Вне России - Губин Дмитрий Павлович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/15
• Следующая

Так вот, спустя шесть лет я решил расстаться с былыми страхами и повторить прежний маршрут. Правда, что-то смутно указывало, что его за это время изрядно затоптали.

Теперь менеджер моего банка носил стрижку типа «стога разметало гранатой» и тату на шее. Бывшую электростанцию в Саутворк соединили стеклянным мостом с собором Святого Петра, выпотрошили начинку и устроили галерею Тэйт-модерн: я лежал на полу в машинном зале под выложенном зеркалами потолком, под гигантским искусственным солнцем, в дыму струящегося газа, и вместе с другими выкладывал из тел буквы и слова. В деловом Сити туда-сюда сновал народ в синих костюмах, галстуках и сине-желто-рыжих кроссовках. Строгий 501-й темно-синий «ливайс» носил во всем Лондоне, похоже, я один: лондонские магазины иных джинсов, кроме как предварительно стиранных и рваных, не предлагали.

О Господи, клуб «Париж» закрылся, о нем никто и не помнил! Ночная тусовка из центра, Вест-Энда и Ковент-Гарден вообще перебралась в железнодорожный, промышленный, дешевый Ист-Энд, зажигая между брандмауэров с граффити, бангладешских лавчонок и подозрительных химчисток с объявлениями на арабском.

Внутренне леденея, я зашел в Selfridges. Играли драм-энд-бэйс и немножко брэйк-бит. На этаже одежды для джентльменов висели классные желтые батники в офигенных синих и красных тюльпанах. Рядом приплясывал черный продавец. Я вздрогнул. На секунду показалось – тот самый, из «Парижа». В том отделе, где я когда-то покупал классические черные ботинки с отстроченным мыском, до сих вызывающие завистливые взгляды в России, возвышался Монблан прогрессивных сочетаний кислотного розового с желтым и зеленого с красным. Мне лично понравились башмаки от London Fly, «Лондонской Мухи» с носком, разрезанным пополам: отдельно для большого пальца и остальной стопы. Wow.

Странное что-то приходило на ум. Незадолго до отлета в Лондон мы с приятелем были на модной московской вечеринке. Играл джаз, гуляли девушки в умопомрачительных платьях, официанты разносили бутерброды-канапе. Рядом с нами выпивал и закусывал ухоженный господин лет пятидесяти в очень хорошем костюме и с серьгой в ухе.

– Не понимаю, – наклонился ко мне мой приятель, – либо он уже такой босс, что вообще все может позволить. Либо какой-то недоделанный.

– Ну, может, он из рокеров. Память молодости.

– В его возрасте пора бы уже повзрослеть.

И я невольно запахнул ворот, чтобы он не заметил на мне бусы, купленные как-то по случаю там, где море, солнце и все хорошо…

…Но я возвращаюсь в Лондон. Верите или нет, но общая тенденция такова. Все консервативное, застывшее либо умерло, либо умирает, либо перестроилось, либо перестраивается. Визитная карточка нации, универмаг Marks & Spencer, всю жизнь торговавший одеждой для мисс Марпл и мисс Хадсон, пугает пустотой. Продавцы жмутся робкими кучками в виду отсутствия покупателей. Акции упали, убытки рекордны, управляющий директор Люк Вандервельде – в отставке.

Би-Би-Си производит внутреннюю реформу, запускает цифровое радиовещание, на котором один из каналов – BBC IXtra: с инди-музыкой, от которой темнеет в глазах. И даже того, что идет по «обычному» Radio 1 обычным пятничным вечерком – в России хватило бы, чтобы стать музыкальным событием года для особо продвинутой молодежи.

На телеке пятидесятилетние девушки в прямом эфире всерьез обсуждают, мешает или нет работе в офисе наличие тату на лице и других открытых частях тела – и приходят к мнению, что не мешает, а позволяет легче установить с клиентом доверительные отношения.

Довольно примеров или еще?

Даже Ministry of Sound, «Министерство звука», самый, пожалуй известный в России лондонский клуб, весь в долгах как в шелках по причине слишком сильной привязанности к старому, доброму прогрессив-хаусу. Никто, кроме туристов, туда не идет…

И что бы по этому поводу мне сказать? – Ага!

Дорогие российские мальчики и девочки, особенно достигшие середины жизни или даже перевалившие через нее!

Как и всем брежневским недокормышам, вам, я так полагаю, тоже пришлось недоколбаситься, недогулять, недоплющиться и недорастопыриться. И, держу пари, в мыслях тоже хотелось: серьгу – в пупок, «гвоздик» – в бровь, тату – на лопатку, волосы – в дрэды, и на скейт, серф или рейв. Когда б особенно знали, что последнее значит.

Но откладывать далее невозможно – хотя бы потому, что волос на голове все меньше.

Я не то чтобы призываю ринуться во все тяжкие, давая материал для диссертаций о кризисе среднего возраста. Я просто думаю, что потратить жизнь на соблюдение приличий и поддержание традиций – грех куда больший, чем реализацию желаний. Не говоря уж о том, что поддержание неизменного статуса – свойство скорее смерти, чем жизни. И вообще, какого черта мы, сытые старым совковым консерватизмом, с таким упоением кинулись в постсоветский консерватизм?

Чтобы выжить, чопорному Лондону пришлось перестать быть чопорным. Именно оттого здесь лучшие в мире дизайн, музыка и музеи, которые, кстати, за то время, что я их не видел, перестали брать деньги за вход, стали раз-другой в неделю работать до десяти, да еще и подкатывать под эту продленку выпивку и музон и устраивать очень даже ничего parties.

И здесь, в Лондоне, это никого не смущает, как никого не смущают пропирсингованные пенсионерки, целующиеся на набережных со своими крашеными ровесниками-бойфрендами.

Москва на этом фоне – не то чтобы скучновата, но серовата. Может, обувь на людях не та. Может, морды на людях не те.

Попробуйте не побояться попробовать. Что нам за это может быть?

Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь вернуться в Россию из Лондона с серьгой в ухе.

2004

Дело прошлое: из Англии я прилетел все же без серьги.

Но в первую неделю в Москве ухо все-таки проколол.

Я тогда еще работал политобозревателем на «Радио России», и с серьгой в ухе завалился на работу.

Мой приятель, выбившийся в начальники, косился на меня весь день. Вечером, в ресторане, я ему рассказывал, что верить в «старую добрую Англию» можно лишь там не бывая. И что котелки в Англии носят не джентльмены, а дормены, охранники при входе в некоторые колледжи в Оксфорде. И что колледжи в Оксфорде – это не департаменты университета, а единицы административно-территориального устройства.

Но мой приятель не слушал, а все смотрел и смотрел на мою серьгу.

– Слушай, – наконец, он не выдержал. – А ты не слишком там изменился?

Я оценил усилие, с каком он скрыл подразумеваемое «ориентацию свою не изменил?» – и с таким же усилием сам едва удержался от смеха, потому как раз собирался рассказать, что в Лондоне на сексуальную ориентацию обращают внимания столько же, сколько на праворукость или леворукость.

При первой же возможности я написал заявление об уходе по собственному желанию – и ушел из госжурналистики на глянцевые хлеба.

Ко всеобщему облегчению.

2012

Tags: Шопинг и экономический форум. – Очередь из русских самолетов и Little Moscow. – Прикупить недвижимость и футболистов.

В англосаксонском мире есть понятие city stories – городские байки, легенды. Типа рассказов о гастарбайтерах, подрядившихся очистить коллектор от крыс – и сожранных грызунами. В Лондоне я услышал историю о том, как охрана богатых русских, совершающих шопинг, требует отключать в магазинах видеонаблюдение.

Не знаю, не знаю. В Лондоне без телохранителей обходится вроде бы даже Березовский. Но каждый раз, когда пробегаю по Kensington Palace Gardens – тихой, респектабельной улочке у Кенсингтонского дворца (на ней же, кстати, наше посольство) – у меня ощущение, что видеокамеры особняков ведут прямую трансляцию в Москву. Дома здесь скуплены нашими.

• Предыдущая
• 13/15
• Следующая