Обратная сторона космонавтики - Роуч Мэри - Страница 10

На протяжении семнадцати лет в Антарктиде работали только мужчины. С женщинами, прошу прощения, ассоциировали только проблемы: рассеянное мужское внимание, распущенность и ревность. Так было вплоть до 1974 года, когда в составе зимней экспедиции станции «Мак-Мёрдо» наконец-то появились женщины. Одна из них, правда, была 50-летней незамужней биологиней, изображенной на фотографии с золотым крестиком поверх гольфа, а другая – монахиней.

Сегодня около трети американских исследователей на Антарктиде – женщины. Они очень работоспособны и эмоционально стабильны. Смешанные группы, как говорит Ральф Харви, – это золотая середина. В таких группах меньше драк и грубых шуток и «никто не надрывает спину слишком тяжелыми коробками». Норберт Крафт рассказывает мне об одном исследовании, в котором принимали участие группы, состоящие только из мужчин, исключительно женские группы и смешанные. Последние проявили себя лучше всех. Ну а хуже всех выступили чисто женские команды. «Нельзя же только и делать, что болтать», – говорит, расхрабрившись, Крафт.

«Вы можете себе представить, что случится с шестью мужчинами по дороге на Марс?» – продолжает Лавейкин.

«Знаю», – говорю я, хотя не уверена, что нам нарисовалась одна и та же картина.

«Посмотрите на заключенных в тюрьме. И на подводных лодках, и геологов на задании», – говорит Лавейкин.

Я решаю спросить потом Ральфа Харви, что он думает обо всем этом. Лавейкин говорит, что не может вспомнить, чтобы ему доводилось слышать об «однополой любви» между русскими космонавтами[9]. В конечном счете, на Марс можно отправить, как в шутку предложил астронавт «Аполлона» Майкл Коллинз, группу евнухов.

В первой космической изоляционной камере содержался лишь один человек. Психиатры «Меркурия» и «Востока» не думали о межличностных отношениях членов экипажа, ведь полеты длились пару часов или дней и астронавты летали в одиночку.

О чем психиатры действительно волновались, так это о космосе как таковом. Что может произойти с человеком в полнейшей тишине и непроглядной тьме бесконечного вакуума? Чтобы выяснить это, они попытались создать некоторое подобие космоса здесь, на Земле. Ученые Воздушно-медицинской исследовательской лаборатории на военно-воздушной базе «Райт-Паттерсон» поместили человека в звуконепроницаемую морозильную камеру размером 2 на 3 метра, поставили туда раскладушку и эмалированный горшок, положили немного еды и выключили свет. Вскоре трехчасовое заточение в этой изоляционной камере стало одним из квалификационных тестов для астронавтов «Меркурия». Один из кандидатов, Рут Николс, назвала это самым сложным испытанием из всех. По ее словам, некоторые мужчины-пилоты выходили из себя уже через пару часов.

Полковник Дэн Фалгэм был ответственным за эксперименты на авиабазе «Райт-Паттерсон», и он не помнит случаев, чтобы кто-то из кандидатов буянил или просто прерывал испытание. Насколько он помнит, все они просто спали.

Но скоро ученые поняли, что чувственная депривация не отражает всей реальной ситуации. В космосе, конечно, темно, но на корабле света достаточно, а радиосвязью можно будет пользоваться большую часть времени. Куда более серьезными заботами были клаустрофобия и чувство одиночества, особенно при длительных полетах. Именно поэтому в 1958 году летчик Дональд Фаррэлл совершил «полет» на Луну в одноместной кабине имитатора космического корабля в Школе авиационной медицин авиабазы «Брукс», штат Техас. В журнале «Таймс» вышла статья, в которой было сказано о дневнике Фаррелла, к сожалению давно утерянном, как о полном непристойных слов и выражений. Хотя в интервью Фаррелл говорил только о том, что скучал по сигаретам и забытой расческе. Но мне почему-то кажется, что самым большим испытанием для Фаррелла были сентиментальные песенки о любви, постоянно звучавшие в имитаторе.

Оглядываясь назад, можно сказать, что было глупо полагать, будто большой холодильник сможет заменить настоящий опыт астронавта. А для того чтобы узнать, что произойдет с человеком в космосе, может, нужно было просто его туда отправить?

На одной из шумных улиц Москвы, посреди небольшого газона стоит пьедестал высотою с семиэтажное здание, а на пьедестале – Юрий Гагарин. Уже издалека видно, что это он: высоко поднятые руки, сомкнутые пальцы – настоящий супергерой. Стоя у подножья памятника и глядя вверх, видишь только мужественную грудь да кончик выступающего над ней носа. Я обратила внимание на мужчину в темной футболке и с бутылкой «пепси» в руке. Его голова была опущена, что я приняла за знак уважения великому человеку, но потом заметила, что он просто грыз ногти.

Кроме безусловной славы народа, полет Гагарина в 1961 стал и невероятным психологическим достижением. Его задание было простым, но ни в коем случае не легким: залезть в капсулу, позволить выстрелить ею и в одиночку, в условиях огромной опасности пересечь границу с космосом. Просто позволить выбросить себя в бескислородную, смертельно опасную пустоту, где прежде не ступала нога человека. Пролететь разок вокруг Земли, а затем спуститься и рассказать остальным о своих ощущениях.

В то время ученые и советского космического агентства, и НАСА строили всевозможные предположения о том, какими должны быть психологические условия выхода в космос. Не помутится ли рассудок астронавта при столкновении с «чернотой», как называли космос пилоты? Вот что говорил по этому поводу психиатр Евгений Броды, выступая на Симпозиуме по космической психиатрии в 1959 году: «Отделение от Земли со всей его бессознательно символичной значимостью для человека. теоретически может привести – даже в случае очень серьезного подхода к отбору и тренировке пилотов – к чему-то вроде приступа шизофрении».

Были даже опасения, что Гагарин, лишившись рассудка, саботирует исторически значимый полет. Опасения были настолько серьезны, что до взлета капсулы «Восток» все ручное управление в ней было заблокировано. А что если что-то пойдет не так, связь оборвется, и пилоту придется взять управление в свои руки? Ученые подумали и об этом: перед отлетом Гагарину передали запечатанный конверт с секретной комбинацией разблокировки панели управления.

Но ученых беспокоила не только опасность потери космонавтом рассудка. Согласно опубликованным в журнале «Авиационная медицина» (апрель 1957 г.) исследованиям, 35 % из 137 опрошенных пилотов признались, что испытывают странные чувства в момент отрыва от земли, что почти всегда это происходит во время одиночных полетов. «Мне тогда кажется, что я теряю всякую связь с землей», – признался один из опрошенных. Ввиду распространенности явления решено было дать ему название: эффект отрыва. Большинство подверженных этому феномену пилотов испытывали не панику, а эйфорию. Только 18 из 137 опрошенных описали свои чувства как страх или волнение. «Все кажется таким спокойным, будто ты оказался в каком-то другом мире»; «Я чувствовал себя гигантом», «королем», – говорили большинство из них. А трое даже заявили, что почувствовали себя ближе к богу. Пилот по имени Мэл Росс, которому удалось установить несколько высотных рекордов на экспериментальном самолете в конце 1950-х годов, дважды говорил о пугающем чувстве «восторга, когда хотелось летать еще и еще».

В том же году, когда вышла в свет эта статья, полковник Джо Киттингер поднялся на 29-километровую высоту в закрытой капсуле размером с телефонную будку, подвешенной к баллону с гелием. Как только уровень кислорода упал до критически малого, начальник Киттингера Дэвид Симонс приказал начинать снижение, на что Киттингер ответил на азбуке Морзе: «Поднимись и забери меня сам». Позднее Киттингер говорил, что это была просто шутка, но Симонс так не думал: на морзянке шутить не очень-то легко. Позднее в своих мемуарах «Человек в высоте» Симонс написал, как в тот самый момент решил, что «с Киттингером случилось что-то странное и непонятное. что его. охватило странное и необъяснимое чувство потери реальности и что он упрямо готов лететь дальше и дальше, совсем не задумываясь о последствиях».