надо, соображать, а не торопиться, друзья колумбы.

Пытливый глаз да ум бы нам, так, кажется, у Лава?

Дремучий лес. Тропинка. По тропинке спокойно идёт хорошенькая Ми в своём знаменитом после происшествия с летягой зелёном штапельном платочке.

Откуда ни возьмись — большая серая птица.

С криком она налетает на Ми, срывает с её головы штапельный платок, поднимается с ним в воздух, запутывается в платке, падает на землю, как-то освобождается, взлетает с платком, висящим у неё на одном когте, задевает концом платка за ветку и исчезает за деревьями. А штапельный платок остаётся висеть высоко на дереве, и ветер раздувает его подобно вымпелу, поднятому на мачту.

Совершенно растерявшаяся Ми так и стоит на тропинке, глядя на свой штапельный платок, висящий на гладкоствольной сосне так высоко, что девочке и думать нечего долезть до него.

«Она бешеная!» — думает Ми.

Тут с отчаянным писком возвращается птица. Ми руками обхватывает голову, с криком бежит по тропинке, каждое мгновение ожидая получить удар в затылок, и вдруг натыкается на Анда и в изнеможении опускается на землю. Серая птица с писком уносится прочь.

— Что это? — спросила Ми. — Она бешеная?

— Видишь ли, — смущённо отвечает Анд. — Это ястребиха. Она подумала, что ты хочешь разорить её гнездо. У неё гнездо тут, рядом с тропкой, — не заметила? Час назад я залезал на дерево и взял из гнезда одного из её птенцов.

Анд полез за пазуху и извлёк из-под рубахи довольно большого, уже пухового птенца. В пуху блестели испуганные жёлтые глазёнки и крючковатый клюв. Длиннопалые когтистые лапы судорожно сжимались.

— Она и на меня налетела, но я отбился, чуть не зашиб её сучком. Позволь! А где же твой знаменитый штапель?

— Она повесила его на высокое дерево. Он там и развевается.

— Минутку! — И Анд быстро пошёл по тропе.

Ми, опасаясь возвращения ястребихи, забилась под густые лапы ели. Минут через пять Анд вернулся с платком. Но что это была за дырявая, жалкая тряпка! Ястребиха здорово поработала когтями и клювом, освобождаясь от неё.

— Вот упрямый! — сердито сказала Ми, незаметно вытирая слезинку. — То летягу ловил, то ястребиху. Возьми платочек себе вместо ловчей сети. Теперь он больше ни на что не годится.

— Слушай, Пиф-паф! — сказал Анд, однажды утром собираясь в лес. — Ты совсем какой-то стал слабый до умеренного. Совсем закиснешь, если будешь сидеть дома. Ты уж и так поперёк себя шире. Как отец, тебе говорю: пошевеливайся давай! Идём-ка на Федушино — рыбачить. Давно у нас рыбки не было. Всех порадуем.

— А где это Федушино?

— Да всего каких-нибудь три километра.

— Ещё поймаем ли что? За десять вёрст киселя хлебать! Тоже мне! Не пойду.

Но силач Анд вынул толстяка из кровати, как куль муки из ларя, поставил на ноги и строго сказал:

— Одевайся! Довольно бездельничать.

По дороге, стараясь заинтересовать Пафа, Анд рассказал ему, что колумбам удалось узнать о лесном озерке Федушине. «Образовалось оно из старицы когда-то протекавшей здесь рек». Древняя река пересохла, перестала существовать. Вода осталась только в ямах, куда сбегались роднички. Но их становилась все меньше, и озеро уменьшалось, берега его заросли травой. Уменьшается каждый год оно и сейчас. Пройдёт ещё несколько десятков лет — и озеро совсем зарастёт, превратится в велье, как говорят новгородцы, — окончательно заросшее озёрко. А пока, говорят, в нём развелось столько рыбы, что прямо хоть вёдрами таскай.

Последнее сообщение Анда расшевелило Пафа, и, когда они дошли, до озера, толстяк с необычайной для него живостью начал разматывать принесённые с собой удочки и насаживать на них червей.

— Ну вот, — сказал довольный Анд, — закидывай удочки, а я пойду жерлицы поставлю. Назад пойдём, — проверим, может, и попадётся какой щурёнок: тут их много. Наживку я ещё с вечера наловил в реке… Клёв тебе на уду! — И Анд, забрав жерлицы, отправился расставлять их по тому берегу, которым они только что пришли.

• Предыдущая
• 22/30
• Следующая