Юркин хуторок - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая

— Это сказка? — спросил, все более и более изумляясь, Бобка.

— Нет, это правда!

— Не может быть!.. Ты, верно, мне рассказываешь сказку, — усомнился мальчуган. — Я не вижу ни лопуха, ни кузнечиков, а просто ты пролезла за картину и просунула лицо в дырку, заменяя собою съеденное крысами лицо китайца.

— Как ты смеешь мне не верить? — рассердилась Мая, недовольная тем, что смышленый Бобка понял ее проделку.

— Да я…

— Верь! Верь мне! Изволь сейчас же верить, когда я тебе говорю! — нетерпеливо вскричал беленький китаец.

— Зачем же ты сердишься? — удивленно спросил Бобка. — Или феи должны всегда сердиться?

— Глупый мальчуган! — снова нетерпеливо произнесла Мая и сделала резкое движение головой.

От этого движения пестрый халат китайца заколыхался, что-то загрохотало, зашумело позади него, и в один миг и пестрый китаец, и маленькая фигурка феи вместе со стулом, Бог весть какими судьбами очутившимся за картиной, — все это неожиданно рухнуло к ногам изумленного Бобки…

В первую минуту Бобка опешил и стоял с широко раскрытыми от изумления глазами и ртом. Потом он со всех ног бросился к Мае.

— Ты ушиблась? — вскричал он, силясь поднять ее и поставить на ноги.

Мая терла коленку и горько плакала.

— Противный стул! — ворчала она. — Я не знала, что у него сломана ножка, и влезла на него, чтобы приделать голову обезглавленному китайцу.

— Ай-ай-ай, какая ты неосторожная! — покачивая укоризненно головою, протянул Бобка.

— А ты… — начала было сердито девочка и вдруг сконфуженно умолкла: в дверях стояли Юрий Денисович, Антон и оба мальчика.

— Барышня! Наша барышня! — удивленно вскричал слуга лесничего. — Как вы попали сюда?

— Так, значит, ты не фея? — протянул разочарованным голосом Бобка.

У Май болела коленка, и из ее беленького носика показались капельки крови. На конце носика краснела некрасивая ссадина. Очевидно, она сильно ударилась при падении.

— Нет, фея! — сердито бросила она в сторону Бобки.

— Какая же ты фея, если разбила себе нос! Разве бывают феи с разбитыми носами? Скажи, папа! — самым серьезным тоном обратился Бобка к отцу.

Его наивная, недоумевающая рожица была до того забавна, что Сережа и Юрик прыснули со смеха.

— Полно смеяться, дети! — остановил Волгин. — Маленькая барышня хотела подшутить над нами. Не правда ли, барышня? — ласково обратился он к Мае.

Мае было очень совестно и неловко. Она хотела провести детей Волгиных, подшутить над ними и вдоволь посмеяться, а судьба распорядилась иначе, и они сами теперь смеялись над нею, Маей. Поэтому она почувствовала невольную признательность к Юрию Денисовичу, остановившему смех шалунов.

— Вот что, барышня, — продолжал тот, видя смущение Май, — мы проводим вас до дому к вашему дедушке, с которым мне, кстати, давно хотелось познакомиться и попросить отпускать вас на хутор почаще. Вам будет куда веселее играть в обществе детей, нежели одной…

— Или с Митькой, — неожиданно сорвалось с губ Май.

И она тут же со смехом рассказала, что она заставляла Митьку прибегать рассказывать ей все, что происходит на хуторе.

— Так вот откуда ты узнала все про нас и могла так подробно рассказать об этом в лесу! — догадался Бобка и невольно рассмеялся над тем, как провела его в лесу Мая.

Дети Волгины быстро подружились с внучкой лесничего. Живая, веселая и умненькая Мая пришлась им по душе. И Мая в свою очередь перестала негодовать на трех бойких шалунов-мальчуганов, поселившихся на «ее хуторке». Теперь, получив приглашение приходить на этот хуторок, она могла снова и ласкать Буренку, и кормить голубей, и бегать по саду, и рвать цветы — и не одна уже, а в обществе трех новых товарищей. И она чистосердечно рассказала детям по дороге к лесному домику, как она невзлюбила их сначала; и потом со смехом поведала им, как ей пришла веселая мысль потешиться над ними; как она тайком пробралась в старый дом и поставила стул за портрет китайца, чтобы еще раз вдоволь посмеяться над Бобкой.

— И вот я стала «фея с разбитым носом», — со смехом заключила она свою исповедь и побежала вперед — предупредить дедушку о неожиданных гостях.

Дмитрий Иванович был очень доволен приходом Волгиных. Он угощал их свежей, душистой лесной земляникой со сливками и рассказывал им о хуторских делах и о лесах, и о старом князе и его сыне, уехавшем уже давно учиться за границу.

Только перед самым обедом вернулись дети домой с целым ворохом новостей для бедной слепой Лидочки.

— Юрка! Юрик! Где ты? — послышался как-то в полдень звонкий голос Бобки за фруктовым садом, доходившим до самой речки. На берегу речки сидели Сережа, Юрик и Митька. Митька копошился в земле, отыскивая червей, Сережа и Юрик удили рыбу. Солнце палило и жгло немилосердно, и все три мальчугана, покрытые густым налетом загара, казалась теперь похожими на арапчат. Бобка неожиданно вынырнул из-за группы деревьев и подошел к мальчикам. Он казался взволнованным и встревоженным.

— Что такое? — сердито спросил Юрик, недовольный тем, что ему помешали удить.

— Ах, Юрик! — начал прерывающимся от волнения голосом Бобка. — У нас целое происшествие. Знаешь, завтра будут гости, и папа послал за цыплятами в деревню, но Матрена не нашла нигде цыплят, и папа приказал Аксинье зарезать своих к обеду. А ты ведь знаешь, как Лидочка их любит!

— Как, и Чернушку велел зарезать? — испуганно вскричал Сережа.

— Нет, Чернушка — Лидочкина любимица, и папа не велел трогать Чернушку, но он не знает, что не только Чернушка дорога Лидочке, а и все цыплята. Ведь она сама кормит их по утрам и вечерам; они знают ее голос, вскакивают к ней на колени, берут у нее корм прямо из рук.

— Так почему же ты не скажешь все это папе? Тогда бы он не отдал приказания зарезать Лидиных любимцев.

— Да ведь я узнал это уже после папиного отъезда, — оправдывался Бобка. — Я слышал, как Матрена сказала Аксинье: «Зарежь вечером цыплят, кроме черной молодки, барышниной любимицы». Папа приедет только ночью, когда все уже будет кончено с цыплятами… Он поехал опять к этому противному учителю приглашать его поступить к нам. Так мне, по крайней мере, сказала Лидочка.

— А что она?

— Кто, Лидочка? Она плачет.

В один миг удочка выскользнула из рук Юрика и поплыла по реке.

— Митька, поймай! — крикнул он своему босоногому приятелю.

Тот не заставил повторять приказания: сбросив с себя одежду, он, как лягушка, нырнул в воду. А сам Юрик во весь дух помчался от реки к дому. Бобка сказал правду. Лидочка сидела на террасе и горько плакала. Над ней стояла Ирина Степановна и ворчала, разводя руками:

— Постыдитесь, сударыня! Нашла о чем кручиниться, слезки проливать. Из-за птицы глупой глазки нудить вздумала! Эка невидаль, цыплят на жаркое зарезать велено! Так из-за этого стоит ли рекой разливаться? Чего ж ты не плачешь, когда бифштекс или котлетку кушаешь? Ведь тоже из мяса коровы приготовлено, и тоже скотинку для того убить пришлось…

— Да ведь не то это, няня! — всхлипывая, проговорила Лидочка. — Ведь я их сама растила и кормила, понимаешь, — и вдруг…

Тут Лидочка не выдержала и залилась новыми слезами.

— Не плачь, Лида! — послышался подле нее голос Юрки. — Мы не дадим твоих любимцев в обиду, — сказал он, обнимая и целуя слепую. — А ты, няня, ступай, я успокою сестру.

— Ишь ты, какой лыцарь выискался, — заворчала на него по своему обыкновению старушка, — ты вот лучше скажи, где штаны продырявил!

И она, поймав Юрика за руку, указала ему на громадную дыру на панталончиках около колена.

Но Юрик только сердито отмахнулся от няни и, наклонившись к уху Лидочки, зашептал тихо оживленно:

— Не горюй, Лидок, ведь мы хотя и большие шалуны, а тебя, нашу бедную слепенькую Лидочку любим очень-очень крепко. Не беспокойся за своих курочек. Слышишь? Даю тебе мое Юркино слово, что ни одна из них не будет зарезана, и завтра поутру ты будешь по-прежнему кормить на крыльце всех своих цыплят!

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая