Медовая ловушка - Млечин Леонид Михайлович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая

Теперь Штайнбах уже не производил впечатление хорошо выпившего человека.

— Он подтвердил, что желает у нас остаться. Его слова записаны. Считаю, что наша задача выполнена, — твердо сказал подполковник Маслов.

Его вновь перевели в представительство КГБ в ГДР. Теперь он получил повышение и руководил разведывательным отделом.

— Сейчас доложим руководству, — добавил Маслов. — Для того начальство и существует, чтобы решать.

Штайнбах чуть заметно пожал плечами и пошел умыться. Свою миссию он выполнил, хотя и без особого удовольствия. В министерстве у него была слава одного из лучших вербовщиков. Раньше он гордился способностью приобретать для своего молодого государства все новых друзей и помощников. Но в последнее время завербованные им люди вызывали у него, скорее, презрение. Разве платные агенты заслуживают уважения?

Будущий подполковник госбезопасности Клаус Штайнбах попал в спецлагерь МВД СССР в день своего рождения. Ему как раз исполнилось восемнадцать лет. Его отец погиб в первые дни Польской кампании — в сентябре тридцать девятого. «Пал в бою за фюрера и отечество», — говорилось в извещении.

Клаус не плакал. Сжав зубы, он готовился стать солдатом. Сначала был руководителем отряда в юнгфольке, затем фюрером в гитлерюгенде. Он плавал, как рыба, бегал быстрее всех в школе, стрелял в тире. После девятого класса его призвали для несения вспомогательной службы в зенитных войсках. «Без отрыва от учебы», — говорилось в приказе, но к учебе Клаус вернулся уже только в советском плену.

Едва они научились стрелять из зениток, как их батарею накрыли американские бомбардировщики. После прицельного бомбометания в батарее не осталось ни одного целого орудия.

Половина школьников погибла. Оставшихся в живых отправили домой, но к домашней жизни Клаус вернуться не смог. Он просто не нашел своего дома, снесенного с лица земли бомбардировщиками союзников. Озлобившийся и несчастный, он явился на призывной пункт добровольцем. Но шестнадцатилетних в армию не брали.

Он отправился в Берлин, чтобы попросить помощи у фюрера. Он попал в столицу Великогерманского рейха в марте сорок пятого, когда все бежали из города на Запад, спасаясь от Красной Армии.

Теперь его уже не спрашивали, сколько ему лет. Здесь были рады добровольцам. Клауса учили стрелять из фаустпатрона по танкам. С оружием в руках он чувствовал себя счастливым. Теперь он знал, что ему следует делать. Все в жизни стало просто и ясно.

Настоящие советские танки он увидел неподалеку от разрушенного здания рейхсканцелярии. Стоя за углом дома, он старательно прицелился и выстрелил из фаустпатрона.

Но так и не узнал, попал в танк или нет.

Разорвавшийся рядом снаряд, выпущенный из танковой пушки, отбросил его в сторону. Он здорово стукнулся головой о стену и потерял сознание. Когда пришел в себя, рядом стоял русский солдат с автоматом в руках и равнодушно смотрел на него.

Клаус пошевелился, и русский передернул затвор.

— Вставай, сука, или пристрелю, — сказал солдат.

Клаус ещё не знал русского языка, но хорошо понял выражение лица автоматчика. На сборном пункте пленных на скорую руку допрашивал молоденький переводчик. Он что-то диктовал ленивому писарю — война кончалась, пленных было слишком много, и ничего особо интересного сказать они не могли.

Возможно, Клауса по причине его возраста отпустили бы сразу после капитуляции вермахта. Но юный упрямец желал быть героем до конца. На вопросы переводчика он отвечать отказался и, вытянув руку вперед, закричал: «Хайль Гитлер!»

Такого хамства юный переводчик, ещё не сносивший первой пары сапог, не вынес. Клаус получил оплеуху и потерял два передних зуба и свободу. Через несколько месяцев его отправили в Сибирь, как «активного члена фашистской молодежной организации».

Когда эшелон остановился, Клаус сам идти не мог. У него было крупозное воспаление легких. Альфред Фохт, врач-танкист, помог Клаусу — с трудом дотащил его до барака. Лекарств в распоряжении Фохта не было, но он как мог лечил юношу, и Клаус выкарабкался.

А ещё через два месяца Клаус подхватил сыпной тиф. Со вшами в лагере боролись, но безуспешно. Два дня у него была высокая температура, бросало то в жар, то в холод, есть не хотелось. У входа в столовую Клаус потерял сознание и упал. Увидев на теле характерную сыпь, врач спецлагеря МВД СССР забеспокоился.

Тифа в лагере боялись как огня. Каждый день спецконтингент осматривали на предмет заразившихся. Всех больных спешно изолировали, но начальник санитарной службы спецлагеря, глянув на Клауса, ошибочно решил, что истощенный парень не жилец.

Но Клаусу повезло. Молоденькая военврач прониклась непозволительной симпатией к юному немцу. Она только начинала свою службу, в лагерь попала впервые, и человеческие чувства её ещё не покинули. Она нашла лекарства для Клауса и выходила его.

Она добилась от начальника лагеря, который ни в чем не отказывал молодым женщинам, покупки пяти коров для больных. Каждый день Клаусу наливали полстакана молока, и он потихоньку выздоравливал.

Лагерь был обнесен колючей проволокой в два ряда. Запретная зона вокруг лагеря тоже была обнесена проволокой. Лагерная электростанция работала с перебоями. Воду подвозили в бочках. В бараках нары сколотили в три ряда. Кормили всякой дрянью. Однажды пленные обнаружили в суповом котле сварившуюся мышь. Но суп выливать не стали. Отказались от своей порции только самые впечатлительные.

Первые месяцы Клаус думал о побеге. Контрольная полоса находилась в запущенном состоянии, заросла травой. Обыски в бараках не устраивались, только небрежно проверяли бригады, возвращавшиеся с работы. К тому же пленные работали на подсобном хозяйстве, охраняемые всего тремя вахтерами.

— Бежать можно, — говорил ему Фохт. — Но куда убежишь из Сибири, да и зачем?

Выздоравливая, Клаус стал много читать. Фохт приносил ему из культурно-воспитательной части газеты и книги. Литературу в лагерь привозили в большом количестве — пропагандистские издания для военнопленных. Вскоре в лагере появились пропагандисты из компартии Германии, они создали школу антифашистского актива.

Многие вступали в неё ради более высокой нормы питания. Клаус ходил на занятия для того, чтобы понять, что ему делать, раз уж война закончилась.

Он стал коммунистом не только потому, что его спасла врач из Красной армии. Оставшись один на земле, он искал убежище, приют и нашел его в коммунистической партии, в этой всемирной общности единомышленников, в универсальной идеологии, обещавшей решить все мировые проблемы.

Когда лагерь закрыли, Штайнбаха привезли в Восточную Германию. Преподаватели из школы антифашистского актива дали юноше рекомендации для вступления в партию. Фохт помог ему поступить в медицинский институт. Клаус не успел доучиться — его зачислили в Министерство государственной безопасности. Он был счастлив. Ему казалось, что уже виден край земли обетованной. Но годы службы в Министерстве госбезопасности стали временем избавления от иллюзий.

Подполковник Маслов вышел в соседнюю комнату и по телефону специальной связи, установленному здесь накануне, позвонил в представительство КГБ в ГДР в Карлсхорсте.

Операцией по вербовке Кайзера руководил полковник Федоровский, который прилетел в Берлин специально ради этой операции. Он был вне себя.

— Зачем вы его напоили? Что теперь с ним делать?

— Надо немедленно отправлять его назад в Западный Берлин, пока его не начали искать, — хладнокровно ответил Маслов. — Шуман здесь и ждет.

— Кайзер дал согласие работать с нами?

— Нет. Но он сказал, что желает остаться в ГДР…

— Пьяный разговор к делу не пришьешь.

— У нас есть магнитофонная запись всех его разговоров. Мы теперь можем держать его в руках, — с энтузиазмом сказал Маслов. — Никуда он не денется. Он будет на нас работать. Если мы предадим гласности его слова…

— …то канцлер его сразу уволит, — закончил фразу полковник Федоровский. — Зачем нам это надо? Его дни в контрразведке так и так уже сочтены. Что мы выиграем? И ещё разгорится страшный скандал из-за того, что мы тайно привозим людей из Западного Берлина.

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая