Я верю - Рампа Лобсанг - Страница 44

Да, очень странные дела творятся сейчас. Когда-то считали, что врачи должны изо всех сил стараться помочь страждущим, а сейчас, через пять тысяч лет после возникновения документальной истории медицины, ни один врач не может излечить элементарный насморк. А если врач вдруг возьмется лечить насморк, то, как известно, на это у него уйдет две недели. Но если пациент проявит достаточную мудрость и предоставит самой Природе излечить его насморк, то она сделает это за четырнадцать дней.

Приходилось вам когда-либо думать о том, как среднестатистический доктор определяет болезнь своего пациента? Он пристально смотрит на больного всего одну минуту, пытаясь выяснить, насколько тот осведомлен о своей болезни. Поскольку еще Эскулап Мудрый, живший довольно много лет назад, пришел к заключению, что чем больше пациент знает, тем меньше доверия он испытывает к врачу.

Если бы в этом мире все шло, как следует и если бы царствование богини Кали,[35] поддерживаемое слишком энергичными подростками и поборницами женских прав, не было столь успешным, в медицине происходили бы великие свершения. Например, можно было бы получать фотографические снимки ауры, благодаря которым любой специально обученный человек мог бы осуществлять диагностику болезней задолго до того, как эти болезни обрушатся на тело человека. А затем, применяя колебания необходимых частот, вибрации, или циклы — называйте их как хотите, — можно было бы, так сказать, исцелять пациентов еще до начала болезни.

Но мне не удалось собрать достаточно средств, чтобы провести необходимые исследования. Смешно сказать — какой-нибудь плохонький адвокатишка может заломить цену в сотню долларов за один час своего труда. Не только заломить, но и получить! А машинистка, которая печатает на машинке, требует, чтобы ей заплатили три доллара за коротенькое письмо в одну страничку. И она получает эти деньги. Люди в несметных количествах платят наличными за напитки, развлечения и т. п. Но когда речь заходит о том, чтобы помочь в научных исследованиях, — нет. Обычно в таких случаях можно слышать «у нас у самих не густо» или что-то вроде того. Так что наука чтения ауры не получит своего продолжения, и я зря надеялся. Я могу видеть ауру в любое время, над любым человеком. Но ведь это я ее вижу, а не ВЫ — не так ли? И ваш врач ее не видит, правда? А ведь я трудился, мечтая о том, чтобы любой из вас, вооружившись специальной аппаратурой, был способен видеть ауру человека.

Люди, способные видеть ауру, могут наблюдать, как двоится человек, страдающий шизофренией. Это все равно, что взять продолговатый воздушный шар, надуть его и сдавить пополам так, чтобы получилось два шара. А еще можно наблюдать, как к человеческому телу подкрадывается раковое заболевание — конечно, тоже через ауру, — а затем, применив нужное противоядие в виде вибраций, цвета или звука, можно было бы остановить опасную болезнь прежде, чем она овладеет телом человека. И еще очень многое можно было бы сделать, чтобы помочь пациентам.

Наверное, одной из самых больших неприятностей, которые могут случиться с людьми в наши дни, является нехватка денег. Если ваши дети учатся в школе или колледже, то, делясь мнениями со своими сверстниками, они могут определить, какое занятие — юриспруденция, религия или медицина — может принести им максимальный доход при максимальном количестве свободного времени. И в наши дни среди медиков больше всех зарабатывают, пожалуй, дантисты!

На нынешнем этапе жизненного цикла очень важно, чтобы врачи по-настоящему преданно служили людям. Они не должны помышлять о деньгах. Фактически это должны быть «монахи» и «монахини» от медицины, единственным стремлением которых было бы оказание помощи их ближним — мужчинам и женщинам. Обеспечивать их обязано государство, удовлетворяя все их разумные потребности. Их следовало бы освободить от подоходного налога и от подобных сборов. И тогда они всегда будут готовы принять нас в своих кабинетах или прибыть к нам по вызову.

Приходилось ли вам когда-либо думать о том, что, приходя к врачу, пациент вынужден ожидать его часами, хотя сам прием длится не более девяти минут? Как же врач может успеть подробно ознакомиться с историей болезни пациента? Откуда врач сможет узнать о наследственных факторах этого пациента? Да и сами контакты врача и пациента нельзя назвать полноценным общением — это скорее напоминает конвейер в какой-нибудь ремонтной мастерской, куда попадают пришедшие в негодность вещи. Эти взаимные контакты совершенно обезличены, и если врач видит, что пациент намерен отнять у него больше положенных ему девяти минут, то он просто спровадит беднягу в больницу — а это то же самое, как если бы нуждающуюся в ремонте вещь положили на полку дожидаться своей очереди. Вся структура нашей медицины построена неправильно. А в Золотом Веке она будет представлять собой примерно то, о чем я уже говорил, — врачи будут чем-то вроде монахов или рыцарей религиозного Ордена. Эти преданные своему делу люди всегда будут наготове, работая строго по сменам. Ведь нельзя ожидать, что они станут трудиться по двадцать шесть часов в сутки. Но людям необходимо, чтобы врачи работали не по шесть часов в день, как это практикуется сейчас, а постоянно.

Одна из самых ужасных вещей, которые имеют место сейчас, состоит в том, что сейчас у врачей может быть сразу несколько отдельных кабинетов для обследования. Доктор может сидеть в своем кабинете в одном конце коридора, а вдоль одной из стен этого коридора стоит ряд из четырех, пяти или шести маленьких кабин, в каждой из которых находится пациент. Врач поспешно беседует с пациентом, а затем направляет его в кабину. Пока этот пациент раздевается или готовится к осмотру, доктор торопливо заглядывает в соседние кабины.

Это очень сильно напоминает серийный конвейер или птицефабрику, где выращивают бройлерных кур. Там куры сидят в клетках — клетка за клеткой и ряд за рядом, — где их кормят, а они набирают вес. При этом корм поступает в клетку с одной стороны, а яйца, которые несет курица, двигаются из клетки в другую сторону. Примерно так же обстоит дело и с пациентами. Мудрые слова доктора вливаются в больного с одной стороны — то есть в уши, а деньги, поступающие от медицинской страховки или от самого пациента, стекаются в один непрерывный поток. То, что мы видим сейчас, — это не медицина.

Врачи не всегда следуют своей клятве. Часто какой-нибудь доктор, бывая в клубе, может позволить себе обсуждать состояние здоровья своей пациентки, мисс Такой-то, или посмеиваться вместе с друзьями по поводу того, что некий старый хрыч пытался сделать нечто, да у него ничего не вышло. И куда ему еще жениться? Да вы и сами знаете, как это бывает!

У меня создается впечатление, что, получив лицензию на занятие медицинской практикой, врачи закрывают свои учебники, чтобы никогда их больше не открывать, и дальнейшее их обучение осуществляется лишь посредством бесед с рекламными агентами фармацевтических фирм, которые идут от одного врача к другому, интересуясь лишь объемами продаж своих лекарственных средств. Агент, конечно, рекламирует все благоприятные эффекты, обеспечиваемые медикаментами его фирмы, но он никогда не станет говорить о фатальных последствиях, к которым они могут привести. Вспомнить хотя бы тот случай в Германии, когда страшный наркотик предписали беременным женщинам. В результате дети стали рождаться искалеченными — без рук, или без ног, или без чего-либо еще.

То же самое происходит с противозачаточными таблетками. Женщины одурманивают себя и легко поддаются гипнотическим внушениям о том, что если любишь кататься, то саночки возить не обязательно, если, конечно, вовремя принять противозачаточные пилюли. Но практические результаты обследований показали, что эти таблетки производят серьезный побочный эффект: они могут стать причиной онкологических заболеваний, вызывают тошноту и прочие подобные неблагоприятные последствия. Поэтому сейчас фармацевтические фирмы прикрыли свои яркие рекламные кампании и пытаются разработать иные средства, угнетающие активность спермы, не позволяя ей заключить в свои объятия яйцеклетку.