Юркин хуторок - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая

Но умница не хотела принять совета дедушки. Ей было не до рассуждений. Схватив Митьку за руку, она бегом сбежала с ним с балкона, и скоро ее звонкий голосок, распевающий веселую песенку, донесся до слуха деда:

Прошла неделя со дня приезда семейства Волгиных на хутор. Эта неделя показалась детям каким-то сплошным и радостным сном. С каждым днем они находили все новые и новые прелести в своей деревенской жизни.

Даже бледная слепая Лидочка — и та чувствовала себя гораздо лучше, нежели в городе или на даче. Целыми днями просиживала она в саду, греясь на солнышке, вдыхая аромат цветов, росших в изобилии на клумбах и куртинах, и прислушиваясь к пению птичек. Она смутно желала снова услышать серебристый голосок и звонкий смех странной девочки, называвшей себя феей. Но девочка не появлялась больше, и маленькая слепая потеряла всякую надежду увидеть ее.

Сергей, Юрик и Бобка гораздо веселее, нежели их сестра, проводили время.

Они сдружились с Митькой, купались, играли вместе и сообща занимались голубями. Митька пришелся им по вкусу. Это был расторопный и ловкий малый, хотя немного глуповатый, но глупость Митьки скорее смешила, нежели сердила их. А наигравшись вдоволь за день с барчатами, под вечер Митька бежал в лесной дом с целым запасом новостей для Май.

Мая и Митька до приезда Волгиных постоянно играли вместе, живя по соседству друг с другом, и умненькая Мая сумела подчинить себе простоватого Митьку и заставлять его все делать по-своему.

И теперь Митька исполнял все желания своей бывшей госпожи.

— А вы не видели княжеского дома? Хотите его осмотреть со мною? — предложил как-то Юрий Денисович мальчикам.

— Ах, да! Вот славно! Непременно возьми нас с собой, папа! — закричали дети, прыгая и тормоша отца во все стороны.

— Ну вот и отлично, — весело проговорил Юрий Денисович, — мне княжеский лесничий прислал любезное предложение осмотреть большой дом. Завтра и отправимся туда.

— Ну, и отправляйтесь с Богом, а мы хоть с Лидочкой отдохнем как следует без наших головорезов! — обрадовалась нянюшка, которой порядочно-таки надоели шум и беготня трех мальчуганов.

— А сейчас мы в лес пойдем! Можно нам в лес, папа? — вскричал Юрик.

— Поздно в лес идти, тем более что я не могу сопровождать вас сегодня: мне надо еще проверить хозяйские книги. А одних вас страшно пустить, — ответил отец.

— Ах нет, совсем не страшно, папочка, с нами пойдет Митька. Он всякий уголок в лесу знает! — приставал к отцу Юрик.

— Ну, если знает — идите с Богом! Только смотрите, к ужину назад, — предупредил детей Юрий Денисович. — Ты, Сергей, старший и возьми на себя ответственность за братьев. Смотрите, будьте на опушке, а в лес не углубляйтесь… чтобы я был спокоен.

— Будь покоен, папа, я тебе даю слово, что мы дальше опушки не пойдем и к ужину будем дома! — серьезным тоном, как взрослый, произнес Юрик.

— Ну, Юрка, смотри, — улыбнулся Волгин, — не давши слова, крепись, а давши — держись.

— Буду держаться, папочка, — весело вскричал Юрка и быстро скомандовал (Юрка всегда любил командовать): — Ну, стройся! Оборот налево, шагом марш!

И вся команда, состоящая из четверых мальчуганов, с босоногим Митькой во главе, зашагала к лесу.

На опушке леса было хорошо и прохладно. Мальчики с наслаждением принялись прыгать и играть под тенью громадных елей и густолиственных берез. Митька ловил Бобку, Бобка улепетывал от Митьки, поминутно радостно взвизгивая. Юрка и Сережа влезали на деревья и оттуда любовались видом старого княжеского дома, который находился в версте от опушки и казался огненным в вечернем освещении заходящего солнца.

Но Бобка был еще слишком мал, чтобы находить прелесть в красоте природы, а Митька был слишком глуп для этого, и потому они продолжали бегать и возиться на опушке. И вдруг, догоняя Митьку, Бобка увидел прелестный беленький цветочек, росший в стороне от опушки.

В одну минуту мальчик был подле цветка и сорвал его. Но тут на пути Бобке показался другой цветочек, еще лучше прежнего, и Бобка во всю прыть бросился к нему; за ним помчался Митька, сверкая своими грязными пятками.

— Борис! — крикнул Юрик, взгромоздившийся было на высокую ель. — Не смей убегать от опушки! Или ты забыл, что сказал папа?

Бобка вовсе и не думал забывать того, что говорил папа, но белые цветочки были слишком заманчивы, чтобы он мог удержаться от соблазна их сорвать и составить из них хорошенький букетик, и к тому же с ним был Митька, а с Митькой Бобка ничуть не боялся заблудиться.

Перебегая от цветка к цветку, оба мальчика незаметно углубились в чащу леса и наконец очутились среди высоких исполинов-елей, протягивающих к ним свои мохнатые ветки.

— Мы не заблудимся, Митька? — тревожно обратился Бобка к своему новому приятелю.

— Во! Што мне, впервые, што ли? Я весь этот лес вдоль и поперек знаю! — хвастливо проговорил Митька. — Вот только разве, когда «он» загудит, тогда уж больно страшно!

— Кто «он»? — спросил шепотом Бобка, и глаза у него расширились и стали круглыми от страха.

— Да «он» — леший. Во страху-то бывает, как он гудеть зачнет на весь лес!

— А папа и Лидочка говорят, что леших не бывает на свете, — произнес храбро Бобка.

— Во! — по своему обыкновению произнес Митька. — И русалок, скажешь, не бывает, и домового?

— Нет, не бывает. И папа, и Лидочка говорят, что не бывает.

— Глупы, оттого и говорят. А кто, как не «он», в лесу гудит? А иной раз наши бабы за хворостом пойдут в лес зимою, а «он»: гу-гу-гу-гу — так и зайдется.

— Так это ветер, — нерешительно произнес Бобка, невольно поддаваясь уверенному тону Митьки.

— Во, ветер! Сам-то ты ветер! Такой большой вырос, а про лешего не знаешь. И чему только эти господа детей своих учат! — и Митька, возмущенный невежеством барчонка, даже сплюнул в сторону.

— Глупости ты говоришь! Никаких леших нет! Врешь ты все! — с дрожью в голосе произнес Бобка.

— Ан есть!

— Нет! Нет! Нет!

— Есть! Есть! Есть!

— Ну, коли есть, так я с тобой и разговаривать не стану! — рассердился Бобка.

— Эва, напугал! А я тебя одного в лесу кину, коли што. Тебя и съест леший.

— Не смеешь! — вскричал Бобка, и даже слезы навернулись на его синие глазки.

— Не смею? Я-то? А вот увидишь!

И прежде чем Бобка мог произнести хотя одно слово, Митька со всех ног кинулся бежать от него, и через минуту-другую его маленькая фигурка исчезла в чаще деревьев.

— Митька! Митька! Гадкий! Злой! Противный! — кричал Бобка. — Вернись! Я папе пожалуюсь. Тебе достанется, Митька!

Но Митьки и след простыл. Тогда, испуганный своим одиночеством в лесу, Бобка стал звать братьев плаксивым голосом:

— Юрик! Сережа! Сережа! Подите сюда!

Но — увы! — никто не откликался. Должно быть, мальчик, незаметно переходя от цветка к цветку, слишком далеко отошел от опушки.

Солнце между тем уже село. Его прощальные лучи потухли за верхушками мохнатых елей. Легкий, прохладный ветерок подул с севера. В лесу стало холоднее и темнее.

Бобка начал трусить. Он пошел наугад по вьющейся тропинке; потом сперва повернул налево, затем направо и зашел, наконец, в такую чащу, из которой, казалось, никуда нельзя было выбраться. Тут Бобка бросился на траву и горько заплакал.

Долго лежал и плакал Бобка на зеленом мху. Ему было и жутко, и холодно, и хотелось кушать. Ему вспомнились те вкусные вещи, которые няня заказывала кухарке Матрене к сегодняшнему вечеру. Особенно ярко представлялась та вкусная булка, которую испекла сегодня Матрена и которую подадут к чаю. Булка так живо представлялась его воображению, что Бобку неудержимо потянуло домой, за чайный стол. Он утер слезы, вскочил с травы и пошел назад, с трудом отыскивая в траве следы своих крошечных ножонок.

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая